наблюдателя, оно повернуло голову и уставилось прямо в камеру.
Даня прикусил язык.
Существо метнулось через площадь, как краб-мутант, подбрасывая вверх ноги и руки, через кусты и деревья, прямо к дому дяди Вити. Тут любой оператор выронил бы камеру, и Данька не стал исключением. Он попятился и был готов кричать во все горло.
Но когда чудовище заглянуло в комнату, он онемел.
Существо-из-локомотива вскарабкалось по фасаду на третий этаж и прилипло к стеклу. Пальцы у него были длинными, как у какой-то тропической лягушки, и увенчанными присосками. Китель покрывали пятна мха, крупные вороненые пуговицы сверкали, как кусочки слюды. На яйцеобразной голове существа криво сидела фуражка с пятиконечной звездой. А его лицо… Это нечеловеческое лицо! О, пригласи его кто сыграть в кино, и зрители действительно выходили бы после сеанса заиками.
С крючка сорвалась и упала за коробку с железной дорогой одна из фотографий дяди Вити. Существо посмотрело в ту сторону и принюхалось. У него были красные глаза. Морда вытянутая, как у муравьеда из передач по «Дискавери», узкая, заканчивающаяся подвижной трубкой. Из трубки высунулся и затрепетал язык, похожий на червяка.
Вот тут-то Даня и закричал.
Кричал он зажмурившись, полагая, что крабо-жабо-муравьед уже вышиб окно и проник в комнату, но тут над ухом охнула бабушка. Даня открыл глаза. Окно опустело.
– Внучек! Что стряслось?
Позади бабушки вырос заспанный дядя Витя. В руке он держал кухонную колотушку.
– Пожар? Грабеж? Кому-то шею намылить?
Даня подбежал к окну. Существо сгинуло. СО не дымился и погасил фонарь, притворяясь мирной грудой металла. Но на стекле снаружи Даня заметил кружки: отпечатки лягушачьих присосок. И телефон продолжал записывать видео.
«Это доказательство! – подумал Даня. – С этим – хоть в Москву на телешоу иди!»
«Никому ни слова!» – прозвучал в голове голос Валика.
А еще Даня испугался, что паровоз их подслушивает. Что они ни до Останкино, ни до порога его квартиры не дойдут: стоит ему развязать язык, паровоз вернется и всех троих унесет.
– Милый, ты в порядке? – спросила бабушка, выглядывая в окно. Врать было стыдно, но Даня ответил:
– Мне кошмар приснился. Простите.
Дядя Витя просветлел лицом и опустил колотушку. Бабушка обняла Даню.
– Не за что извиняться! Главное помнить, что сны не кусаются.
На счет этого у Дани были большие сомнения.
Даня прикусил язык.
Существо метнулось через площадь, как краб-мутант, подбрасывая вверх ноги и руки, через кусты и деревья, прямо к дому дяди Вити. Тут любой оператор выронил бы камеру, и Данька не стал исключением. Он попятился и был готов кричать во все горло.
Но когда чудовище заглянуло в комнату, он онемел.
Существо-из-локомотива вскарабкалось по фасаду на третий этаж и прилипло к стеклу. Пальцы у него были длинными, как у какой-то тропической лягушки, и увенчанными присосками. Китель покрывали пятна мха, крупные вороненые пуговицы сверкали, как кусочки слюды. На яйцеобразной голове существа криво сидела фуражка с пятиконечной звездой. А его лицо… Это нечеловеческое лицо! О, пригласи его кто сыграть в кино, и зрители действительно выходили бы после сеанса заиками.
С крючка сорвалась и упала за коробку с железной дорогой одна из фотографий дяди Вити. Существо посмотрело в ту сторону и принюхалось. У него были красные глаза. Морда вытянутая, как у муравьеда из передач по «Дискавери», узкая, заканчивающаяся подвижной трубкой. Из трубки высунулся и затрепетал язык, похожий на червяка.
Вот тут-то Даня и закричал.
Кричал он зажмурившись, полагая, что крабо-жабо-муравьед уже вышиб окно и проник в комнату, но тут над ухом охнула бабушка. Даня открыл глаза. Окно опустело.
– Внучек! Что стряслось?
Позади бабушки вырос заспанный дядя Витя. В руке он держал кухонную колотушку.
– Пожар? Грабеж? Кому-то шею намылить?
Даня подбежал к окну. Существо сгинуло. СО не дымился и погасил фонарь, притворяясь мирной грудой металла. Но на стекле снаружи Даня заметил кружки: отпечатки лягушачьих присосок. И телефон продолжал записывать видео.
«Это доказательство! – подумал Даня. – С этим – хоть в Москву на телешоу иди!»
«Никому ни слова!» – прозвучал в голове голос Валика.
А еще Даня испугался, что паровоз их подслушивает. Что они ни до Останкино, ни до порога его квартиры не дойдут: стоит ему развязать язык, паровоз вернется и всех троих унесет.
– Милый, ты в порядке? – спросила бабушка, выглядывая в окно. Врать было стыдно, но Даня ответил:
– Мне кошмар приснился. Простите.
Дядя Витя просветлел лицом и опустил колотушку. Бабушка обняла Даню.
– Не за что извиняться! Главное помнить, что сны не кусаются.
На счет этого у Дани были большие сомнения.
