Я считала, что он уже ничем не может быть мне полезен. Его словам и мыслям не было места ни на уроках литературы и философии, ни на красных бархатных диванах в гостях у моих одноклассниц. Летом, сидя в своей комнате, я слышала через открытое окно размеренный стук его лопаты, равнявшей развороченную землю.
Быть может, я и пишу потому, что нам больше нечего было друг другу сказать.