Мое сердце тоже бывало пронизано ядовитым мечом, но всегда зарастало, как дикий сад, готовое к новой ране. Оттого ли, что глаза мои смотрели на ковры, а ковры учили повторению? Оттого ли, что боль почти что быль, а значит, без нее невозможно прожить?