Дядю Тромпа понесло; он обрушивал на паству ужасные обвинения, потрясал их особенным тоном, который Манфред про себя называл «тот еще голос», а потом успокаивал мягкими высокопарными пассажами и обещаниями спасения, после чего снова сыпал картинами горящей серы и вечных мук, летящими в паству, как огненные копья.