И когда он хотя и критически, но любя обозревал наш космос во всем его бесконечном разнообразии и в краткое мгновение полной ясности сознания, я почувствовал, что он преисполнился почтением к созданию, которое он сотворил или извлек из тайников своего существа, играя роль божественной повивальной бабки. Он знал, что это пусть простое и несовершенное создание – обычный плод его творческого воображения – в некотором смысле было более реальным, чем он сам. Ибо чем бы он был без этого конкретного великолепия? Всего лишь абстрактной творческой способностью. Более того, с другой стороны, сотворенная им вещь была его наставником. Ибо, когда он с восторгом и с благоговением рассматривал свое самое очаровательное и самое сложное произведение, оно преобразило Создателя, в результате чего тот стал более четко видеть свою цель. Он различал достоинства и недостатки своего произведения, и его собственное восприятие и искусство становились более зрелыми.