посели́лись за ре́чкой.
О́сень пришла́ уже́ и на́ реку. И́вы-раки́ты облете́ли, трава́ побуре́ла и пони́кла. Снег выпада́л и та́ял. Ре́чка ещё бежа́ла, но по утра́м на ней был ледо́к. И с ка́ждым моро́зцем он рос. Не́ было по берега́м и кулико́в. Остава́лись ещё то́лько у́тки. Они́ кря́кали, что оста́нутся тут на всю зи́му, е́сли река́ вся не покро́ется льдом. А снег па́дал и па́дал – и бо́льше уж не та́ял.
То́лько бы́ло сини́чки зажи́ли споко́йно, вдруг опя́ть трево́га: но́чью неизве́стно куда́ исче́зла у́тка, спа́вшая на том берегу́ – на краю́ свое́й ста́и.
– Э́то он, – говори́ла, дрожа́, Зи́нька. – Э́то невиди́мка. Он всю́ду: и в лесу́, и в по́ле, и здесь, на реке́.
– Невиди́мок не быва́ет, – говори́л Зинзи́вер. – Я вы́слежу его́, вот посто́й!
И он це́лыми дня́ми верте́лся среди́ го́лых ве́ток на верху́шках ста́рых ив-раки́т: высма́тривал с вы́шки таи́нственного врага́. Но так ничего́ и не заме́тил подозри́тельного.
И вот вдруг – в после́дний день ме́сяца – ста́ла река́. Лёд ра́зом покры́л её и бо́льше уж не раста́ял. У́тки улете́ли ещё но́чью.
Тут Зи́ньке удало́сь наконе́ц уговори́ть Зинзи́вера поки́нуть ре́чку: ведь тепе́рь враг мог легко́ перейти́ к ним по льду. И всё равно́ Зи́ньке на́до бы́ло в го́род: узна́ть у Ста́рого Воробья́, как называ́ется но́вый ме́сяц.