Запомина́й: вью́ги да мете́ли под февра́ль полете́ли. В феврале́ люте́ют во́лки, а у Медве́дицы в берло́ге медвежа́тки родя́тся. Со́лнышко веселе́й све́тит и до́льше, а моро́зы ещё кре́пкие. А тепе́рь лети́ в по́ле.
Реши́ла Зи́нька:
«Полечу́-ка я ны́нче по всем места́м: и в лес, и в по́ле, и на́ реку… Всё осмотрю́».
Пе́рвым де́лом наве́далась к ста́рому дру́гу своему́ – Дя́тлу-Красноша́почнику. А он как уви́дел её и́здали, так и закрича́л:
– Кик! Кик! Прочь, прочь! Тут мои́ владе́ния!
О́чень удиви́лась Зи́нька. И кре́пко на Дя́тла оби́делась: вот тебе́ и друг!
Вспо́мнила о полевы́х куропа́тках, се́рых, с шокола́дной подко́вкой на груди́. Прилете́ла к ним в по́ле, и́щет куропато́к, – нет их на ста́ром ме́сте! А ведь це́лая ста́я была́. Куда́ все подева́лись?
Лета́ла-лета́ла по по́лю, иска́ла-иска́ла, наси́лу одного́ петушка́ нашла́: сиди́т во ржи, – а рожь уж высо́кая, – кричи́т:
– Чир-вик! Чир-вик!
Зи́нька к нему. А он ей:
– Чир-вик! Чир-вик! Чичире́! Пошла́, пошла́ отсю́да!
– Как так! – рассерди́лась Сини́чка. – Давно́ ли я всех вас от сме́рти спасла́ – из ледяно́й тюрьмы́ вы́пустила, а тепе́рь ты меня́ и бли́зко к себе́ не пуска́ешь?
, бе́гает по бе́регу, дли́нным хво́стиком по