А мои аффективные реакции совершенно несоразмерны ситуациям, ведь по-другому меня просто не научили. Как мама приходила в ярость от любой моей провинности, так и я реагировала на любую мелочь — ярко и агрессивно.

Все это под скрип эмоциональных качелей, на которых пограничник постоянно качается. То, летя вверх, в эйфорию и безудержную радость, то опускаясь вниз, в глубокую депрессию и злость. Все ровно так же, как тогда в детстве, когда невозможно было предугадать материнское настроение, оно могло быть веселым, и мы бы пошли гулять, а могло бы быть агрессивным, и тогда жди очередных побоев, даже если ты ничего такого не сделала.

И если совсем уже погрузиться в науку и спросить, а точно ли это все приобретенное, ведь многие психические расстройства являются генетическим фактором? Я отвечу, ученые до сих пор спорят, является ли ПРЛ врожденным или же приобретается в детстве, сопряженным с насилием. Вот только можно иметь врожденную особенность, но если детство пройдет положительно, она просто не проявится. А можно не иметь генетического фактора и сломать человека «воспитанием». Была ли у меня плохая генетика, я не знала, но то, что меня все детство ломали «воспитанием», это так.

И вот сейчас, спустя столько лет боли и страданий, я должна была жить с пограничным расстройством, вновь и вновь погружаясь в эмоциональное состояние прошлого. Мой мозг не мог разглядеть иной жизни, потому что сложившиеся паттерны
[4]
поведения требовали многолетней терапии, которая смогла бы лишь облегчить симптомы, но не искоренить их полностью.

Такова природа ПРЛ, которым страдает около 6% населения, и которым страдаю я.

Я — девочка, у которой была и не была мать.

Я — девочка, которой не достаточно было ее детства.

Я — девочка, которой еще предстоит найти решение — таблетку от этого страшного расстройства, которое отказываются лечить в наших больницах.

Я — девочка, которая давно уже выросла, но все еще остается той маленькой девочкой, потому что не знает, как повзрослеть.