Гребу в ночи вёслами, тихо скользя по глянцевому полотну канала имени Москвы. В пульсирующих бликах на водной ряби угадывается пылающее за спиной пламя над каркасом третьего корабля, пропитанного доброй сотней галлонов керосина. Весло впивается в чёрное, исчезая в его плоти, отдаляя меня от места преступления и одновременно от сакральной точки невозврата. В этот момент я перестаю быть пассивным наблюдателем; опуская вёсла и придавая через посредство своего плечевого аппарата импульс старенькой деревянной посудине, я впервые в жизни становлюсь действующим лицом, и мне страшно. Так страшно не было ещё никогда.