Мы с трудом втиснулись в автобус, идущий в Хадар-Йосеф, на окраину Тель-Авива, заселенную новыми эмигрантами. Пассажиры проклинали друг друга по-еврейски, по-польски, по-немецки и на ломаном иврите. Женщины ссорились из-за мест, мужчины их разнимали. Какая-то еврейка везла корзинку с живыми цыплятами. Они проделали дырку, и теперь летали у пассажиров над головами. Водитель кричал, что высадит каждого, кто создает беспорядок. Наконец стало тихо, и я услышал, как Геймл говорит:

— Да, еврейский народ. Все, кто сюда приехал, не в своем уме. Жертвы Гитлера. Каждый — комок нервов. Вечно подозревают, что их притесняют. Сначала они проклинали Гитлера, теперь осыпают проклятиями Бен-Гуриона [114]. Дети их или даже внуки уже будут нормальными людьми, если только Всемогущий не пошлет на нас новую катастрофу. Вы не знаете, да и не можете знать, через что мы прошли