отличие от Достоевского, автор АК не связывал спор вокруг «славянского дела» с задачей выработки русского национального самосознания. Критика панславистского угара подчинена у него прежде всего тому, чтобы раскрыть процесс постижения индивидом самого себя, а не своей принадлежности к так или иначе очерченному национальному сообществу1123. Тем не менее сегодняшний историк, хотя бы сколько-нибудь знакомый с исключительной сложностью межэтнических и межрелигиозных отношений в балканских владениях Османской империи, где нетерпимость и склонность к насилию проявляла не только Порта, но и обретавшие национальную идентичность славяне, — такой историк должен по достоинству оценить скепсис Толстого и его героя. Не будучи экспертами по Балканам, тот и другой интуитивно распознавали односторонность тех живописаний неслыханных турецких зверств, которые были для Достоевского заведомой кристальной правдой и переворачивали ему душу.