По-видимому, Пушкин хотел отделить фактическую, «прозаическую» историю своего путешествия от глубинной, «поэтической», отразившейся лишь в «кавказском цикле», с тем чтобы они вступили между собой в межжанровый диалог, подобный диалогу между «Историей Пугачевского бунта» и «Капитанской дочкой».