И вот они явились. Хрупкие имена, ломкие голоса, прерывистые фразы, сгорбленные или гордо выпрямленные спины, пальцы, вцепившиеся в кафедру, воспоминания, которые теснятся или ускользают, жгут память или выпадают из нее, слезы ручьем или сухие глаза, глухой гнев, безмятежность, ноги, распухшие от стоячей работы, седые волосы, роскошные костюмы, скромные наряды, призраки.

Свидетели — наконец-то! Наконец, после долгих часов, потраченных на говорение всяких слов: острых, тупых и резких, на процедурные придирки, ожидание, позерство, на ежедневные бесплодные попытки вызвать в суд Барби и бурные бесплодные споры по этому поводу, в зал вошла Леа Кац. Она подошла к свидетельскому микрофону. Сумку поставила на пол. Откинула со лба седые волосы и тихим голосом начала свой рассказ.