Чад сбавил шаг, поправил шляпу, чтобы яркие лучи не слепили глаза, и отдался плавному ходу невидимого потока, под действием которого текла здешняя жизнь. Признаться, он позабыл, что такое свобода, он давно разучился видеть мир в его истинном свете. Позволил рутине завладеть сердцем, превратил рисование в работу и утратил удовольствие, обычно сопровождавшее любимое занятие. Он экономил себя и был буквально парализован страхом ошибиться. Да, пожалуй, никогда прежде он так не боялся провала, как теперь, в дни, когда для этого, казалось, было самое неподходящее время. Где смелость, которой он прежде обладал и которая так восхищала его однокурсников и учителей в первые годы учебы? Где честность, страсть, где, в конце концов, гнев, это топливо неудачников, спасительный удар в солнечное сплетение, возвращавший веру в свои силы? Чад стал жалким и трусливым. Но когда? Что произошло с ним и его жаждой творить?