так много тут бледных, платками укутанных, женщин.

Но вижу я птиц, вижу птиц я, великих и малых,
в глазах их горят белым цинком последние вёдра
стоящих в хвосте за живою водой водоёма.
А мама ледок голубыми руками ломала.

Я мыл коридор ветхой тряпкой — и вроде при деле,
но думал, но думал, но думал сквозь сонную одурь,
что страшно смотреться в истории грязную воду
и трудно дышать так всегда накануне рожденья.