Каким чудным доказательством всемогущества одежды был юный Оливер Твист! Завернутый в одеяльце, которое до этой минуты было его единственной покрышкой, он с одинаковым успехом мог быть принят как за ребенка дворянина, так и за ребенка нищего, и даже самый уверенный в себе человек с трудом мог бы определить настоящее положение его в обществе. Теперь же, когда на него надели старое коленкоровое платье, пожелтевшее на такой же точно службе, он был завсегда отмечен и сразу занял подобающее ему место — приходского ребенка, сироты дома призрения для бедных — жалкого, полуголодного горемыки, наделяемого со всех сторон пинками и побоями, презираемого всеми и не пользующегося ничьим состраданием.