Многое изменилось с тысяча девятьсот сорокового. — С этого момента речь Уинстеда полилась рекой, и стало ясно, что он подготовил ее заранее. — После Первой мировой человечество отвернулось от религии и шагнуло навстречу будущему, свободному от старых порядков. Люди очерствели, лишились иллюзий, стали циничны и прозорливы. Элдридж зовет таких «нечестивыми грешниками». И тем не менее это был золотой век науки. Говорят, она расцветает в такие сложные времена.
Однако вы знаете, что творилось с политикой и экономикой. В мире царили хаос и анархия. То было саморазрушительное, дикое, чудовищное время, кульминацией которого стала Вторая мировая война. И если Первая мировая привела к рефлексии и цинизму, то Вторая вернула нас в лоно религии.
Люди с ужасом вспоминают «безумные десятилетия». Они достаточно натерпелись и не хотят повторения. Поэтому и отказались от того, во что верили в то время. Понимаете, их мотивы ясны и похвальны. Эта свобода, эта прозорливость, этот отказ от старых порядков — все они в прошлом. Напрочь забыты. Сейчас мы живем во вторую викторианскую эпоху. И в этом нет ничего удивительного, ведь история подобна маятнику, и сейчас он качнулся обратно, в сторону религии и традиций.
С тех пор сохранилось одно — уважение человечества к научному знанию. У нас появились запреты: разводы не одобряются, женщинам нельзя курить, пользоваться косметикой, носить открытые платья и короткие юбки. Но ограничения не коснулись науки. Пока не коснулись. Поэтому заниматься ею следует с осторожностью, чтобы избежать народного гнева. Скоро людей несложно будет убедить, что именно наука виновата в ужасах Второй мировой. Отис Элдридж в своих речах подошел к этому выводу очень близко. Они станут говорить, что наука вытеснила культуру, а технологии — социологию и отсутствие равновесия чуть не привело мир к гибели. И мне кажется, в некоторой степени будут правы.
Знаете, что нас ждет, если все-таки дойдет до этого? Научные исследования могут запретить вовсе. В лучшем случае наука окажется под полным контролем государства и сама задохнется. На то, чтобы справиться с последствиями катастрофы, уйдут тысячелетия. Ваши испытания могут стать последней каплей. Вы настолько взволновали общественность, что с каждым днем успокоить ее все сложнее. Я предупреждаю вас, Джон. Последствия лягут на ваши плечи.
Однако вы знаете, что творилось с политикой и экономикой. В мире царили хаос и анархия. То было саморазрушительное, дикое, чудовищное время, кульминацией которого стала Вторая мировая война. И если Первая мировая привела к рефлексии и цинизму, то Вторая вернула нас в лоно религии.
Люди с ужасом вспоминают «безумные десятилетия». Они достаточно натерпелись и не хотят повторения. Поэтому и отказались от того, во что верили в то время. Понимаете, их мотивы ясны и похвальны. Эта свобода, эта прозорливость, этот отказ от старых порядков — все они в прошлом. Напрочь забыты. Сейчас мы живем во вторую викторианскую эпоху. И в этом нет ничего удивительного, ведь история подобна маятнику, и сейчас он качнулся обратно, в сторону религии и традиций.
С тех пор сохранилось одно — уважение человечества к научному знанию. У нас появились запреты: разводы не одобряются, женщинам нельзя курить, пользоваться косметикой, носить открытые платья и короткие юбки. Но ограничения не коснулись науки. Пока не коснулись. Поэтому заниматься ею следует с осторожностью, чтобы избежать народного гнева. Скоро людей несложно будет убедить, что именно наука виновата в ужасах Второй мировой. Отис Элдридж в своих речах подошел к этому выводу очень близко. Они станут говорить, что наука вытеснила культуру, а технологии — социологию и отсутствие равновесия чуть не привело мир к гибели. И мне кажется, в некоторой степени будут правы.
Знаете, что нас ждет, если все-таки дойдет до этого? Научные исследования могут запретить вовсе. В лучшем случае наука окажется под полным контролем государства и сама задохнется. На то, чтобы справиться с последствиями катастрофы, уйдут тысячелетия. Ваши испытания могут стать последней каплей. Вы настолько взволновали общественность, что с каждым днем успокоить ее все сложнее. Я предупреждаю вас, Джон. Последствия лягут на ваши плечи.
