Наше плавание оказалось очень долгим и трудным. Не раз и не два нам грозила гибель, и всё же при этом у нас оставалась надежда. Но однажды мы увидели своего капитана в страшном отчаянии – он рвал на себе волосы и рыдал, а на наши тревожные вопросы ответил так:

– Мы погибаем. Нам нет спасения. Всех, кто приплывает в это море, заглатывает огромная рыба. Она такая большая, что ей ничего не стоит заглотить целый корабль. Нас подхватило течение, и с каждой минутой мы приближаемся к гибели.

Мы бросились было к снастям, начали снимать паруса, надеясь хоть как-нибудь предотвратить несчастье, но было поздно: прямо перед кораблём из воды поднялись две гигантские рыбы. Мы даже не успели испугаться, как под ними всплыла такая рыба, что первые две показались мальками рядом с ней.

Она разинула пасть, но тут огромная волна подхватила наш корабль и понесла прочь. Через несколько минут корабль ударился о гладкую гранитную скалу. Он разбился, но, к счастью, не сразу пошёл ко дну, а ещё часа два продержался на поверхности воды, так что мы успели забрать из него провизию и наиболее ценные товары.

Покончив с этим, все столпились на берегу, испуганно озираясь кругом. Капитан сказал:

– У нас нет надежды: мы попали в такое место, откуда никто и никогда ещё не возвращался.

За горой, у подножия которой мы находились, раскинулся обширный остров, а весь берег моря около неё был завален обломками разбитых кораблей и человеческими костями.

Всё было странно и необычно в этом зловещем месте, где изменялись даже законы природы. Если всюду в мире реки впадают в моря, здесь, наоборот, широкая река удаляется от моря и уходит в гору через тёмное углубление пещеры. Гора же состоит сплошь из камней драгоценных пород. Природа щедро рассыпала свои дары по этому проклятому месту, в котором погибает всё живое; ни один корабль не может от него удалиться, если, на беду, подойдёт слишком близко. Ни взобраться на гору, ни спастись каким-либо иным путём невозможно.

Шли дни, и мои товарищи умирали один за другим – кто от отчаяния, кто от голода, поскольку припасы у нас стали иссякать. Наконец я остался один. В унынии бродил я по берегу, ожидая смерти, и случайно оказался возле той реки, которая терялась в углублении пещеры. Внимательно вглядевшись в течение, я сообразил, что эти воды, уходящие в гору, непременно должны где-нибудь вытекать. «Сделаю себе плот, – подумал я, – и отдамся на волю реки, она или вынесет меня на заселённую землю, или похоронит в своих волнах; во всяком случае, хуже не будет».

Я выбрал самые прочные из корабельных обломков, сколотил их гвоздями, крепко связал канатами, и у меня вышел довольно удобный плот; затем, соблюдая равновесие, я уложил на него столько тюков с отборными драгоценными камнями и тканями, сколько можно было взять, привязал всё это к плоту и, забравшись на него, оттолкнулся от берега.

Сияние солнца померкло, как только я проник под свод пещеры, и несколько дней и ночей я плыл в этой непроглядной тьме, не зная, куда уносит меня река. И вот однажды, когда я, забывшись на некоторое время сном, пробудился, вокруг меня снова разливался солнечный свет. Мой плот был привязан к берегу, а вокруг толпились какие-то чёрные люди; их было очень много, но я с первого же взгляда почувствовал, что это не враги, а друзья, и, поспешно встав, поклонился им, потом смело взошёл на берег. Они дружелюбно приветствовали меня; среди них оказался один, знающий арабский язык. Он обратился ко мне:

– Не удивляйся, брат, что видишь нас здесь; мы жители этой страны и пришли сюда прорывать каналы, чтобы орошать наши поля. Мы ещё издали увидели твой плот, один из нас тотчас же бросился вплавь и притянул его к берегу; тут мы его привязали, как видишь, и стали ждать твоего пробуждения. Расскажи нам: кто ты и откуда?

Я подробно рассказал им о своих приключениях, и мой собеседник перевёл услышанное остальным. Тут все заговорили разом, и переводчик объяснил мне:

– Твои приключения настолько удивительны, что, наверное, и сам царь наш никогда не слышал ничего подобного; пойдём же к нему – ты лучше нашего сумеешь рассказать его величеству всё, что случилось с тобой, и этим доставить ему удовольствие.

Я охотно согласился.

На рассвете следующего дня прибыли в столицу Серендиба – так называется тот остров. Дав мне несколько часов для отдыха, меня привели в царский дворец и представили самому повелителю. Благодушный царь принял меня особенно милостиво: он велел мне подойти к нему ближе и даже сесть с ним рядом.

– Как тебя зовут? – было его первым вопросом.

– Синдбад, по прозванию Мореплаватель, – отвечал я. – Меня называют так потому, что я совершил много плаваний по морям, а родом я из Багдада.

– Как же ты попал в мои владения? – спросил царь.

Тут я рассказал ему всё уже слышанное вами, ничего не утаивая, и он так был удивлён и восхищён моим рассказом, что повелел вписать его золотыми буквами в летописи своего государства и сохранить на вечные времена.

Он поручил одному из своих придворных отвести мне удобное помещение и строго наблюдать за тем, чтобы всё было готово к моим услугам.

С того дня я водворился в своём новом, роскошном жилище, куда дворцовые слуги перенесли и все тюки с моими драгоценностями.

По желанию царя я являлся к нему ежедневно в определённые часы, а остальное время посвящал осмотру города и всего острова.

Однажды утром, выйдя на улицу, я заметил, что нигде вокруг не видно ни одного мужчины. Я остановил пробегавшего мимо мальчугана и спросил его, что это значит – уж не началась ли война?

– Нет! – рассмеялся мальчик. – Просто раз в году у всех взрослых мужчин на острове отрастают крылья на целых шесть дней. Тогда они улетают с острова, а когда спустя шесть дней возвращаются обратно, крылья исчезают – до следующего года.

Мне так захотелось полетать по воздуху, что я, с трудом дождавшись возвращения мужчин, принялся уговаривать их на следующий год взять меня с собой. Наконец один мой приятель, медник, согласился.

Спустя год, когда у медника выросли вместо рук широкие белые крылья, мы вместе взобрались на гору и приготовились взлететь.

– Помни одно условие, – сказал медник. – Во время полёта не раскрывай рта. Если ты произнесёшь хоть слово, мы оба погибнем.

Я пообещал молчать, взобрался меднику на спину, и мы взлетели. Мы поднимались всё выше и выше; когда я увидел далеко внизу остров Серендиб таким маленьким, что он, казалось, мог поместиться на ладони, то не удержался и воскликнул:

– Какое чудо!

В то же мгновение крылья моего приятеля бессильно повисли и мы полетели вниз.

Мы рухнули прямо в море. Мне повезло, и я не расшибся о воду, но моему бедному товарищу не посчастливилось: его крылья намокли и увлекли его на дно. Сам же я с трудом доплыл до берега и больше никогда не напрашивался в спутники своим крылатым друзьям.

Как ни прекрасен был остров Серендиб, осмотрев его, я снова стал тосковать по родине и при очередном свидании с царём сказал ему, что хотел бы возвратиться в свою страну. Он отпустил меня так же милостиво, как встретил, и заставил принять на прощание богатые дары; другие же, ещё более драгоценные, поручил мне передать вместе со своим письмом нашему славному калифу Гарун-аль-Рашиду.

Я почтительно принял письмо и дары, обещая его величеству в точности исполнить возложенное на меня поручение.

В письме царь Серендиба рассказывал нашему калифу о могуществе и богатствах своего острова и предлагал ему свою дружбу.

И вот настал день, когда наш корабль поднял паруса и, подгоняемый попутным ветром, понёсся в морскую даль; на этот раз наше долгое плавание прошло вполне благополучно. Мы прибыли в Балсору, откуда, не медля ни минуты, я возвратился в Багдад. Первым делом по прибытии я, разумеется, исполнил царское поручение.

Я облёкся в свои лучшие одежды и отправился ко дворцу, где поднёс его величеству сначала письмо, а потом все дары царя Серендиба. Прочитав послание, калиф спросил меня, правда ли всё то, что он пишет о своём могуществе и несметных богатствах. Я отвечал:

– Повелитель правоверных! Могу свидетельствовать, что царь Серендиба ни одним словом не преувеличивает своих неисчислимых богатств и окружающего его блеска. Кроме того, я должен сказать, что царь Серендиба очень мудр и справедлив; ни в столице его, ни в других владениях нет ни одного судьи: его народу они не нужны, потому что он руководствуется в своих поступках своей собственной совестью и строго соблюдает закон.

Калиф был очень доволен и полученными сведениями, и дружественным посланием, и дарами. Он отпустил меня, наградив богатым п