Если барон случайно появлялся в эти минуты меланхолии, он тихо говорил:
— Жанна, дорогая моя, поверь мне, сжигай все письма — и мамины, и мои, все. Ничего нет ужасней, когда мы, став стариками, начинаем перетряхивать нашу молодость.