— Ты меня опять не слушаешь?

Было пять утра. Мы с Ринатом сидели на телогрейке, расстеленной под переплетенными стволами, и я в его куртке грелась о его теплый бок. Разумеется, я слушала его настолько внимательно, насколько это было возможно в такой ситуации.

— Тогда чье же имя ждал услышать Леха?

— Не знаю. Свое?

— Ну так вот, — Ринат устроился поудобнее, — вспомни, что он говорил вам тогда на поляне?

Вспомнить это было просто даже сейчас: «Теперь это дерево — лагерный тотем, который обладает приворотной силой. Если прийти к нему на закате, положить к корням что-нибудь вкусное и трижды назвать имя любимого, то все будет в абажуре».

— А... Твое?

— Ужас как приятно, но нет.

Ринат вздохнул и закрыл глаза. Мне показалось, что он спит, но он ждал, пока я догадаюсь.

Что еще говорил этот дурацкий Леха? «Любовь дает нам крылья», «“Гудрон” не отпускает тех, кого любит», «Как только поймешь, что любишь, приходи к Дереву, не тяни».

— Лагеря?! Нужно сказать имя лагеря? Тогда он тоже полюбит нас и не отпустит?

— Ура, — сказал Ринат и устроился еще удобнее, чтобы теперь уже точно заснуть прямо здесь.

Я вылезла из-под теплого бока и посмотрела на Лехино окно. Закрыто, но, наверное, это неважно. Затем повернулась к стволам и трижды назвала имя лагеря. Настоящее имя, потому что в такую рань спал не только Леха, но и злые духи.

— Какая отборная поэтическая чушь!

— Что-что?

— Ничего. У тебя есть что-нибудь вкусное?

Ринат приоткрыл один глаз и притянул меня к себе:

— Ага, жвачка. Забирай!