внезапно резко обернулся, а затем, сурово посмотрев на меня, строго вопросил:
— Qui l'a brulé? [8]
Увидев, как изменились его голос и выражение его глаз, я вновь подпала под власть своего детского страха перед ним, и я не смогла вымолвить ни одного слова.
Я часто слышала, как взрослые обсуждали сожжение Москвы, и присутствовала на жарких дискуссиях о том, были ли французы, а может, русские, виновниками сего ужасного пожара, так что я просто побоялась — назвав его имя, тем самым обидеть и еще больше рассердить его. Он повторил вопрос, но я лишь пролепетала: «Не знаю, сэр». «Oui,