Аронзон не склонен развертывать жизнь между двумя смертями — метафорической и реальной; он сжимает крайние точки, не оставляя между ними никакого «расстояния»: «из рая в рай», «мы идем за нами». Тем не менее тот зазор, то «расстояние» есть, и оно — невычисляемый момент субъективации: как «расстояние» не имеет в данном случае пространственного аспекта, так и процесс не измеряется временем. Метафизическое у Аронзона проявляется в диалоге автоперсонажа с душой, причем в качестве души выступает любое лицо, любой адресат, в процессе приближения к нему лирического «я» подвергающийся субъективации. Становящееся душой обретает неисчерпаемость и потенциальность. Этот диалог с душой — Кукуй с полным основанием называет его «интеракцией» [Кукуй 2007: 391], — в результате которого и сам лирический субъект становится душой, духом (он себя не причисляет к «людям», характеризуя место встречи как «покинутое людьми, но не богами», № 148), «не нуждается во внешнем мире», разворачиваясь «на грани яви и сна» [Там же: 394]. Это беседа развоплощающихся душ (или одной души со своим подлинным/мнимым отражением?) на фоне мокнущей под дождем природной красоты мгновенного в своей несбыточности рая.