Не спорю: легче требовать терпенья,

Чем самому терпеть от рук судьбы.

Но где тот человек, тот бог, скажи мне,

Который бы греха не зная жил?

Послушаешь поэтов, что за браки

Творятся в небе беззаконные!

А разве не было, скажи мне, бога,

Который, в жажде трона, над отцом

Ругаясь, заковал его? И что же?

Они живут, как прежде, на Олимпе,

И бремя преступлений не гнетет их.

Так как же смеешь ты, ничтожный смертный,

Невыносимой называть судьбу,

Которой боги подчиняются? Ты в Фивах,

Обычаю покорный, жить не должен.

Но в град Паллады ты войдешь за мной;

От крови пролитой очистив руки,

Я дам тебе приют и прокормлю:

Дары, которыми афиняне почтили

Меня за критского быка, и дважды семь

Детей, спасенных мной, — они твои.

Имения мои — по всей стране: покуда

Живешь ты, ты — хозяин полный их.

Когда же смерть тебя в юдоль Аида

Опустит, алтарем почетным, жертвой

Почтит героя весь афинский край.

Наградой же Афин достойной будет

Та слава, что в Элладе мы пожнем

За помощь мужу славному в несчастье,

Позволь и личный долг мне уплатить:

Надежный друг теперь Гераклу нужен.

Когда же бог возносит нас — к чему

Друзья? Довольно благостыни бога…