Но вот моя душевная мягкость: я не удержался от слез, увидев, как он за семь дней до секстильских календ говорил перед народной сходкой по поводу эдиктов Бибула[583]. Он, который обыкновенно с таким великолепием красовался на этом месте, встречая горячую любовь народа и общее расположение, — как он был тогда принижен, как подавлен, как не нравился даже сам себе, а не только тем, кто там был!