Я показал.

– Не знаю, как быть, просто не знаю. Толстой у тебя замечательный. Просто какой-то фламандский тип. Сочный, достоверный, живой. А я у тебя не получился. Знаешь, может, попробовать сделать из этого рассказа монолог Толстого?

– Ну что ты, – говорю. – Весь смысл исчезнет. Здесь важно, как ты замечательно вышел из положения.

– Нет, знаешь, все-таки не похоже. Тебя это должно огорчать. Ты же человек со слухом. Неужели из нашей многолетней дружбы ты усвоил только голос петуха, да еще какого-то придушенного петуха? Как тебе кажется – похоже?

– Мне кажется, что похоже. Иначе я не показывал бы.

– Но люди-то что говорят?

– Говорят, что похоже.

– А ты думаешь, у тебя нет своих подхалимов? Вот они и стараются. Ты знаешь, как в Древней Греции решали споры? Если сами не могли решить, выходили за ворота, останавливали путника, просили его решить спор, его устами и говорили боги. Он и решал, кто прав, а кто – нет. Я уверен, если бы сюда вошел человек, совершенно непредубежденный, он бы сказал, что это очень непохоже и неинтересно.

В это время зазвонил телефон. Маршак встрепенулся:

– Стоит ли брать трубку, прервут ведь очень важный разговор, от которого зависят наши отношения.

– Ну, не бери.

– Нельзя не брать. Я послал статью о детской литературе в «Известия» этому Андронову. Между прочим, очень хороший человек, очень благородный. Настоящий литератор, настоящий товарищ. Он очень много нам помогает. Я должен взять трубку. Вдруг он.