Порой нужно заблудиться, признать, что сбился с пути. Иногда это единственный способ найти себя снова. Иногда удается принять действительность такой, какая она есть, только признавшись себе, что больше ее не узнаёшь.
По мнению Батлер, скорбеть значит принимать «тот факт, что потеря, через которую вы проходите, вас изменит». По ее мнению, скорбь «связана с принятием трансформации, в которой невозможно предвидеть, что будет в конце»[52]. В этом смысле скорбеть означает принять то, что делает с нами время потерь.
Никто не может точно сказать, когда скорбь начинается и когда заканчивается. В последние годы обрела популярность догадка, что она не прекращается никогда и понимать ее следует скорее как состояние, которое в конечном итоге продолжает существовать в разных оттенках, «в личном и общественном восприятии»[16]. Она сохраняется, даже если работа скорби в какой-то мере удалась, мы говорим себе, что фаза траура закончилась, и постепенно учимся принимать новую реальность жизни, находя путь в настоящем. Можно с успехом распознавать модели мышления, чувств и поведения, характерные для эрратического господства скорби, и избегать их, лишая власти над собой. Но сами шаблоны от этого никуда не денутся. Любимые люди, идеи и социальные реальности сооружают в нас собственное психическое присутствие. В той или иной форме они оставляют след на заднем плане нашего сознания. Психолог Полин Босс называет полное завершение работы скорби «мифом»: такого завершения не бывает — его, возможно, и не должно быть[17].
Истинный цвет скорби можно найти в неуловимых оттенках серого. Цвета неверия, изнеможения, онемения. Немого, некатарсичного серого, который, кажется, навсегда погребает под собой жизнь.
Смерть, упадок и гибель можно эстетизировать, только если любуешься ими через защитное стекло, находясь в тепле и сухости, а твои благополучие и надежность держат объект эстетизации на безопасном расстоянии.
о словам психотерапевта Джулии Самюэль, наш век проникнут верой в возможность все обратить вспять, улучшить или хотя бы использовать как отправную точку, чтобы начать все заново. Общество осуждает скорбящих, которые обособляются от мира, тем самым демонстрируя свою ранимость, и поощряет тех, кто проявляет силу, быстро смиряется с горем и живет дальше. Однако именно такое поведение должно нас беспокоить, поскольку в конечном итоге оно свидетельствует лишь о том, что человек становится невосприимчивым к своему горю — зачастую с катастрофическими последствиями[11].
В конце концов, мы горюем не только по людям, много для нас значившим. Мы оплакиваем все, что когда-то играло роль в нашей жизни, все, что когда-то влияло на то, как мы видим или хотим видеть себя, на что надеемся и к чему стремимся.
