автордың кітабын онлайн тегін оқу Война по обе стороны экрана
Гpигоpий Владимиpович Вдовин
Война по обе стороны экрана
© Григорий Вдовин, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Мой коллега репортер ВГТРК Григорий Вдовин в жизни человек непростой (иногда даже невыносимый). Но вот заметки пишет знатные. Если сравнивать (что нельзя делать) с теми, кто себя сейчас называет писателями и военкорами, то телеграмное творчество Гриши – это точно литература.
Там много букоф, но читается на одном дыхании.
Военный корреспондент телеканала «Россия 24» t.me/bbmaksudov трагически погиб в ходе боевых действий на Запорожье в ноябре 2023 г.
Моей дорогой Соне в благодарность за любовь, терпение, веру и надежный тыл.
От редакции
Григорий Вдовин – корреспондент телеканала «Россия-1», за плечами которого работа в ходе событий в Чечне, длительные командировки в Сирию, частые и долгие поездки на Донбасс, причем задолго до 2022 года. Каждый клочок территории ДНР и ЛНР, подконтрольный не признанным никем на тот момент властям, он исползал и изъездил в сопровождении бойцов корпусов народной милиции республик. Это череда человеческих историй и отношение к месту – городу или поселку – и его жителям через призму личных переживаний и воспоминаний автора. Конечно, разделенных огромной чертой на «до» и «после» начала специальной военной операции.
Тревожные и грозные дни, предшествовавшие признанию республик Россией, когда неизбежность военной составляющей происходящего уже ощущалась и витала в воздухе, вместе со съемочной группой Григорий Вдовин встретил в Донецке. Там же наступило для него и 24 февраля 2022 года.
Из текстов телеграм-канала, который автор вел с самого начала военных событий 2022 года, можно понять и наивность надежд первых дней, и трансформацию их в понимание грандиозности и грозности стоящих перед страной и армией задач. И неизбежность, и сложность победы, в конце концов, в которую мы все верим.
Бесчисленные километры фронтовых дорог и разрушенных и опустевших городов и поселков, пройденные автором, буквально взрываются яркостью, разнообразностью и чудовищностью человеческих трагедий Мариуполя, когда население огромного и густонаселенного города было заперто в пределах городской черты обороняющимся гарнизоном, который полностью подчинили себе нацисты из «Азова». Заминированные дороги и подорванные мосты, полные подвалы потрясенных, ошарашенных, но выживших людей, рассказывавших, через что им пришлось пройти, часто с детьми, – все это не могло оставить равнодушным ни автора, ни читателя, и, безусловно, в контексте этой книги является самым пронзительным впечатлением всей череды событий.
Предисловие
Звонок с работы в абсолютном большинстве случаев означает лишь один и тот же вопрос в разных интерпретациях, но с одним и тем же смыслом: ты где? Звонить могут из разных отделов и кабинетов разных размеров, но суть примерно одинаковая. Если первый вопрос угадан правильно, то следующий уже известен железобетонно: когда ты сможешь быть в Донецке?
При этом ты можешь быть в момент этого разговора с семьей на море, в деревне с ружьем на охоте в сугробе, или второго января колешь щепки, чтобы разжигать мангал, или набираешь воду в баню, или в «Ашане» с полной тележкой расплачиваешься на кассе. Или же это может быть обычный рабочий день, когда я сам, что называется, «в конторе», в соседнем кабинете от звонящего.
Сразу начинаешь думать и считать… Сколько времени потребуется на то, чтобы содержимое тележки пробить на кассе и притащить домой, куда-то девать детей с моря и попасть в Ростов, слить баню и объяснить остальным охотникам, что я срочно уезжаю, или уезжать в разгар рабочего дня прямо с работы, бросая все дела, иногда к неудовольствию текущего выпуска, для которого ты, бывает и так, уже начал писать какой-то текст, на который они рассчитывают.
Семья уже понимает – все движения, которые пошли после этого звонка, остановить невозможно. Фразы «у тебя же отпуск/выходной/больничный» уже давно перестали даже произносить. Я уезжаю, со всеми сложностями, со сложной логистикой, в которой участвуют дети и собаки, для того чтобы завтра – как правило, это нужно именно завтра – оказаться в Донецке.
Да, я испытываю волнение каждый раз. Уж не знаю, сколько раз я там был, но все равно предчувствие и предвкушение такой всегда неожиданной работы вызывает целый водоворот мыслей – как мы будем решать поставленную задачу, что именно мы будем делать, справимся ли? Как туда попасть, в конце концов? Напомню, что в вегетарианские времена коронавируса границы с ДНР были перекрыты.
Но ни разу не было такого, чтобы мы съездили туда, что называется, вхолостую. Мы отрабатывали, отбывали потом положенный срок, возвращались. Зная, что вернешься снова, и вполне возможно, что также в таком же пожарном режиме – да, иногда это было и ночью, когда через час после звонка к твоему подъезду уже приезжала машина с надписью на борту: «Телеканал „Россия”», а еще через два ты уже сидел в самолете и просил у стюардессы томатный сок.
Я до конца не знаю природу происхождения тех импульсов, которые запускали и запускают цепочку команд, приводящую к этим распоряжениям в отношении меня и моих коллег. Но я четко знаю свою роль и функцию в происходящем – в этой идущей уже давно войне огромную роль играет информационная составляющая. Кому-то ее реализация нравится, кому-то нет, но она есть. В наши суровые и безжалостные времена постправды никому не интересен сам факт, которого может и вовсе не быть. Мы сейчас боремся за интерпретации. И в этой войне за умы и сердца – да, в том числе и я выполняю определенную задачу, что не вызывает у меня никаких внутренних противоречий. Солдат идет и копает канаву, если он получает такой приказ. Копаем эту канаву и мы, получив тоже соответствующее распоряжение. То, что делаю лично я, нужно, как и все то, что делает сейчас моя страна. Вклад в происходящее мой и моих коллег, может, и не очень большой (а может, и очень), но его оценками будем заниматься, наверное, не мы и не сейчас. Сейчас просто надо бросить все – тележку с покупками, детей на пляже (в глазах их недоумение), товарищей по охоте в сугробе (тоже с недоумением), коллег по работе, которые не в курсе, что в отношении меня все уже резко изменилось, чтобы ответить в телефон стандартное: «Да, вещи собраны. В Донецке смогу быть завтра».
Стихи Дмитрия Мельникова
Напиши мне потом, как живому, письмо,
но про счастье пиши, не про горе.
Напиши мне о том, что ты видишь в окно
бесконечное синее море,
Что по морю по синему лодка плывет,
серебристым уловом богата,
Что над ним распростерся космический флот —
снежно-белая русская вата.
Я ломал это время руками, как сталь,
целовал его в черные губы,
Напиши про любовь, не пиши про печаль,
напиши, что я взял Мариуполь.
Напиши – я тебя никому не отдам, милый мой,
мы увидимся вскоре.
Я не умер, я сплю, и к моим сапогам
подступает Азовское море.
31 марта 2022 года
1 марта
Освобожденные территории. Поселок Бугас. Целый. Украинцы его бросили, бросили технику, танки, совершенно исправные и с б/к, просто убежали. «Волга» с жутковатой католической монахиней, нарисованной на капоте – на ней ездил один из украинских командиров дислоцированных в Николаевке подразделений, машина расстреляна и стоит как-то очень неприятно и неестественно. Подозреваю, проблемы у командира.
По разговорам с нашими военными, организованного сопротивления нет, судя по всему, у них полностью легла связь; действия тех, кто не сдается, похожи на поведение каких-то слепых щенков, которые не понимают, куда идти и что делать, и даже куда ехать на танке; несколько пока гоняют по окрестным полям, но скоро их или подобьют, или закончится горючка. Ну и тогда, наверное, сдаваться. Артиллерия лупит хаотично, такое впечатление – чтобы просто расстрелять боекомплект и не тащить его за собой. Связь у наших очень особенная. Я такие штуки видел в Сирии. Может, и громоздко несколько, но, видимо, зато безотказно. Кроме них ничего в округе не работает. Это армия ДНР, напоминаю. Многие едут буквально домой, хоть и на танке, – впервые за восемь лет. И не остановит их ничего, поверьте. И за все то, что там происходило в этот период, они намерены спросить.
Колхоз абсолютно цел. Коровники, ангары, зернохранилища – все целое. Поля вспаханы, по паханому – много свежих прилетов. Вокруг постоянно и разнообразно грохает из всего.
Потрясающие разговоры с местными жителями. Свои, наши! Ребята, наконец-то вы пришли! Мы все эти восемь лет ждали! Охотно и с удовольствием общаются с прессой: «Только бы те не вернулись! Не вернутся, точно?»
В поселке очень много этнических греков – их вообще очень много на юге ДНР. И их все это время эти странные люди заставляли орать: «Слава Украине!» – и скакать, и прочее. При том как все говорят: мы греки, тут и грузины, и русские, и хохлы – все всегда нормально жили вместе. А ваш Бандера мне зачем? Что вы в меня его пихаете? Дедушка с костылями вступает: гнать их не то что до Киева, а и дальше! Вспомнив из школьных времен (я учился когда-то в православной гимназии) молитву «Царю Небесный» (Βασιλεῦ Οὐράνιε) по-древнегречески, читаю ее вслух старенькой бабушке, гречанке, подходят заинтересовавшиеся другие домашние, и я срываю аплодисменты. «Наши, вы наши! А они чужие!» Подозреваю, что дело совсем не в молитве на греческом.
Все закрытые дома были взломаны и ограблены, оставлять дом даже ненадолго было нельзя. Дед-фермер остался стеречь большой, двухэтажный дом, который его семья строила поколениями. Просто выгнали его и все забрали. В первую очередь собирали телефоны. Все машины у людей «реквизировали в пользу армии», чтобы на них вывезти награбленное. Условно «нормальные» военнослужащие извинялись и говорили, что выхода нет, так как командиры их попросту бросили, и как выезжать – непонятно. Единственный способ сохранить машину – собственноручно сломать ее, чтобы была не на ходу и не заводилась. На всех магазинах – расстрелянные замки. Внутри все разбросано. Пиво осталось, крепкий алкоголь – нет. Дедушка с просто фантастически большим носом приходит взять крупы. Телефонная «платилка» взломана. Сигаретные стеллажи пустые, а наши ребята из армии ДНР стреляют сигареты у нас, у кого есть – отдаем все, конечно. Храм УПЦ МП цел и невредим, закрыт, дом причта и лавка взломаны.
И да, уважаемые товарищи условные либералы. Узнавать о том, что происходит сейчас в освобождаемом Донбассе, вы имеете возможность только из наших (или моих) репортажей и публикаций. Больше источников информации у вас нет. Не исключаю, что вы начнете смотреть телевизор и новости. Можете пропускать мимо ушей оценки и трактовки, но слушайте, что говорят люди. Это сейчас очень важно. Это позволяет не сойти с ума, понять, что это все не зря, не просто так. Это не выдумки, не пропаганда. Эти люди что, врут? Зачем, для чего?
Впереди Волноваха. Потом Мариуполь. Там людей держат насильно, выйти не дают. Плевать в спину собственной армии, даже если она и называется «народная милиция», нельзя. Военные, наши военные, ювелирно и бережно, насколько только могут, делают очень важное и благородное дело.
2 марта
Широкино
Как много в этом звуке! Для меня оно всегда было чем-то зловещим, хотя я никогда тут не был. Это была неприступная цитадель на далеком высоком берегу моря – если в Безымянном выйти на моpской пляж, оно было далеко справа, на изгибе береговой линии. Оно несколько раз переходило из рук в руки в результате жестокой рубки. Потом договорились сделать его нейтральным. Войска ДНР отошли. Украина тут же вошла, возмущения «мы договорились» и «вы же обещали», естественно, результат имели никакой. С тех пор – с 2015 года – там базировались националисты. Надо сказать, что южный фронт ДНР всегда был максимально жестким, тут обмены артиллерийскими ударами проходили всегда, даже когда сверху категорически требовали тишины. Гасить обстрелом обстрел можно было только с фиксацией происходящего и отправлять отчет начальству. И командиры с остервенением лупили друг по другу, снимая это на телефон и отправляя наверх эти съемки и отчеты-отписки.
А доставалось мирным в первую очередь, конечно же. В Широкино в результате ни одного жителя не осталось. Такой вот морской курорт, который Украина превратила в неприступную крепость. Это был какой-то азовский приморский Минас-Моргул[1]. Я говорю исключительно о своих ощущениях. Форпост обороны Мариуполя теперь стал точкой, где Мариупольская операция планируется. Мы снимаем, как Глава ДНР награждает в освобожденном Широкино отличившихся бойцов. Есть и специфика момента: награждаемые называются по имени и отчеству, и все. Георгиевские кресты получают прапорщик Максим Павлович и старший сержант Антон Витальевич. Снайпер говорит: два дня не спал, но спать не хочу. Командир с элегантным позывным Пикассо: «Мы на связи с нашими людьми в Мариуполе. Это опасно для них, но мы переписываемся. Нас ждут, нас очень ждут!» Про сложную ситуацию в городе, думаю, все знают. Про минирование заводов, про то, что националисты не выпускают не только гражданских, но и военных, которые хотят сдаться. Развязка Мариупольской осады и котла близка.
Крепость из трилогии «Властелин колец».
4 марта
Гранитное
Большой поселок. Если кто помнит провокационную историю со Старомарьевкой в ноябре, она от Гранитного на том берегу Кальмиуса. Фактически это единый населенный пункт, хоть и по Кальмиусу проходила линия разграничения между ДНР и Украиной. Но в магазины ходили в Гранитное, а на машине в Старомарьевку можно было попасть только из ДНР, так как автомобильный мост в Гранитном ВСУ взорвали еще в 2015 году. А пешеходный мостик украинские военные, отходя, взорвали только сейчас. Но его восстановят на днях.
Тогда, в ноябре, громкая перемога возникла из ничего: по минским соглашениям в Старомарьевке позиций ДНР не было, так как держать оборону в низине – это тактически неверно, и дома деревни оказываются на линии огня. Позиции были оборудованы выше. В итоге украинские военные туда тихонько по мостику перешли, флаг повесили, а потом стали думать, зачем они это сделали. Шумиха была грандиозная.
В Тельманово нам тогда рассказывали, что украинские военные ходят по домам, проверяют документы. Гнобят людей за паспорта ДНР и РФ, а российских граждан там более тридцати человек.
Перемога была поддержана медийно – «репортаж из ДНР» украинского журналиста Цаплиенко начинается с того, что он попил водички «в серой зоне» и сразу вспомнил русский язык. Но общаться с ним все равно никто не захотел, кроме дамы, представленной как Виктория Петрухнова. Она много и охотно озвучивала нужные журналисту Цаплиенко тезисы: как все рады приходу Украины, какие плохие сепаратисты, как все якобы в Старомарьевке вздохнули с облегчением. И вот сегодня мы попытались эту барышню разыскать. Такой тут никто не знает, хотя друг друга знают все. Приезжее интервью. Такая вот перемога с непонятным послевкусием. Хотя теперь-то уже какая разница, и Старомарьевка, и Гранитное – это ДНР.
Памятник на площади, все трансформации последних лет его затронули максимально. До 2014го это был стандартный поселковый Ленин, смотрящий на сельсовет. Потом с приходом Украины, Ленина декоммунизировали. Опустевший постамент раскрасили в державные цвета и установили на него флагшток с флагом. И вот на днях, денацифицировали и эту конструкцию, причем с запасом: написали на постаменте не только ДНР, но и СССР.
Надо помнить еще одну важную вещь. За неделю до того, как Украина отсюда убралась, в поселковом кафе «Кирпич» что-то праздновали двое украинских военных. Перебрали. Всех присутствующих стали громко называть «сепарней», требовали признать собственный героизм в защите украинства и взывали к чувству благодарности, которое в их адрес у присутствующих должно быть априори. В итоге, когда их попросили заведение покинуть, вытащили пистолеты и открыли стрельбу. Просто беспорядочную. Погиб муж поварихи и молодой человек, который просто на улице что-то делал в капоте своей машины. Патроны кончились. Если бы не кончились, они бы продолжали стрелять. Татуировки соответствующие, лица – одухотворенные, посмотрите фото. Они есть в интернете. Наверное, их амнистировали сейчас, дали оружие и выпустили на улицы Киева. Погибших хоронили всем селом.
Храм в Гранитном – УПЦ МП. Патриарха Кирилла поминали за богослужением все эти годы. ПЦУ присылала в войска своих капелланов, а ближайший храм ПЦУ – в каком-то далеком поселке.
Техники украинские военные побросали в округе уйму. У грузовика под военными номерами оказались гражданские из Днепропетровска.
Уходя, старались нагадить. Подорвали трансформаторы, заминировали линии электропередачи. При разминировании погиб сотрудник МЧС. Поселок пока без света.
Магазины официально бивалютные. Продавцы быстро переводят рубли в гривны и обратно. Рубли берут охотнее. ЦБ ДНР гривну принимает, курс 2,7. Урны все забиты использованными сухпаями военных.
Люди подходят, плачут и обнимаются, потому что у меня в руке микрофон с надписью «Россия». Нас ждали, все эти восемь лет. Смотрели тайком российское ТВ – тут оно очень по-другому воспринимается, многие об этом говорят. И вот свершилось. Вопросов миллион, но все они решаемы. Главное для Гранитного уже позади.
10 марта
Освобожденные азовские курорты – Бердянское, Сопино
Между Новоазовском и Мариуполем очень живописный берег Азовского моря. Местами он поднимается высоко вверх, но вдоль всей береговой линии ласковые, невероятно манящие пляжи, как из рекламных проспектов.
Все самые лучшие частные виллы первой линии националисты заняли еще в 2015 году. Размещались с комфортом – в каждой комнате обязательно так или иначе присутствовал кондиционер. По стенам везде огромное количество детских рисунков – повертайся живым, Тарас Шевченко, злой москаль против доброго казака, героям слава. Везде значки правого сектора, расписанные флаги – ми переможемо, подписи и телефоны, один такой я подобрал – и о нем будет идти речь ниже.
В одном из домовладений даже после всевозможных трофейных команд, побывавших тут после бегства националистов, горы оружия и боеприпасов. Выстрелы к РПГ, БМП, патроны, противотанковые и противопехотные мины. Целая мастерская работала над тем, чтобы доставать из боеприпасов взрывчатку, из патронов – порох, выплавлять пятилитровыми баклажками пластид. Коробками получали подшипниковые шарики – поражающие элементы. Получали, кстати, по почте – есть и отправитель, и получатель. От Лугового Анатолия Ивановича из Харькова Лобчуку Зиновию Ивановичу в Мариуполь. Думаю, к ним обоим скоро придут с вопросами про эту посылку. Пластиковые стабилизаторы-хвостовики, распечатанные на 3D-принтере. Кейсы от квадрокоптеров. Все эти восемь лет именно тут клепались смертоносные самоделки, которые сбрасывали на позиции ДНР, в том числе и когда там работали мы, журналисты. Ранения и смерти, поставленные на подлый поток, исподтишка. Часто эту дрянь сбрасывали и просто на мирных людей: стоят вместе три-четыре человека у магазина, у почты, на остановке – и они становятся мишенью. Здесь это делали просто километрами.
Зачем-то огромные емкости с украинскими пятикопеечными монетами. Для чего использовали их – непонятно, но вряд ли это было что-то хорошее.
Местным жителям запрещали купаться и вообще выходить на пляж. Сами себе в этом удовольствии не отказывали, естественно. О том, чтобы выплыть на лодке, речи вообще быть не могло, везде плакаты о том, что акватория заминирована. По первому требованию надо было предъявлять паспорт; если он в доме, в машине, в кармане одежды на берегу – нарушение. Могли забрать в какую-то комендатуру, прокомпостировать мозги и выписать штраф. Много пили, одно подразделение трезвым не было вообще никогда поголовно, постоянно докапывались до местных – вы сепары, вас надо убивать. А в устах пьяного человека с автоматом это в высшей степени неприятно. Вообще вели себя странно. С криками о том, что они тут хозяева, всегда ходили с опущенной головой, по два-три человека, всегда с оружием. И вообще никогда не здоровались – это самое странное. С ними ни о чем нельзя было поговорить. Мужики местные рассказывают: ну вот с нашими солдатами, ДНР, и поздороваешься, и парой слов перемолвишься, хоть о погоде, хоть о чем. И он тебе ответит. Эти – не ответят никогда.
Дома, жители которых уехали, разграблены под ноль. Даже обращения на двери – уважаемые мародеры, в доме ничего нет, перестаньте все курочить.
Но все равно курочат. Со столбов снимают провода, снимают поселковые трансформаторы. Дома подрывают просто так, причем несущие стены и перекрытия, чтобы здание не подлежало восстановлению. На турбазе «Алые паруса» в Широкино (обитаемых частных домов тут не осталось) прямо в корпуса для отдыхающих через окна заезжали на БМП – так решали проблему маскировки. Руны и свастики по стенам везде. Но уходили в спешке – в бане оставили даже белье, на вторых этажах везде разложили взведенные гранатометы, чтобы устроить при штурме «карусель», но они так и остались лежать по подоконникам. Удирали в итоге без боя, все побросав.
Немногочисленные жители поселков стоят на улице и смотрят строго на запад вдоль моря – там Мариуполь. В нем дети, внуки, родственники, близкие. Мосты в сторону Новоазовска (ДНР) заминированы или взорваны. Украина вообще не рассматривает направление эвакуации в эту сторону.
С «нашими» вообще потрясающая история, прямо в духе Второй мировой войны: провокации подлости уровня Волынской резни. Вышедшие из Мариуполя люди уже в палатке МЧС рассказывают: утром стук в окно, все сидят в подвале, глава семейства идет смотреть, кто там. Военные. Хлопцы, вы кто? Наши. А кто наши? ДНР. Смотрю, говорит, и шевроны ДНР. Кошмар в том, что нацики иногда выдавали себя за дэнээровцев и проверяли реакцию людей. За радость встречи расстреливали, и это не преувеличение, к сожалению, это факт, которому есть свидетели. Но это оказались настоящие наши («а не те уроды»), показали им, как выйти на блокпост, где уже ждал автобус в тыл. А люди, выбиравшиеся на машинах, и подрывались целыми семьями, и их расстреливали, тоже целыми семьями. Об этих преступлениях сейчас рассказывают живые свидетели – те, кому удалось спастись. Еще из реальных рассказов непосредственно нам: семья укрывалась в заброшенных рыбацких домиках у пруда, где была когда-то платная рыбалка. Куда и как ехать – непонятно, дороги раскисшие, машины буксуют. Стрельба отовсюду. Сидели в яме, которая как-то укрывает от осколков. Машины все уже изрешечены. Подлетает коптер, зависает и смотрит на эту группу испуганных людей своей злой бездушной камерой. Мужчина поднимает ребенка и показывает в камеру: дескать, мы мирные, смотрите. Коптер улетает. И сразу по домикам рыбака начинается минометный обстрел, из-под которого выводили опять же солдаты ДНР. И спасали дальше, помогали выбраться.
Квартал за кварталом Мариуполя сейчас начнут занимать наши солдаты. И людей, которым они в прямом смысле спасли жизнь, будет все больше. И страшных историй, которые не умещаются в голове, будет все больше и больше. Понимания, с какими чудовищами из полка «Азов» мы столкнулись, – видимо, тоже.
В поселке Сопино уцелел многоквартирный дом. Все жители сгруппировались в его подвале в своеобразную коммуну, в основном пенсионеры. Командует ими фельдшер – не сбежала, не бросила своих пациентов. Вместе готовят еду, у всех приезжающих просят свечей и батареек. В первый же день освобождения со стороны ДНР привезли хлеб и сотрудника пенсионной системы – первая выплата пенсии уже на днях. Флаг на остановке сшит из подручных материалов, цветов ДНР – черный, синий и красный.
Противотанковые рвы и позиции, которые пересекали все дороги со стороны Новоазовска, уже засыпаны. На этих территориях начинается новый период жизни. Но на разруху и неустроенность всем, ну буквально всем, сейчас плевать. Сердца и мысли абсолютно всех сейчас – с детьми и родственниками в Мариуполе.
14 марта
Две поездки в Волноваху
Волноваха – среднего размера городок посередине шоссе Мариуполь – Донецк. Сражение за нее длилось довольно долго. Вроде как заняли, но ехать еще нельзя. Значит, не совсем. Отчаянные журналистские головы ныряли туда прямо с воюющими подразделениями, но это особая порода людей. Тогда же, около пятиэтажек за рекой (район Стоквартирный), тут и погиб Воха. К слову, Генштаб ВСУ до самых недавних пор сообщал, что бои за Волноваху в самом разгаре, и русские войска только пытаются зайти на окраины. На тот момент город был уже зачищен. Сейчас они просто перестали о нем что-то рассказывать. Значит, все, смирились.
Но впервые мы заехали туда, когда еще вовсю грохотало. В городе были слышны перестрелки, рвались мины, были слышны выстрелы из БМП-2. Выстрел – разрыв. Автоматически пытаешься угадать направление стрельбы. По улицам ходят группы разведчиков с неожиданным за спиной – у одной из них, например, у командира был длинный моток очень толстой веревки. Он подсказал нам, куда и как лучше проехать. В первый день мы доехали до пятиэтажек, но наш «старший» резонно заметил, что они с краю города, а это неприятно, лучше вернуться в центр. И мы вернулись в район МРЭО и Первой школы. До основного замеса у автовокзала тогда не добрались.
Когда город только-только взят и зачистка еще идет, в нем совершенно особый микроклимат, который ни с чем не спутаешь. Все еще горит, дымится. Пожарища – теплые. Все улицы усыпаны мелкими фракциями – комья земли от взрывов, щепки, битое стекло, какие-то рваные железки, битый кирпич, мотки рваных проводов, упавшие и в кисть разорванные стволы деревьев. Ровной поверхности найти невозможно.
Военные регулировщики с красными повязками и деревянными палками-жезлами (палками буквально, отломанная от дерева ветка с сучками) стоят на всех перекрестках и показывают направление движения – нескончаемые колонны техники сквозь город едут в развитие наступления на передовую, и, когда пытаешься что-то у такого регулировщика спросить, как правило, это бессмысленно. Он показывает только, как проехать на передок, и больше ничего не знает. Они дико усталые, измотанные, оглохшие, прокопченные. У всех командиров совершенно сиплые, севшие голоса. Говорить им тяжело физически.
В первый раз людей мы практически не встретили. Все прятались и еще опасались выходить. Мое внимание привлек разбитый МРЭО с флагом, но во дворе соседнего дома случайно, краем глаза я заметил сгорбленную фигуру на скамеечке. Мы подошли. Это был Александр. У него парализованы ноги, перемещается он по двору, переставляя скамеечку. Живет один, на инвалидную пенсию. Мать умерла. Дом совершенно разбит – ни окон, ни крыши, ни потолка. Ютится на летней кухне, без отопления. Спит во всей одежде. Выйти за калитку не может, потому что там начинается та самая каша из битого кирпича. Во двор вышел подметать – и двор чистый, ровный. Мы заметили его случайно. В машине был хлеб, которого он не видел неделю. Улыбка была совершенно неподражаемой – ой, какой мягкий! Сейчас я его весь съем!
Кстати, Первая школа находится на улице Героев 51-й бригады. До недавнего времени это была улица Первого Мая. Потом прогремел 2014 год, и Стрелков размотал эту по сусекам слепленную бригаду ВСУ, которую даже одеть нормально не получилось, не говоря уже об исправной технике в достаточном количестве, как раз в районе Волновахи. Бригада в итоге была расформирована – почитайте о ее боевом пути, очень показательный собирательный образ подразделения ВСУ образца 2014 года. Теперь улица снова имеет название Первого Мая, топонимы специальным указом откатили на дату мая 2014 года, в связи с чем мне очень жаль только пгт Нью-Йорк[2], который теперь опять пгт Новгородское (но он еще под контролем Украины).
На входе в школу – табличка с погибшим выпускником, воином-интернационалистом. Провисела все эти непростые годы, но при спешном покидании города кто-то напоследок нашел время и разбил ее. Памятник воинам-афганцам в сквере – тоже.
Кстати, танк Т-34 с постамента на площади автовокзала пытались убрать. Это первый танк, ворвавшийся в Волноваху во времена освобождения Донбасса от фашистов. Но жители встали горой на его защиту – и отстояли. Теперь вся площадь забита танками Т-64 – и украинскими трофейными целыми, и сожженными частично или целиком, и армии ДНР. Одни тянут в ремонт другие. Будут ставить на ход, рисовать «Z» и пускать в бой. Исправных брошенных танков много. Сожженных тоже. В сквере за танком – трупы в украинской форме. Прошу танкиста ДНР показать на камеру, где будут рисовать «Z». Смотрит на меня недоуменно – везде!
Все, абсолютно все, в один голос говорят: город разносила именно украинская армия. Прямая речь: когда они заходили в 2014-м, то прямо сказали – если из Волновахи будем уходить, мы сотрем город в порошок. И сдержали обещание. Все жители видели, кто, из чего и в какую сторону стрелял. Украинскую технику ставили вплотную к домам. И им доставалось, разумеется, при штурме. Но украинцы и лупили по городу просто так – из артиллерии, из «Градов» со своей стороны, из танков. Это рассказывают все. С каждым встречным, если поговорить, будет такая история. И еще много историй из серии, как забирали машины, как грабили магазины, как унижали всяческими вариациями обвинения «сепар». Люди терпели и помалкивали.
Но самая чудовищная история произошла в больнице. Они ее заняли в первый день обострения, разместив то, что им надо, – и где им надо. Врачей, естественно, не слушали. Возражений не воспринимали никаких, и в том числе с территории больницы стреляли и из минометов, и из артиллерии, и из «Градов». В больнице все это время были люди и шли операции. Вокруг здания стояло несколько танков. Танкисты жили в помещениях больницы и даже пили с персоналом чай. Уходя, они пришли в подвал посмотреть, где сидят люди. Сели в танк, отъехали. Развернулись. Опустить пушку на уровень земли танк не может, поэтому он задом наехал на препятствие. И влепил прямо в подвал. Каким-то чудом – в другую секцию, где людей не было. Эту дыру можно найти и посмотреть сейчас. И рассказы этих людей – пациентов, врачей, медперсонала – можно услышать. Главврач Виктор Саранов, кстати, переназначен республиканским Минздравом на свою должность. О провокации с роддомом в Мариуполе он не слышал и не знает, так как связи нет вообще никакой. Я спросил ради любопытства о зарплате – больше или меньше будут платить и он совершенно искренне сказал, что это не имеет никакого значения.
Погибших очень много, лежат прямо на улицах. Иногда прикрыты, иногда – нет. И мирные граждане, и украинские военные. Несколько тел военных – в палатах больницы. Лежат прямо на полу. Характерная особенность – документов при них нет. Все они были раненые. И все – добиты выстрелом в висок или затылок. Их не забирали. И не оставляли живыми, чтобы не рассказали лишнего, возможно. Ведь в больнице между ними часто была слышна английская и грузинская речь…
Но жизнь продолжается, как ты, дьявол, не хоти обратного! Во время штурма города, активная фаза которого шла около недели, в течение которой врачи больницу не покидали, в родильном отделении, вернее в его подвале, родилось семь малышей. Четыре мальчика и три девочки. И новорожденные, и мамочки чувствуют себя прекрасно!
Поселок городского типа.
18 марта
Три поездки в Мариуполь
Для каждого, кто болел за Русскую весну 2014 года, Мариуполь – это город большой демонстрации на 9 мая, неповиновения, вроде бы даже перехода милиции на сторону демонстрантов, когда возникли баррикады, через которые в знаменитом видео перелетала БМП с украинским флагом на антенне, а потом город оказался пуст. Войска ДНР из него вышли или не вошли, когда могли бы запросто это сделать, – таковы общепризнанные тезисы; еще упоминают олигарха Ахметова и то, что это оставался последний азовский порт для вывоза морем продукции всех его сталелитейных предприятий. Во всех разговорах фигурировал обычно объем чемодана переданной наличности – миллиард долларов! Это или не это было причиной, но на восемь лет Мариуполь оказался там, с той стороны. Теперь – все по-другому. Совсем.
Важно еще понимать, что именно в этот город поступил приказ выезжать областному МВД в 2014-м – на патрульных машинах, с документацией и компьютерами. Тогда произошло очень резкое разделение – на тех, кто подчинился приказу, и тех, кто этого не сделал и вернулся уже в ДНР (до того, как объявили АТО). В основном уехавшие найти себя не смогли (это я знаю по рассказам их бывших коллег), там они пришлись не ко двору – сепары и предатели. Сюда и хотели бы вернуться, а уже все, не выйдет, и тут их считают предателями. Поезд ушел. Те, кто остался, фактически с нуля создавали новые государственные органы – паспортную систему, ГАИ и все милицейское прочее, – и сейчас продолжают служить – и стране, и народу.
Заводы Ахметова в Мариуполе все это время продолжали работать. Резиденция Ахметова стояла в Донецке нетронутая и под охраной (и стоит по сей день). В воздухе витал аромат какого-то договорняка. Пока не началось то, что началось.
Азовцев довольно резво вышибли из Широкино, о чем я писал выше, они побросали все и отошли в Марик, как между собой ласково называют Мариуполь, поклявшись превратить город в крепость.
Все случилось очень резко, и выехать из города никто не успел. Ситуация типичная: дети с внуками живут в городе, родители-пенсионеры – в пригородном поселке. И когда все уже полетело, многие дети звали своих стариков в город отсидеться, ведь через поселки пошло движение фронта. А потом связь пропала. Полный город народа. Выезды перекрыты в несколько эшелонов – мы это видели на улице Шевченко. Собой она представляет скорее проспект с широченным бульваром посередине. Она была сначала перегорожена коммунальной техникой и автобусами. Причем по газонам тоже объехать нельзя никак. С минами по бокам – для проезда оставалась только одна полоса, которую контролировали автоматчики. Всем говорили, что выезд закрыт, потому что там небезопасно. Дальше, в районе Запорожского шоссе, дорога опять была перекрыта минами и блокпостами, причем внутрь города. И еще дальше – еще блокпост, уже на выезде. И только через километр, наверное, начинались укрепления «наружу».
На минах этих заграждений внутри города машины подрывались, и теперь они лежат на боку. Перед цепочкой сожженных автобусов – расстрелянная машина с двумя сгоревшими людьми, не сразу понятно вообще, что это люди. В районе магазина «Метро» – белая ВАЗ, 2106 с расстрелянными людьми и пес, ставший местной знаменитостью, мариупольский Хатико. В «шестерке» – трое погибших. Причем стреляли прицельно – сначала в водителя, в результате чего машина врезалась в какой-то неподвижный объект. Затем расстреляли пассажиров. Собака выпрыгнула через разбитое стекло и с тех пор не отходит от своих погибших хозяев. Лежит у машины, лает, не дает к ней подходить. На земле разбросаны вещи – одежда, какие-то одеяла и сумки. Пес подходит, нюхает знакомые запахи, виляет хвостом.
Трасса становилась все оживленней – по ней пошли уже колонны беженцев по гуманитарному коридору в направлении Запорожья, туда и сюда носятся машины, военные грузовики, тучи пыли, – и со временем разбитая машина оказалась посреди оживленной трассы.
Собака уходила
