еского характера. Готовое объяснение этой однотипности, этого подобия, он видит «в самой человеческой натуре, которая постоянно стремится ввысь, неважно, будет ли эта высь земной славой или превосходством или победой над всем земным. Игра и есть та самая врожденная функция, благодаря которой человек осуществляет это свое стремление»
В игре продвигаясь к постижению истины, человек познает самое себя, превосходящую его действительность, игру бытия, Нечто Сущее…
Сущее находит свое бытие только в становлении и повторении. Универсальный аспект бытия природы, саморепрезентация, проявляется в игре. Изображая сущее, игра реализует прирост бытия. Искусство, приближаясь к изображению бытия, преобразует игру в структуру, изображает целиком преображенный мир. И перед играющим, и перед зрителем игра ставит задачу: «познать нечто», что есть «на самом деле».
«Понимание — это процесс слияния горизонтов», — подчеркивает Гадамер [1, стр. 15].
Согласно философской герменевтике Гадамера, бытие есть язык, только в языке открывается человеку истина бытия. Он показывает, что именно язык конституирует мир, определяет способ человеческого в-мире-бытия. Сущностью языка Гадамер считает игру, в ней он видит и основу, и суть познания и понимания истории.
В любом случае бытию произведения искусства подобает «одновременность». Она составляет сущность «присутствия-при-бытии», и в процессе своего представления полностью обретает современность.
Культовая игра и игра зрелищная, т.е. спектакль, не исчерпываются тем, что изображают, но содержат указание, направленное вовне, на тех, кто принимает в них участие в качестве зрителя. Бытие зрителей на спектакле Гадамер определяет «пребыванием», «присутствием» при его бытии. Такое «присутствие-при бытии» — это нечто большее, нежели соприсутствие с чем-то иным, имеющимся в наличии, оно означает и участие.
Гадамер полагает, что игра действительно ограничивается тем, что репрезентуется, следовательно, «способ ее бытия — это саморепрезентация, которая, однако, является универсальным аспектом бытия природы» [1, стр. 155]. Саморепрезентация игры действует таким образом, что играющий одновременно приходит к собственной репрезентации, репрезентируя в то же время игру.
Игра — это совершение движения как такового
Сущее, то, что есть, и при этом всегда является иным, — это и есть „временное“ в самом радикальном смысле, как все то, что принадлежит истории. Оно находит свое бытие только в становлении и в повторении» [1, стр. 164]. Представление игры выявляет то, что есть. В нем выдвигается и выходит на свет то, что в других условиях всегда скрывается и ускользает.
