– Послушайте, а вы вообще в каком лагере?
– А их что, два? Я об этом ничего не знал.
– Вы что, хотите, чтобы мы пошли ко мне домой и сожгли все, что лежит сейчас в моей сумке?
– Меня Франц ни о чем не просил.
– А если бы вас об этом попросил я?
– Ничего вы у меня не попросите. Да и потом, вы уже приняли решение и последнюю волю Франца не выполните. Он считал вас своим лучшим другом, а вы собираетесь его предать.
– Да, собираюсь, но только из уважения к нему.
– А как можно уважать человека в целом, но не уважать его последнюю волю? Уважение человека не имеет ограничителей, чтобы здесь так, а там сяк. Его либо уважаешь, либо нет.
– Я говорю вам о Франце, а вы ударились в философию и разглагольствуете о великих принципах.
– Да нет, я лишь говорю вам о морали.
Кафка, Франц Кафка… Высокий и тощий до невероятия, вы его ни с кем не спутаете… Ну все, господин Клопшток, до скорого, еще свидимся. Здесь то и дело с кем-то да сталкиваешься.
Роберт вдруг подумал, где, собственно, оказался.
Вырвать Кафку из страшных лап смерти ему не удалось, да это, пожалуй, изначально было невозможно, однако встреча с ним наверняка помогла спастись ему самому.
Память вновь воскрешает картины Хрустальной ночи, последовавшей всего через полгода после захвата Вены: горящие крыши синагог и тысячи евреев, отправляющихся в концлагеря.
– Давай я тебе помогу, – предложил Юрий, – подброшу пару вариантиков: твоего Йозефа К. арестовали за предательство партии, или… потому, что его идеалы стали расходиться с социалистической доктриной, или… за отказ донести на друга, предавшего наше общее дело?
Ему предстояло выслушать объяснения Доры Ласк-Диамант, занимавшейся контрреволюционной деятельностью.
Забвенный мрак аллей обледенелых
Сейчас прорезали две тени белых.
Из мертвых губ, подъяв недвижный взор,
Они вели беззвучный разговор;
И в тишине аллей обледенелых
Взывали к прошлому две тени белых… [
Об этом решении он возвестил ее с гримасой отвращения на лице, даже не глядя в сторону просительницы, всем своим видом давая понять, что таким образом германская нация изыскала средство отправить ее в ад.
«Мы не умрем, вот в чем заключается истина, – говорил Франц. – Мы умираем еще при жизни, мы просто выжившие. В своей борьбе за жизнь мы даже не догадываемся, что в действительности боремся за смерть».
