Глава 1. Экзистенциальная
О длинном рабочем дне в пятницу, тринадцатого…
Жара. 34 часа на работе (из них 24 в одиночку) и везде жара. Эти «большечемсутки» какой только херней не заполнены…
***
Вся больница в тревожном ожидании. Дождались-таки. В понедельник новый главный объявится. Глядя на мое абсолютно безмятежное лицо идиота, гинекологи начинают домогаться о причинах моего спокойствия.
— Ну во-первых я знаю сакральную мантру состояния внутренней свободы, постигнутую путем длительных медитаций и самосовершенствования. А во-вторых, свою десятку я при любой власти получу. Вы, кстати тоже, вряд ли больше, независимо от того, будете ли вы накрашены и подмыты или наоборот…
***
А теперь у нас еще ночь в роддоме. И все бы ничего, но в нем тоже жара. В нашей каморочке (шесть квадратных метров без вентиляции, помнится, когда я на гауптической вахте сидел, у меня камера больше была) не спасает даже вентилятор, ибо нагретое за день здание ночью отдает тепло внутрь. Так что отдых лежа с закрытыми глазами был весьма поверхностным и прерывистым. И тут…
— Алексей Романович, срочно разворачиваемся! — а в голове-е-е… Мысль! «Хорошо, что кондиции позволяют спокойно сесть из положения лежа без помощи рук». И воспоминание. «А помнишь, как один раз на спокойном дежурстве попытался до трусов раздеться? Час уснуть не мог, пока обратно робу не напялил». В тапочки не глядя. Привычка, чего там. Взглянуть на часы — четыре пятьдесят пять. Снова мысль: «Самое время часовых резать…». Сунуться сейф за подлежащими предметно-количественному учету и вперед. На бегу:
— Что?
— Отслойка, гестоз, отеки…
— Кровопотеря?
— Здесь с пятьсот… — мысли поперли косяком, как лососи на нерест: «Хули скромничаете, какой нах гестоз?.. Читайте буржуйские книжки, а не краснопрофессорские методички… Преэклампсия это… Херовато… А-а… Испугали старую портовую шлюху вялым гениталием…»
Быстро глянуть на эту белобрысую корову — шарман, бля. Носовое дыхание затруднено, отеки, ожирение, короткая шея:
— Аллергия есть? Сопутствующие болезни?
— Нету у меня ничего.
— Ели или пили когда?
— Вот в четыре, как проснулась, выпила чашку воды и огурец съела…
Мысль: «Это ты молодец, пожрать при маточном кровотечении на поздних сроках — первое дело… И головогрудь… И носовое дыхание затруднено, значит ротоглотка тоже отечна… А может…? В июльской Anaesthesia за 2010 была статья о возможной допустимости спиналки при-и-и… Нет, на хер. Это победителей не судят, но, во-первых, ты еще не победил, а во-вторых… Ну а если…? Нет!».
Маску на лицо:
— Дыши глубоко! Это только кислород… Кетамин… листенон… начинайте…
Тут подала голос дежурящая со мной Петровна. И снова возникла мысль: «Весовые габариты прямо пропорциональны амбициям. И обратно пропорциональны скорости выполнения назначений».
— (Недовольно) Во-от… Сто восемьдесят на сто двадцать… — Не суетитесь, Надежда Петровна. Сто восемьдесят на сто двадцать — это лучше, чем шестьдесят на ноль.
— (Снисходительно) Может дроперидолу?
— Я, Надежда Петровна, уже говорил, что, работая со мной, забудьте про этот препарат. До особых распоряжений.
— (Обиженно) Ну как знаете…
— Веркуроний и фентанил после извлечения. Тем временем извлекли. Плюс к отслойке — поперечное положение. Плюс тугое обвитие пуповины…
Заорал. Уже неплохо. Покоситься, регулируя параметры искусственной вентиляции легких на новорожденного. Тут и торкнуло, естественно, мысль, что же еще? «Бля-а… А нехерово пятница тринадцатого началась. Главное весело». Еще раз покосился на дитё, и тут разглядел. Заячья губа. И-и-и…
Мысль, конечно же: «Он по всем параметрам не должен был родиться. Да и мамаше лет 30 вы сегодня подарили… Ну? Веселишься? Победили естественный отбор? Это ты молодец! Теперь жди от него ответку… Ох и сформулировал! Ну ты, бля, хемингуэйпрощайоружие».
Кстати, кого родили, мальчика или девочку, я так и не разглядел. Дальше проще. Раздышали, разбудили и экстубировали. Осталось порадоваться, что полтора часа еще есть, а смысла ложиться уже нет. Вторая чашка кофе и можно досмотреть «Грязного Гарри». Тем более, что конца рабочего дня еще часов одиннадцать… Морали нет. И смысла. Есть усталость и опустошенность. Уже привычный синдром эмоционального выгорания что ли обостряется?..
О роли личности в истории…
— Деб-билы, бля… — я употребил свой любимый неопределенный артикль и хлопнул зеленым резервным мешком по столу старшей сестры частного медцентра. А потом немного подумал и решил, что цитата должна быть дословной — Дь! Мешок порван!
Поясняю, мешок — такая резиновая хрень по размеру, форме и консистенции напоминающая камеру из старого волейбольного мяча со шнуровкой. Стоит в наркозном аппарате на всякий случай и еще для вентиляции руками, если что, поэтому не всегда стоит верить сказкам, что пациент погиб во время наркоза из-за аварии на электроподстанции. А дырка в дыхательном контуре — это как… Кто-то хочет погрузиться с аквалангом (как человек, сдававший любопытный предмет «автономные системы дыхания», могу пояснить — полуоткрытый дыхательный контур) у которого шланг надорван?
— И что, Алексей Романович?
— Поменял, там старый мешок валялся. Провел тестирование. Утечка меньше ста миллилитров в минуту. Все работает…
Это у частников, с которыми я полюбовно расстался из-за вопросов оценки роли девиантной и социопатической личности в истории. Хотя никаких претензий — если нарываешься изо всех сил при конкуренции из уважаемых врачей высшей категории и заведующих отделениями, то…
За три недели до описываемых событий
У меня зазвонил телефон. Говорил не совсем слон. Изабеллка.
— Леш, ты сможешь?..
— Я. У вас. Больше. Не работаю.
— Леш, там пациентка… Ты ее помнишь, она из Питера. Вы с ней все хихикали друг над другом. Она только тебя требует. Ей после тебя наркоз проводили, теперь она от всех анестезиологов отказывается, грозится уйти в другую клинику.
Согласился. Если честно — то из-за потешенного самолюбия. Ну и из жадности. Ибо «Сам сумму поставь в счете, в разумных пределах, конечно». Слаб человек.
Пока переодевался — в дверях нарисовался директор. Странно. Вроде бы расстались, претензий друг к другу не имеем.
— Вы где после закрытия роддома, Алексей Романович?
— В Многопрофильной Клинике Федерального Подчинения. — Лучше бы, конечно, не говорить, тем более, как донесла агентурная разведка, среди тамошних непосредственных начальничков, с которыми я на первом же общебольничном рапорте сцепился и довел до истерики, есть его люди, но… Бессмысленно. Столица нашего герцогства — большая деревня. Или аул. Кому что ближе.
— А-а…
— Нормально. Работа как работа. — Незачем ему знать по все нюансы, обусловленные непрохождением проверки на прогибаемость. Хотя донесут еще, согласно закону сообщающихся сосудов. Если уже не.
— А вот я хотел спросить, Алексей Романович. После вашего ухода севорана за полгода истратили в два раза больше, чем вы за полтора. Не знаете почему? А то себестоимость наркоза выросла на…
— Семьдесят-восемьдесят процентов примерно… — знаю. Конечно знаю. И любой вменяемый анестезиолог знает. Даже формулу расхода могу назвать, состоящую из показателей концентрации, потока, времени анестезии и коэффициента в восемнадцать целых и три десятых. Но меня же про формулу не спрашивали, поэтому отвечаю тоже правду. — Трудно сказать. Качество постдипломной подготовки лежит вне моей компетенции.
За неделю до описываемых событий
У меня зазвонил телефон. Говорил совсем не слон. Старшая из того же медцентра.
— Да, Гульшат.
— Это не Гульшат, это Травиата Ивановна. — Одна из моих правопреемниц. — Алексей Романович, у меня аппарат заданный объем похоже не вдыхает.
— Похоже или не вдыхает?
— Мех почти не движется в колпаке.
— Там еще цифирки есть. В строках «инспиратори» и «энд тайдел». По разнице и видно сколько не вдыхает.
— Сейчас-то что делать?
— Рычаг на контуре где? На «ауто»?
— Да.
— Рычаг на корпусе? На «контур» или на «дополнительный ротаметр»?
— Это где?
— На корпусе слева. На уровне… э-э-э.. пояса. Там картинки для русских нарисованы.
— На «контур».
— Тогда переходите на ручную.
— Я сейчас и так «амбушкой» дышу.
— Не надо «амбушкой». У вас целый аппарат есть. Рычаг на «мануал» — и ищите утечку.
— А где может быть утечка?
— Где угодно. По телефону и интернету не лечу.
Через пятнадцать минут снова зазвонил телефон. Определился тот же абонент.
— Да.
— Это я, Гульшат. Вы не придете послезавтра аппарат посмотреть?
— Зачем мне это?
— Потом операция с маммологами. Они только с вами хотят. А директор завтра всех анестезиологов собирает.
Вот и восстанавливаются старые агентурные наработки. Хотя просто так могу подарить одно правило, крайне полезное в повседневной трудовой деятельности — не доверяйте агентам полностью.
В день описываемых событий собрал аппарат (кстати, так и не понял, а зачем его разбирали?) и провел тестирование. Правда перед этим слазил в журнал событий. Последний тест на утечку восемь месяцев назад. Нет, я понимаю про меню на английском. Но они же все принципиально одинаково устроены. Некоторые клапаны у всех — ключевое слово «всех» — производителей называются английской аббревиатурой.
Дырка в дыхательном мешке нашлась сразу.
Через час после описываемых событий
У меня зазвонил телефон. Говорил опять не слон. Травиата Ивановна. Однако быстро здесь слухи разносятся.
— Алексей Романович, они вас обратно звать будут. Давайте сразу неделю поделим? Двух анестезиологов уберем. Они, гады, специально аппарат разбирали, чтобы я не смогла собрать. Я всегда брала вторники и субботы, а..
— Я не могу ничего делить. У меня график скользящий. И к вашим кадровым перестановкам я тоже не хочу иметь никакого отношения.
В операционной тоже ждал сюрприз — бородатый дяденька.
— Здравствуйте. Меня зовут Сергей Петрович, можно на ты. Директор велел посмотреть, как вы работаете. Не возражаете?
— Не возражаю, но есть три момента. Первое — после меня учеников не останется. Это принципиальная жизненная позиция, потому что это и есть все, что я могу сделать для любимого наркомздрава. Второе — я ничего не придумываю. Ума не хватает. Все что я делаю, уже кем-то описано в нормальных — ключевое слово «нормальных», то есть достоверных и авторитетных — источниках. Почему эти источники не на русском — не ко мне. И третье — Гугл в помощь.
— Что значит Гугл в помощь?
— Это я на все последующие вопросы отвечаю. Как писал один — вы его не знаете — уважаемый мной анестезиолог, сдавший профессиональный экзамен в США: «Самые надежные и прочные знания добываются самостоятельно». А не путем изустно передаваемых былин и легенд, как это принято у нас.
Всего через три часа после описываемых событий меня пытал директор, желая выяснить, кого из уважаемых врачей высшей категории и заведующих отделениями увольнять, а кого — оставить. Пришлось еще раз пояснить, что к его кадровым перестановкам я не хочу иметь никакого отношения. И что я не судья. А палач…
Как писал другой мой знакомый, на одной, закрытой для посторонних, профессиональной площадке: «Сколько ни открывай частных европейских медцентров — один хер ЦРБ получается…».
Об
