Эдуард Рубинович Мустафин

Легко умереть не дам…

Записки поюзанного врача — 2

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Эдуард Рубинович Мустафин, 2019

Человек любит приобщаться к таинству сокрытого от постороннего взгляда. У меня есть сокрытое от постороннего взгляда про зону, где нет больных и здоровых, а есть только живые и мертвые, и которая если и не калечит, то накладывает свой отпечаток на всех, кто в ней побывал. Я пробыл в ней слишком долго. Добегаю дистанцию побелевшим старым волком, знающим, что рано или поздно промахнусь, и тогда придут честолюбивые дублеры и, может быть, сыграют лучше тебя. Может быть…

18+

ISBN 978-5-4496-4961-4 (т. 2)

ISBN 978-5-4496-4962-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Легко умереть не дам…
2. Интродукция
   1. О выборе…
3. Часть первая: Не проси милости у природы, и ты будешь спасен…
   1. Типа предисловие
   2. Глава первая. Героическая!
   3. Глава вторая. Рутинная
   4. Глава третья. Бытописательская
   5. Глава четвертая. Последняя в части
4. Часть вторая: о различных видах отваги на пожаре
   1. Глава первая. Об отваге военной
   2. Глава вторая. Об отваге реанимационной
   3. Глава третья. Об отваге акушерской
5. Часть третья. Целебное действие этанола во время лечебно-профилактических мероприятий
   1. Глава первая. Мероприятия по стимуляции пищеварения
   2. Глава вторая. Мероприятия по проведению дезинсекции
   3. Глава третья. Мероприятия по лечению психических расстройств
6. Часть четвертая: Эстетские, эклектичные и экзистенциальные беседы в операционной
   1. 1
   2. 2
   3. 3
   4. 4
   5. 5
   6. 6
   7. 7
   8. 8
   9. 9
   10. 10
   11. 11
   12. 12
   13. 13
   14. 14
   15. 15
   16. 16
   17. 17
   18. 18
   19. 19
   20. 20
   21. 21
   22. 22
   23. 23
   24. 24
   25. 25
   26. 26
   27. 27
   28. 28
   29. 29
   30. 30
   31. 31
   32. 32
   33. 33
   34. 34
   35. 35
   36. 36
   37. 37
   38. 38
   39. 39
   40. 40
   41. 41
   42. 42
   43. 43
   44. 44
   45. 45
   46. 46
   47. 47
   48. 48
   49. 49
   50. 50
   51. 51
   52. 52
   53. 53
   54. 54
   55. 55
   56. 56
   57. 57
   58. 58
   59. 59
   60. 60
   61. 61
   62. 62
   63. 63
   64. 64
   65. 65
   66. 66
   67. 67
   68. 68
   69. 69
   70. 70
   71. 71
   72. 72
   73. 73
   74. 74
   75. 75
   76. 76
   77. 77
   78. 78
   79. 79
   80. 80
   81. 81
   82. 82
   83. 83
   84. 84
   85. 85
   86. 86
   87. 87
   88. 88
   89. 89
   90. 90
   91. 91
   92. 92
   93. 93
   94. 94
   95. 95
   96. 96
7. Эпилог

Интродукция

О выборе…

«Гуд бай, мой мальчик, гуд бай, мой миленький» (с)

«Не нравится — уходите» (с)

«Бобик сдох» (с)

«Я устал, я ухожу» (с)

Эпиграф выбирайте сами, кому какой нравится. Я ухожу из государственной медицины, и надеюсь, что насовсем. Всё. Выбор сделан. Дело не в деньгах, которые с недавнего времени стали платить неплохо, правда далеко не на ставку и в виде премий, которые сегодня есть, а завтра… тут я не принципиально много выиграю, во всяком случае, на первых порах. Дело не в физической и не в эмоциональной усталости. А прежде всего дело в правилах игры. Если говорят, что играем в футбол, а потом дают дынеобразный мяч от регби и разрешают брать его руками… Без меня. Думаю, что не самая большая проблема, если вы останетесь без неплохого (действительно неплохого, хотя и злого, с удовольствием пьющего и сильно курящего) анестезиолога, читающего много и не по-русски по специальности (Частная Онкологическая Клиника в части касающейся, уж поверьте, будет хороша), но… Теперь без меня. Я по-честному буду оказывать медицинские услуги, насколько уплачено. От сих до сих. Больше не будет для вас, господа, спизже… э-э-э… перераспределенных медикаментов или расходных материалов из одной больницы в другую и давно нигде не учитываемых прямых (то есть из меня в кровящего пациента) переливаний крови. Все хорошие книги в бумаге (а они у меня хорошие) подарю оставшемуся молодняку. Не могу сказать, что страшно — я уже давно мало чего боюсь, и меня хорошо учили уходить в неизвестность, не оглядываясь. Просто… просто смурно. Тридцать лет врачебного стажа, из них двадцать восемь — год за полтора. Один год из оставшихся двух шел за два по указу Горбачева. Два года учебы в военно-медицинском ВУЗе, считавшейся срочной медицинской службой и идущей в стаж. Плюс год санитаром и год медбратом в гражданском институте. Итого: я начал работать в государственной медицине за год до рождения. Пенсия по выслуге на данный момент 13 900. К сожалению, медицина — это та наука, в которой учатся на своих ошибках и есть ощущение, что я их все сделал.«Не нравится — уходите» (с) Мне этот эпиграф нравится больше всего. Постараюсь удержаться подольше на оставшемся пике формы. Постараюсь не научиться бояться. Постараюсь не разучиться смеяться…

Часть первая: Не проси милости у природы, и ты будешь спасен…

Типа предисловие

Памяти усопшего в процессе оптимизации роддомика и его коллектива посвящается эта песня

«Красная ракета и до пола газ мы не видим света, свет не видит нас» (М. Калинкин.)

«В действительности всё не так, как на самом деле» С.Е.Лец

Я тут надысь новый литературный стиль изобрел. Солипсистско-эротическое фэнтези. Потому что… э-э-э… если признать опи́суемое (или опису́емое?) объективной реальностью, данной нам в ощущениях, то выйдет клевета на пресс-релизы минздравов различных уровней. Ведь у нас, как написал американский нобелевский лауреат по литературе Синклер Льюис (однажды продавший сюжет романа маскулинному Джеку Лондону и купивший на эти деньги пальто), «It Can’t Happen Here», что в переводе на русский устный означает «У нас это невозможно», а значит, может быть расценено как клевета на окружающую действительность. Посему напоминаю — все события выдуманы, а совпадения с реально существующими людьми случайны.

P.S. Кстати, произведение Льюиса посвящено конкуренту Ф. Д. Рузвельта на выборах 1936 года Х. П. Лонгу (красивые инициалы, между прочим). Ему же посвящен роман другого, менее оцененного американского писателя Роберта Пенна Уоррена «All the King’s Men», что в переводе на русский устный означает «Вся королевская рать».

Глава первая. Героическая!

Жизнь (или судьба) часто подает сигналы о предстоящем ущемлении геморроидальных узлов (в плохом смысле этого словосочетания), но мы их не слышим. Хотя если бы и услышали, то не менее часто это уже ничего не меняет и остается только широко улыбнуться, оскалив желтые от частого курения зубы, расстрельному взводу. Первый звонок блямкнул, когда я, молча никого не трогал и переводил занятную книжку про кризисный менеджмент в анестезиологии. За переводы взялся, когда понял, что делом надо заниматься, а не резвиться на интернет-просторах, иначе пара шагов осталась до мутации в народного блогера. Потому что блогер — существо, видимо, отчасти необходимое, раз природа допускает его существование, но в моей личной шкале социальной полезности оно располагается как раз позади (в хорошем смысле этого слова) заслуженных организаторов здравоохранения и народных целителей. Хотя следует заметить, что в плане медийной известности народные блогеры стоят как раз-таки спереди (в хорошем смысле этого слова) вышепоименованных персонажей. Итак, первый звонок… Лежал я в своей камере и переводил, периодически залезая в словарь, когда услышал тревожные шаги за дверью. Но не заволновался. Ветераны броуновского движения, знаете ли, путем проб и ошибок уже умеют отличать просто тревожные шаги от тревожных шагов, касающихся их лично. Затем стук и сразу открывание двери, не дожидаясь моего традиционного «Не заперто!»: — Романыч, привет! У тебя какая группа… — это педиатры. Значит фигня какая-то, раз корова дойная понадобилась.

— Привет, Бэла… Третья плюс. Или забыла? — а забывать-то ей не с чего, месяца три назад для поганца мелкого сдавал. — Знаешь же, что только педиатров на хрен с такими вопросами не посылаю. Бэла довольно улыбалась. Да, кстати, широкой общественности пора начать возмущаться. Почему это я не желаю кровь для больных сдавать? Поэтому отвечаю сразу — анаста… э-э-э… звиздело, чего бы мне не говорили клятва какого-то Гиппократа и социальная реклама донорства. Идите в жопу, граждане осуждающие. У меня в трудовом договоре эта обязанность не оговорена. И еще, о кровососах и кровосдаче — кто из осуждающих и сколько раз был на станции переливания крови? Вряд ли ответят точно, хотя я про себя точно тоже не отвечу. Где-то к тридцатому разу считать бросил. Но и после тридцатого примерно столько же. Один раз случилось литр за неделю сдать, но это вредно — потом с двух рюмок в говно окосел на дне рождения дочери. А там еще столько алкоголя оставалось… Поэтому больше сдавать не хочу и не буду, только детям и только если больше некому. И еще нюанс. Значительной части этих, хрен знает скольки, кровосдач не было. Потому что прямые переливания крови у нас запрещены приказом, вплоть до лишения всего, чего можно, включая выступающие части тела. Между прочим, из эпидемиологических соображений. Возражения, что до какого-нибудь сифилиса или гепатита терпиле (мой вклад в мировую филологию — дословный перевод слова «patient» с английского) еще дожить надо в расчет не принимаются. Хотя ничего лучше теплой крови с растворенными в ней продуктами свертывания и транспорта кислорода, а также метаболитами того что я съел, выпил и возлюбил ни природой, ни человеком не придумано. Несмотря на рекламные вопли журналистов времен перестройки и свидетелей времен Иеговы[1]. Кстати, запрещено это дело во всем мире. Но не кладут, а прямо-таки ложат на это запрещение только у нас. И не пишут. А того, что не написано — не было. И не хрен переживать. Ну а если отвлечься на сифилис — то припоминаю превентивное лечение, когда вся бригада на перфоративной язве у сифилитика в крови уделалась. Две недели сидеть не могли. Потому что все это превентивное лечение состояло всего в одном уколе. Только раствор был киселеобразной консистенции, что дарило незабываемые впечатления как при его введении, так и после оного. Второй звонок был по телефону. Пацаны знакомые желали проконсультироваться. Не желают эти врачи-вредители нашей местной профессуре звонить, хотя у нас этих докторов наук нонеча как вшей на бомжике. Ну а что, я проконсультировал, мне не жалко. Про переливание крови, именуемое мудреным словом «гемотрансфузия» (между прочим, красивое женское имя, нет?) в консультации тоже было… А вот само событие, звоночки о котором, как выяснилось, были, произошло не в пятницу, и не тринадцатого. А совсем наоборот. Чего бы на подходе к работе не порадовать товарищей близостью конца? В смысле конца трудового дня.

— Петрович, ты там манатки собирай. Я подхожу.

— А я тебя в операционной жду, — это радостно. Потому что все происходящее в операционной — оно теперь мое. И вопросительно-утверждающе — У тебя ведь третья положительная? Тебя ждут.

Ну да, ну да. Родина слышит, Родина знает, как ее сын в облаках пролетает. И даже группу крови помнит. Особенно ежели ее сын не просто раздолбай, а ценный биологический ресурс, во всяком случае, на ближайшие тридцать минут. Поскольку ждут, поднялся в операционную не в 15.30, а как пришел. Увиденная картина как-то не радовала. Акушеры теребят дряблую матку нездорово-багрового цвета, в сильно отечную бабоньку дышит железный зеленый аппарат, и капает жидкий прозрачный физраствор[2].

— Э, Петрович, а что это она у тебя цветом на покойника перед выносом похожа? — несмотря на корчившего страшные морды и дергающего головой в сторону сестер наших меньших, то есть акушеров, Петровича, спрашивать я мог что угодно. Потому что а) пока еще являлся источником теплой крсной жидкости, содержащей факторы свертывания, б) разгребать это все с момента прихода мне и, при плохом раскладе, первым на допрос к уматному дядьке в темно-синем мундире с блестящими погонами идти тоже мне, в) и вообще, похоже начались взрослые игры. А насчет цвета я не соврал — она была не просто бледной, а бледно-восковой. — Да, и ты кроме воды[3] что-то льешь?

— Пусть они кровотечение остановят сначала, — обосновал свою лечебную тактику Петрович.

— До остановки тоже еще дожить надо. Анализы какие?

— Лаборантки нет. Будет в семь.

— Двадцать первый век и высокие технологии… — ну как не прокомментировать нашу рутину?

— Начмед[4] сказала, что лаборантки будут на месте. — Это меньшие братья по разуму голос подали от операционной раны.

— Тогда ты берешь анализы, — я ткнул пальцем в еще не сменившуюся Петровичевскую анестезистку. — А смена будет переливать кровь. Это я мудро решил покомандовать своим расстрелом. Типа Овод из романа прогрессивной английской писательницы Э. Л. Войнич. Петрович тем временем кратко обрисовывал ситуацию шепотом на ухо: — Там кровавая мазня ночью началась, пришла только утром, сердцебиение у плода отсутствовало, к обеду взяли на стол. Отслойка плаценты[5] была прикрытая. Потом кровотечение пошло.

— А что матку сразу не вырубили, а ждали почти 2 часа?

— Первая беременность, детей нет. Надеялись сохранить.

Ну да, ну да. Любая попытка сделать из говна конфетку заканчивалась тем, что мы оставались без сладкого. А иногда еще и без органических удобрений.

— Плазму[6] ставь, теперь я командую. —

Дальше, как можно меньше, гениальности и, как можно больше, стандартных действий. Организовать второй венозный доступ[7]у пациентки. Согнать свою сестру и акушерку (одну на забор крови из меня, другую на введение моей крови в тетеньку) и закатать рукав, предварительно поинтересовавшись: — А выпить и бабу дадут? Для улучшения реологических свойств донорской крови…
Вследствие активного забора шприцем, вена все-таки спалась через 400 миллилитров, несмотря на пережатие руки жгутом и периодические сжимающие движения кистью, как у заслуженного мастурбатора Российской Федерации. Но бабонька и после этого количества кровушки уже отчасти и местами несколько напоминала живого человека. Да и эти… Представители филогенетически более древней профессии операцию заканчивали. И анализ, взятый до переливания, подъехал. Красивый анализ. Совсем без продуктов свертывания. И почти без гемоглобина и тромбоцитов[8].
Прооперированной даме было пора слезать с аппаратного дыхания, а слезать она не хотела. И это было плохо. Потому, что сжатый воздух в операционную не подведен и подсасывает его аппарат из окружающей атмосферы, через клапан безопасности. Но что он там сосет тоже выяснить невозможно — датчик кислорода полгода как сгорел (он и должен сгорать — у него принцип работы такой). А монитора вдыхаемо-выдыхаемой смеси просто никогда не было. У частников я без этих девайсов отказался работать и купили. Государственному же учреждению проще купить нового анестезиолога, который об их существовании не подозревает. Но сейчас изменить ситуацию было невозможно. Поэтому продолжаем искусственную вентиляцию, чем есть, неуклонно продвигаясь к закономерному исходу лечебного процесса.