автордың кітабынан сөз тіркестері  Первая мировая: война, которой могло не быть

Василий Молодяков

1912 г. лорд Холден (военный министр Англии. — В. М.) нашёл, что позиции кайзера, Бетмана и Чиршки открыто расходятся друг с другом. В 1914 г. германская дипломатия являла собой картину полной анархии: от Чиршки, приближавшего войну, до Лихновского (посол в Лондоне. — В. М), который пытался сохранить мир, от Шёна, обманутого собственным правительством, до Пурталеса, обманутого противниками. Кроме того, Вильгельмштрассе[21] не имела полного контроля над дипломатией. Бетман-Гольвег и Шён поведали нам, как морское министерство вмешивалось в малые и большие вопросы, определяя как общее направление политики, так и выбор консулов».

Выступая в принадлежавшем Германии Меце 15 августа 1911 г., Баррес заявил: «Да здравствует Лотарингия! Это она всегда делает французов едиными. На протяжении сорока лет самая постоянная мысль Франции обращена к Мецу и Страсбургу. Мы не сводим с вас глаз». «Мы не сводим с вас глаз, потому что любим», — поспешил добавить оратор, понимая, что германские власти сделают из его речи правильные по сути, но дипломатически нежелательные выводы.

Наконец, государь согласился с тем, что при нынешних обстоятельствах было бы наиболее опасным не подготовиться вовремя к, неизбежной по-видимому, войне и потому дал своё разрешение приступить сразу к общей мобилизации. С. Д. Сазонов испросил высочайшее соизволение немедленно передать об этом по телефону начальнику генерального штаба и, получив таковое, поспешил в нижний этаж дворца к телефону. Передав высочайшее повеление ожидавшему его с нетерпением генералу Янушкевичу, министр, ссылаясь на утренний разговор, прибавил: «Теперь вы можете сломать телефон». Начальник генштаба ответил: «Мой аппарат испорчен». Затем он отвёз Добровольского на своей машине в Мариинский дворец, где заседал Совет министров, чтобы получить подписи под телеграммой, которая объявляла первым днём всеобщей мобилизации 18(31) июля.

Провожавший его на Варшавский вокзал Палеолог вспоминал: «На платформах большое оживление. Поезда донельзя нагружены офицерами и солдатами. Это пахнет мобилизацией. Мы быстро обмениваемся впечатлениями, делаем одинаковый вывод: на этот раз — это война».

Особый интерес представляет следующий фрагмент доклада Сазонова: «Повторяя высказанное пожелание о возможно более длительном поддержании status quo[7], приходится также снова повторить, что вопрос о проливах едва ли может выдвинуться иначе, как в обстановке общеевропейских осложнений». В переводе на язык практической политики это означает, что взять проливы под контроль Россия сможет только в результате европейской войны, но, несмотря на это, не отказывается от своего намерения. Государственные мужи той эпохи — не только в России — вообще как будто не боялись войны, понимая, что не им воевать, и легкомысленно полагая, что она будет короткой.

Значение черноморских проливов не ограничивалось сферами военной стратегии или государственного престижа. Как заметила Ю. В. Лунёва, «статистические данные о российском экспорте через проливы наглядно демонстрируют экономическое значение проливов. Так, за период с 1906 по 1910 г. вывоз хлебных злаков из портов Чёрного моря составил 4691 тыс. тонн, из портов Азовского — 2825 тыс. тонн, а из Балтийского — всего 1081 тыс. тонн. В совокупности Чёрное и Азовское моря участвовали, таким образом, в 74,5% общего движения хлебных злаков», Британский исследователь В.В. Готлиб отметил: «Сухопутный транспорт, который обходился в 25 раз дороже, чем перевозка морским путём, был неэкономичен для такого рода грузов. Поэтому за десятилетие до 1912 г. вывоз русских товаров через проливы составил 37% всего экспорта России. Важность этого пути возросла в связи с намечавшимся индустриальным развитием Украины, с её крупными запасами железа и угля, и в связи с эксплуатацией ресурсов Закавказья и Персии».

Оставалась мечта о дне, когда «славянский стяг зареет над Царьградом», как писал Валерий Брюсов в 1900 г. Память о киевском князе Олеге, прибившем в знак победы свой щит к вратам Царьграда в 907 г., превратилась в политический императив.

«Действуйте, если на вас нападут, вы не останетесь одни»

Так и земные племена
Не чуют пушечных раскатов,
Когда в портфелях дипломатов
Уже объявлена война.

Марк Тарловский

С неё, по верному, но гораздо более позднему замечанию Анны Ахматовой, «начинался не календарный — настоящий двадцатый век».