Первая мировая: война, которой могло не быть
Первую мировую войну 1914–1918 гг. на протяжении четверти века называли просто «мировой», надеясь, что она же будет и последней. Однако эта война открыла эпоху мировых конфликтов и диктатур. О ее причинах и происхождении написано много, однако уроки этого – применительно к опыту каждой страны – не осознаны в полной мере. Ни одна из конфликтующих сторон не признавала свою ответственность, перекладывая ее на плечи противников, а порой и союзников. Именно пример Первой мировой войны, которую развязала горстка людей, обладавших почти неограниченной властью, показывает, что, говоря о вине или ответственности Германии или Франции, России или Англии, мы имеем в виду не страны и тем более не народы, которым не нужна братоубийственная бойня, но только их правящие круги. Возможность войны определяется сложной совокупностью политических, экономических, социальных и даже культурных процессов. Неизбежной ее делают конкретные люди, которых в данном случае можно перечислить практически поименно.
Дәйексөздер10
1912 г. лорд Холден (военный министр Англии. — В. М.) нашёл, что позиции кайзера, Бетмана и Чиршки открыто расходятся друг с другом. В 1914 г. германская дипломатия являла собой картину полной анархии: от Чиршки, приближавшего войну, до Лихновского (посол в Лондоне. — В. М), который пытался сохранить мир, от Шёна, обманутого собственным правительством, до Пурталеса, обманутого противниками. Кроме того, Вильгельмштрассе[21] не имела полного контроля над дипломатией. Бетман-Гольвег и Шён поведали нам, как морское министерство вмешивалось в малые и большие вопросы, определяя как общее направление политики, так и выбор консулов».
Выступая в принадлежавшем Германии Меце 15 августа 1911 г., Баррес заявил: «Да здравствует Лотарингия! Это она всегда делает французов едиными. На протяжении сорока лет самая постоянная мысль Франции обращена к Мецу и Страсбургу. Мы не сводим с вас глаз». «Мы не сводим с вас глаз, потому что любим», — поспешил добавить оратор, понимая, что германские власти сделают из его речи правильные по сути, но дипломатически нежелательные выводы.
Наконец, государь согласился с тем, что при нынешних обстоятельствах было бы наиболее опасным не подготовиться вовремя к, неизбежной по-видимому, войне и потому дал своё разрешение приступить сразу к общей мобилизации. С. Д. Сазонов испросил высочайшее соизволение немедленно передать об этом по телефону начальнику генерального штаба и, получив таковое, поспешил в нижний этаж дворца к телефону. Передав высочайшее повеление ожидавшему его с нетерпением генералу Янушкевичу, министр, ссылаясь на утренний разговор, прибавил: «Теперь вы можете сломать телефон». Начальник генштаба ответил: «Мой аппарат испорчен». Затем он отвёз Добровольского на своей машине в Мариинский дворец, где заседал Совет министров, чтобы получить подписи под телеграммой, которая объявляла первым днём всеобщей мобилизации 18(31) июля.
