ение:
Мы сидим впятером
И плачем над счастьем,
И смеемся над горем.
Мы сидим впятером,
И удача над нами,
И разлука над морем.
Мы сидим впятером,
Перекинемся взглядом
И опять замолчим.
Мы сидим впятером,
но мог. И поломать мне игру.
– Но зачем все это? – жалко спросила я. – Какой смысл?
– Смысл? – удивился он. – Какой может быть смысл в этой жизни? Просто игра…
– Кем ты себя вообразил? Богом? Вершителем человеческих судеб? Ты просто псих, ты больной сукин сын.
– Не смей меня так называть, – покачал он головой. – Ты… ты такая же, как и все. Цепляешься за дурацкую мораль. А я думал, ты любишь меня. Любишь по-настоящему, слепо веря: я есм твой бог, – громко сказал он, вскинув голову, и опять засмеялся, бросил веревку и шагнул ко мне, а я с опозданием поняла, что не успею добежать до двери, не успею закричать.
Он схватил меня, стиснул рот рукой.
– Давай посмотрим на звезды, девочка. Ты любишь смотреть на звезды? Я обожаю.
Он потащил меня к двери, я не сопротивлялась, берегла силы. Он поволок меня по лестнице на крышу. Я надеялась, что дверь окажется запертой, но тут же подумала, что он, должно быть, хорошо изучил и подъезд, и дом
после легкой заминки произнес он. – Горбовский общался с большим количеством людей, многие из которых весьма примечательные личности. Есть даже вор в законе. Представляешь? Неизвестно, что этот парень наболтал Горбовскому во время спиритических сеансов, перепугался и кокнул дядю.
– Он выбрал очень экзотический способ, – заметила я.
– Надеялся