Он отстранился и вдруг быстро поцеловал ее в шею. Вероника вздрогнула, села на песок и быстро проговорила, прищурив слегка раскосые глаза: – Здесь охуительно пиздеть про блядей и ебарей… охуительно…
Я исследовал его физико-аналитическим методом, я рассматривал его сквозь пласт ананасового мармелада, я гадал на его счет, я спрашивал ее о всякой всячине, памятуя о нашем совместном путешествии. Я ловил ее. Она же выходила из игры с легкостью теннисного мяча, уклонялась, хамелеонила, требовала гарантий. Я давал их. Я покорно погружался в голубую ванну моих представлений и застывал на боку, подобно умершему Будде.
Жизнь – штука суровая, – пробормотал в усы дед Викентий. – Ее, сынок, перемочь надо. А не переможешь – так она тебя, как соломинку, переломит. Тот, кто жизнь перемог, – в памяти людской увековечился. А такому человеку и море по колено.