Глава 2

Марианна бросила монету конюху с сонными глазами, взяла Реджинальда под уздцы и села верхом, не воспользовавшись специальной подставкой, чего никогда не смогла бы сделать в элегантной амазонке. Она предпочитала ездить верхом в бриджах и сапогах.

Удобно устроившись на сером жеребце, она выехала из небольшого дворика при конюшне. Джек, конечно, потребовал бы, чтобы она не ехала верхом, а бежала перед конем, но Марианна терпеть не могла бегать и не смогла бы делать это ежедневно. По ее мнению, верховая прогулка в парке являлась достойным компромиссом.

Дядя наотрез отказался покупать ей приличную лошадь, утверждая, что любая старая кляча подойдет, поэтому Марианна купила Реджинальда сама. Она заплатила за жеребца больше, чем могла себе позволить, но он был отлично выдрессирован и ездить на нем было одинаково удобно и в женском седле, и в мужском.

К тому времени как они приблизились к воротам Гайд-парка, тело Реджинальда напряглось от предвкушения, а Марианна окончательно проснулась.

– Готов пробежаться, Реджи?

Его чувствительные уши дернулись, конь фыркнул, словно понял вопрос.

– Тогда вперед!

Мощное туловище Реджинальда рванулось вперед, и всю свою силу конь направил в захватывающий дух изящный галоп.

Это в самом деле походило на полет, и Марианна не могла сдержать радостного смеха, когда они парили сквозь утреннюю прохладу, только она и Реджи, всего два живых создания в…

Марианна вскрикнула, когда мимо нее так близко, что едва не задел коленей, пронесся всадник на крупном коне.

Реджи споткнулся и повернул направо, но быстро пришел в себя.

Марианна гневно посмотрела вслед удаляющейся парочке.

– А ну достань их, Реджи!

Хотя ветер отнес ее слова в сторону, Реджи уловил решимость хозяйки и, бросив все силы в гонку, рванул что было мочи. Как раз когда они едва не наступали соперникам на пятки, конь и всадник внезапно остановились.

Марианна моргнула, пытаясь развеять туман в глазах, и резко осадила коня. Увлекшись гонкой, она не заметила, что они добрались до конца Роттен-Роу. К тому времени как они перешли на рысь, другой всадник подвел своего громадного серого жеребца к краю широкой дороги и принялся выгуливать взад-вперед.

План Марианны направить Реджи в противоположную сторону, избежав таким образом встречи, провалился, когда незнакомец окликнул ее:

– Доброе утро, мисс Симпсон.

Она вздрогнула, услышав низкий, хорошо поставленный голос, и неохотно повернула обратно.

Светловолосый, светлоглазый, блистательный бог смотрел на нее сверху вниз, сидя верхом на своем коне, ладони на полторы выше Реджи.

Его аристократические скульптурные черты лица застыли в надменном выражении, что, как подумалось Марианне, для него характерно. Глаза, цвет которых она не смогла разглядеть с ринга, оказались светло-зелеными и напоминали крещенский холод инея на свежей траве. Прямо сейчас они сверкали ледяной враждебностью, от которой ей внезапно стало холодно.

Он чуть двинул коня вперед.

– Вы – мисс Марианна Симпсон, если я не ошибаюсь.

– Вы знаете, что это я, – огрызнулась всадница. – А вы – герцог Стонтон.

Взгляд светлых глаз медленно, дерзко скользнул по ее телу. Ей приходилось терпеть подобные взгляды бесчисленное множество раз, еще до того, как печально известный бывший возлюбленный публично ее бросил. Ноздри благородного носа Стонтона трепетали и подергивались, словно он уловил что-то гадкое.

Марианна не сникла под его суровым взглядом, напротив, тоже внимательно его рассматривала. Классическое совершенство фигуры герцога ее не удивило. В конце концов, он же лорд Безупречность: безупречен как внешне, так и в манерах.

Было неприятно признавать, что прозвище ему подходит, во всяком случае когда речь идет о его лице и теле. Он не просто привлекателен, а действительно безупречен и совершенно по-мужски красив.

– Вы сложная женщина, мисс Симпсон, с вами трудно разговаривать.

Она поерзала в седле:

– Да?

– Наверняка вам известно, что вчера вечером я посетил заведение вашего дяди и хотел с вами увидеться.

– К несчастью, я не воспринимаю мужчин, которые пристают к нам за кулисами.

Светлая кожа его высоких скул потемнела, когда он услышал эти оскорбительные слова.

– На прошлой неделе я также отправил вам два письма, мисс Симпсон.

– Я их получила.

Его светлые брови опустились.

– Но ответа не было.

– Я выбросила их не читая.

Его брови вновь приподнялись, исчезнув под прядью пепельно-русых волос.

– Почему же вы так поступили?

– Нет такого закона, в котором говорится, что я обязана объяснять вам мои поступки.

– Закона нет, – согласился он. – Но существует обычная вежливость.

Услышав эти поучения, Марианна вспыхнула. В целом она не отличалась невежливостью: ну, если не сталкивалась с аристократами, но ей никогда не доводилось встречать более аристократичного мужчину, чем этот.

И все же стыдно вести себя подобно невежественной сварливой тетке, подтверждая, что его впечатление о ней – верное.

– Я вижу, вы не перестанете преследовать меня до тех пор, пока не получите желаемого. Что говорилось в вашей записке?

– Что я хочу с вами поговорить.

Марианна раздраженно вздохнула:

– Но я не хочу с вами разговаривать, ваша светлость.

И снова герцога выдало тело – точнее, непроизвольная реакция. Казалось, все краски исчезли из его глаз, зрачки сузились до точек, а радужные оболочки теперь напоминали зеленые стекляшки, отмытые морем.

– И вас даже не разбирает любопытство?

– Ни в коей мере.

Хотя он этого никак не показал, Марианна предположила, что он в ярости. Герцог наверняка привык командовать и, конечно, ожидал покорности от женщины вроде нее. Вряд ли многие вот так отвергают его светлость Стонтона.

Марианна покраснела под его задумчивым взглядом, который, к досаде девушки, побудил ее продолжить беседу.

– Я в состоянии догадаться, почему вам так хочется поговорить со мной, ваша светлость.

– В самом деле? И почему же?

– Мужчины вроде вас подкупают служащих моего дяди с одной лишь целью.

– Вроде меня. – Он повторил эти слова негромко, и уголок его рта слегка приподнялся, коротко сверкнули белые зубы.

Марианна не назвала бы это улыбкой.

– Можете быть уверены: не в моих привычках домогаться цирковых актрис, принуждая согревать мою постель.

Лицо Марианны словно ошпарило кипятком, несмотря на утренний холод. Она считала, что аристократические насмешки давно ее не задевают. Похоже, ошибалась.

Вместо того чтобы покрепче закрыть рот и уйти, Марианна ринулась в бой.

– А, вы же лорд Безупречность, верно? – колко спросила она. – Непревзойденный среди людей и лишенный низменных побуждений. – Девушка презрительно усмехалась, глядя в его прищуренные глаза. – Но вы мужчина, как и любой другой. Просто выбираете себе шлюх рангом повыше.

На его красивом суровом лице возникло такое выражение, словно он получил доказательство своей правоты, словно ее грубость подтвердила его мнение о том, что она и впрямь неотесанная потаскушка, бывшая любовница барона Стрикленда, субъекта, которого вся Англия называет распутником из распутников.

И пока Марианна смотрела в эти неприступные зеленые глаза, ее охватила волна беспомощности. Почему этот человек считает ее распутной девкой на основании грязных сплетен? Из-за Доминика она сделалась мишенью для оскорбительных предложений и объектом насмешек мужчин всех мастей, но особенно богатых властных джентльменов, которые, казалось, находили ее в равной мере привлекающей внимание и отталкивающей.

– Чего вы хотите, ваша светлость? – устало спросила Марианна.

– Поговорить с вами.

– Мы уже разговариваем.

– Мне хотелось бы вам кое-что показать, и я предпочту сделать это наедине.

Она едва не расхохоталась.

– Вещь, которую вы хотите мне показать, находится в герцогской резиденции? Нет, – тут же добавила Марианна, не дав ему ответить, – это не в вашем стиле. Место будет куда более интимное. Может, небольшой укромный уголок. Где-нибудь… подальше от чужих глаз.

Ей просто не верилось, что эти холодные глаза могут стать еще холоднее.

– Даю слово джентльмена, что не посягну на вашу персону. – Его взгляд прошелся по ней жестко, словно нож. – Я хочу побеседовать с вами на вашем рабочем месте – отсюда и мое появление в цирке – или в любом другом месте, которое вы сочтете приемлемым. Главное – чтобы не на проезжей дороге.

По его решительному упрямому лицу Марианна поняла: отказа он не примет.

– Хорошо, я к вам приду. Куда и когда?

Похоже, ее внезапная капитуляция ничуть его не удивила, словно он вообще не сомневался в своем успехе.

– Я живу в доме номер пять на Гросвенор-сквер. Это недалеко. Но почему не сейчас?

– Моя одежда вряд ли подходит для утренних визитов.

Он пожал мощными плечами под черной крылаткой, чем сразу привлек к ним внимание собеседницы.

– Нет ничего необычного в том, чтобы один джентльмен заглянул к другому джентльмену сразу после утренней верховой прогулки, в кожаных штанах.

Марианна всматривалась в его надменное красивое лицо. Чего может от нее хотеть мужчина вроде него? И хотеть так сильно, что вынужден на этом настаивать? Ну, чего бы он ни хотел, она вынуждена признать: вряд ли это имеет отношение к плотским утехам. В конце концов, не стал бы он приглашать ее к себе домой в семь утра, когда на улице уже светло, ради любовной интрижки.

Марианна кивнула:

– Что ж, показывайте дорогу, ваша светлость.

Глава 3

Сент-Джон Пауэлл, седьмой герцог Стонтон, негодовал молча, не утруждаясь вести любезную беседу со своей спутницей – своенравной циркачкой.

Он снова и снова прокручивал в голове их короткий разговор, время от времени бросая короткий взгляд на женщину и пытаясь совместить свое представление о ней с реальностью. Эта особа никак не укладывалась в стандартную схему.

Ее прямота… нет, ее агрессивность уязвила его и вывела из равновесия. С тех пор как он был мальчишкой, ему ни с кем не приходилось так по-детски препираться и терпеть подобную наглость. За пять минут, проведенных с мисс Симпсон, он выслушал больше оскорблений, чем за все прошедшие годы вместе взятые, и сам вел себя весьма грубо.

И худшее тут то, что по большей части виноват в этом он сам.

Ему отчаянно хотелось послать ее к дьяволу, но – и это терзало его сильнее всего – он вынужден был терпеть выходки бывшей шлюхи Доминика Стрикленда, если хотел получить хоть какой-то шанс спасти брата.

Именно из-за этого негодования Сент-Джон почти не приложил усилий, чтобы хоть как-то скрыть свои неприязнь и отвращение к Марианне Симпсон. А она, не будь дурой, сразу же разглядела все сквозь тонкую ткань цивилизованности.

Он больше злился на себя, чем на нее. Вовсе не в его духе вести себя невежливо с кем бы то ни было вне зависимости от положения или так открыто проявлять свои чувства. Это было грубое, оскорбительное поведение. Он выставил себя последним хамом, и она отчитала его за это.

Винить ее он не может, но это не значит, что ее грубость должна ему нравиться, как и она сама. Это вовсе не игра; жизнь брата висит на волоске, а эта женщина – своего рода ключ к возвращению Бенджамина.

Когда они выехали из парка, Сент-Джон опять взглянул на спутницу. В сюртуке, бриджах и шляпе она выглядела совсем как мужчина, и не только из-за своих очень коротких волос.

Она и на лошади сидела по-мужски, как очень опытный наездник, а рука, обтянутая черной кожаной перчаткой и свободно державшая поводья, была куда шире, чем он видел у леди.

Ее плечи, хотя и тонкой кости, были на удивление широкими, а под сюртуком рельефно обозначились бицепсы. Талия узкая, бедра стройные. Под плотно обтягивающими ноги бриджами перекатываются мускулы, а под высокими сапогами-ботфортами угадываются красивые икры.

Просто воплощение молодого щеголя с осиной талией и фигурой, ради достижения которой многие денди в одних местах подбивают свою одежду ватой, а в других утягивают до невозможности. Ее же фигура, как догадывался Сент-Джон, выглядит так не благодаря корсету и подбивке – это результат напряженных физических нагрузок.

Она держалась со сдержанной настороженностью и излучала почти мужскую жизненную силу. Сент-Джон подумал, что ее физическое совершенство не должно его удивлять. В конце концов, она кулачный боец. Он-то считал, что все эти поединки, организованные ее дядей, являются скорее акробатическими трюками, чем настоящими боями, но она определенно поддерживала себя в хорошей физической форме, чтобы исполнять свою роль убедительно.

Когда они повернули, солнце осветило ее лицо, и под полями шляпы оно стало видно гораздо яснее. Ужасный синяк красовался на ее челюсти, а вниз от губы к подбородку тянулся едва заметный шрам длиной примерно в дюйм.

Возможно, эти бои все же нечто большее, чем просто театральное представление.

Подбородок у нее был красивой формы и очень решительный, а овальное лицо на удивление мягким и женственным. На щеках ямочки, а вокруг рта – легкие морщинки от улыбок. Лет двадцать с небольшим, решил Сент-Джон, хотя уверенная манера держаться скорее подобала более зрелой женщине. Глаза под тяжелыми веками ничем не примечательные, карие, нос изящный, с легкой горбинкой, на переносице небольшая выпуклость, а это значит… по меньшей мере один раз нос был сломан.

Единственное, что в ней необычно, это рот. Не только верхняя губа в форме идеального лука Купидона, но и на нижней есть заметная ямочка. Эффект весьма пикантный – такое ощущение, что она надувает губки.

Единственной ее претензией на красоту была светлая, как фарфор, кожа, словно светившаяся жемчужным блеском, – во всяком случае, там, где нет припухлости и синяка.

Она излучала спокойное достоинство и сдержанность, которых он никак не мог ожидать от цирковой артистки, а тем более от бывшей любовницы Доминика Стрикленда, нераскаявшегося гедониста, печально знаменитого своим распутством и чувственными излишествами.

К моменту мнимой смерти Стрикленда его поведение вышло за все рамки дозволенного. А женщина, ехавшая сейчас рядом с Сент-Джоном, делила с Домиником постель как раз в то время, когда он вел себя омерзительнее всего и шокировал даже пресыщенное светское общество.

Отвратительные мысли заставили Сент-Джона нахмуриться. Отношения Доминика с этой женщиной тут совершенно ни при чем. Критически важно убедить Симпсон, что ее нравственный долг – помочь ему спасти жизнь брата, которая оказалась под угрозой из-за предательства ее бывшего любовника.

И если она не захочет помочь ему добровольно…

Нет, пока он об этом думать не будет.

Марианна ожидала, что лондонская резиденция герцога будет роскошной, но воображение не шло ни в какое сравнение с реальностью.

Это был самый большой дом на площади, где располагались некоторые из великолепнейших резиденций Лондона. Впечатляющий шестиэтажный особняк, облицованный по фасаду элегантным белым известняком, словно нависал над широкой площадью с ощутимым видом самодовольного превосходства. Как и его владелец.

Два грума словно материализовались из воздуха, едва хозяин с гостьей подъехали, и увели лошадей. Мужчина, одетый в темный костюм дворецкого, распахнул массивную парадную дверь до того, как они успели к ней подойти, и, поклонившись хозяину, забрал у него крылатку и шляпу, а еще один, в синей бархатной ливрее, обшитой золотым галуном, помог Марианне.

Если кто-нибудь из них и заметил напряжение, буквально искрившее между ней и их хозяином, то никак этого не показал.

Герцог повернулся к ней сразу же, как только разделся. Его бутылочно-зеленого цвета сюртук подчеркивал зеленый оттенок необычных глаз.

– Мистер Симпсон присоединится ко мне за завтраком. Проследите, чтобы его конь…

– Прошу вас, никакого завтрака. Я предпочту покончить с делом как можно быстрее, ваша светлость.

Марианна скорее почувствовала, чем увидела, как ее слова потрясли обоих слуг, стоявших неподалеку. Очевидно, никто никогда не перечил герцогу.

– Что же, – произнес герцог после секундного замешательства. – Простите, я на минуту.

Марианна чуть склонила голову.

Он отошел в сторону и обменялся несколькими негромкими словами с дворецким.

Слуга кивнул:

– Сию же минуту, ваша светлость.

Герцог вернулся к Марианне.

– Сюда, пожалуйста. – И жестом указал на великолепную мраморную лестницу.

Коридор второго этажа шириной походил на авеню, на отполированном деревянном полу лежала старинная элегантная дорожка. На стенах, обшитых панелями, доходившими до пояса, а выше оббитых шелком, висит художественное богатство нации. Марианна не особенно разбиралась в живописи, но даже она могла узнать Тициана, увидев полотно перед собой.

Никогда в жизни ее не окружала такая роскошь; она чувствовала, что все это ее… подавляет, а эмоции просто захлестывают. Каково это – вырасти в таком месте и знать, что однажды все это станет твоим? Неудивительно, что он ведет себя как Бог и считает выше всех прочих человеческих существ.

Окружающее великолепие ошеломляло. Марианна ощутила порыв немедленно бежать из этого дома, где она чувствовала себя незначительной и неотесанной, и лишь огромным усилием воли ей удалось подавить это желание.

По обе стороны двойной двери стояли еще два лакея. Один из них распахнул дверь, едва герцог с гостьей приблизились. Стонтон настолько привык, что его усердно обслуживают, что даже не заметил ни лакеев, ни их услужливости. Марианна же кивнула в знак благодарности, хотя лакей даже не взглянул на нее.

Дверь за ними закрылась, и Марианна оказалась в библиотеке настолько грандиозной, что с трудом заставила себя не глазеть, распахнув рот подобно простолюдинке.

– Прошу вас, присаживайтесь, мисс Симпсон. – Стонтон указал на одно из темно-красных кожаных кресел с подголовниками, стоявших возле письменного стола, достойного короля. Или герцога, подумала она.

Опустившись на мягкую кожу, Марианна вдруг поняла, какой зажатой и скованной стала, ступив на порог этого храма богатства и власти.

Ее охватил гнев, мышцы живота напряглись, как бывало во время боя. Почему она позволяет этому человеку и его имуществу лишать ее уверенности? Он не Бог, а всего лишь человек, разбогатевший благодаря чужому труду и самопожертвованию.

Вместо того чтобы сидеть натянуто, словно дрожащий мальчишка в ожидании наказания от учителя, Марианна развалилась в кресле и вольготно, удобно раскинула ноги, как сидели бесчисленные мужчины, которых она видела: словно все вокруг принадлежит только им.

Герцог окинул ее взглядом, и его темно-русые брови слегка приподнялись, когда взгляд задержался на бедрах девушки. Несмотря на его чувственный рот сластолюбца, своим суровым, бескомпромиссным выражением лица он напоминал Марианне Кромвеля на портрете, который ей однажды довелось видеть.

Правда ли он столь непорочный и благородный, каким выглядит? Может, подавляет свои похотливые желания? Или его интересует лишь подавление подобных желаний у других?

Ее слегка позабавили красноватые пятна, появившиеся на его скулах, и челюсти, сжавшиеся, когда его взгляд задержался на ее бриджах из оленьей кожи, явно заинтересовавшись телом, которое они скрывают. Добродетельную женщину оскорбило бы столь дерзкое разглядывание. Но начнем с того, что добродетельная женщина не надела бы бриджи.

Марианна бросила всякие попытки быть добродетельной после того, как Доминик превратил ее жизнь в хаос.

Если бы не предательские скулы, она бы не догадалась, что ее тело заставляет герцога чувствовать себя неловко. Но даже сейчас она не смогла бы сказать, что именно: отвращение, возбуждение, любопытство – вызвало этот легкий румянец.

Он медленно поднял на нее потемневший взгляд, и жаркий всплеск физического осознания его присутствия пронзил ее до глубины души.

Внезапно перед глазами вспыхнула картинка – герцог нависает над ней, его суровое красивое лицо напряжено от совсем других эмоций, его бледная кожа пылает по другой причине, дыхание прерывистое, его…

Марианна моргнула, прогоняя эротическое видение. Боже праведный! Откуда это вдруг?

– Так что все это значит? – спросила она гораздо резче, чем ей бы хотелось.

– Я недавно получил письмо от вашего любовника, барона Стрикленда.

Из всех возможных тем разговора, которые герцог мог затронуть, эта была последней, что пришла бы ей в голову.

Но Марианна зарабатывала на хлеб тем, что умела отвечать на неожиданные удары, поэтому быстро пришла в себя.

– Вы посещали спиритов и беседовали с призраками, ваша светлость? Или вы единственный человек в Британии, кто не слышал о смерти барона, случившейся почти год назад?

– Похоже, известие о его кончине оказалось несколько преждевременным.

Он вытащил из кармана сюртука связку ключей и отпер ящик в середине стола.

Когда он опустил пронзительный взгляд к столу, Марианна на мгновение закрыла глаза и судорожно вздохнула. Дом жив? Невозможно. Ее лихорадило, голова кружилась, сердце колотилось так, что, казалось, готово выскочить из груди.

Марианна заставила себя открыть глаза как раз в тот момент, когда бледная рука с длинными пальцами толкнула письмо через стол. Исполинский сапфир на печатке блеснул в неярком свете библиотеки.

Против воли она подалась вперед, чтобы взглянуть на письмо.

Желудок провалился куда-то, словно она стояла на палубе корабля. Марианна поднесла ко рту руку, увидев знакомый примечательный почерк. Доминик был левшой, и в детстве его пороли, когда он отказывался пользоваться правой рукой. Вместо того чтобы скрывать свою леворукость, он с удовольствием подчеркивал странный наклон и писал самым витиеватым почерком, какой Марианне когда-либо доводилось видеть. Буква С в слове «Стонтон» была до такой степени вычурной, что напоминала иллюстрации в средневековых фолиантах.

Если это письмо написано не Домиником Стриклендом, то кем-то, кто сумел исключительно подделать его почерк. Марианна покусала нижнюю губу, не в силах отвести взгляд от письма.

Дом жив.

Стоило мысленно назвать его имя, и пульс участился. Страх, ужас, стыд и ненависть бурлили в ее душе. Она несколько раз сглотнула, но комок в горле не исчез.

– Почему вы считаете, что это может меня заинтересовать? – спросила она наконец.

– Потому что в письме он упоминает вас.

Марианна оторвала взгляд от письма и посмотрела в непроницаемые глаза герцога:

– И что он пишет?

– Можете прочитать.

Взгляд Марианны опустился, словно его тянула невидимая сила. Она смотрела на письмо с такой же настороженностью, как могла бы смотреть на живую гадюку. Руки отяжелели, словно в свинцовых перчатках, и наотрез отказывались прикоснуться к вроде бы безобидному листу бумаги.

Что мог написать Доминик? «Прости, что я позвал тебя замуж, хотя уже был женат; прости за фальшивую свадебную церемонию, которую я устроил, чтобы уложить тебя в постель»?

Она вспомнила, как виделась с ним в последний раз, и унижение снова захлестнуло ее. Хотя еще и года не прошло, но она была такой душераздирающе наивной! За какие-то несколько дней Доминик лишил Марианну не только невинности, но и способности доверять мужчинам. По крайней мере, аристократам.

К горлу подступила желчь. Воспоминания, которые она вроде бы так надежно похоронила, выбрались на поверхность, восстали, словно мертвецы из могил.

Марианна стиснула зубы, испугавшись, что сейчас извергнет содержимое желудка прямо на роскошные герцогские ковры.

– Мне абсолютно все равно, что он написал, ваша светлость, – произнесла она, хотя герцог ее не спрашивал. – Может быть, вам следовало отнести это письмо его жене, настоящей баронессе. Она знает, что ее муж жив?

– Я ей об этом не сообщал. Финансовое положение, в котором оставил ее Стрикленд, вынудило «вдову» быстро опять выйти замуж.

Вероятно, Марианне следовало испытать удовлетворение от мысли, в какую неразбериху ввергнет баронессу воскрешение Доминика. В конце концов, в тот единственный раз, когда они имели несчастье встретиться, Каролина Стрикленд отнеслась к Марианне так, словно та была грязью под ее ногами.

Однако она была далека от злорадства. На самом деле Марианна испытывала только жалость к любому, кто попался в ловушку Доминика Стрикленда.

Сквозь хаос, царивший в голове, пробилась новая мысль, и Марианна прищурилась, глядя на герцога.

– А почему барон пишет вам, ваша светлость?

– Он утверждает, что у него имеются сведения о моем младшем брате, Бенджамине, о гибели которого меня известили в начале тысяча восемьсот четырнадцатого года. – Герцог уставился на собеседницу глазами хищника. – Он был офицером разведывательной службы.

Марианна слышала об этих людях. Разумеется, они были ничем не лучше шпионов, хотя гордо (и с ее точки зрения, весьма глупо) носили свою униформу, когда собирали данные для Веллингтона.

– Стрикленд утверждает, что ваш брат жив?

– Он прислал мне кольцо брата вместе с письмом, вроде бы написанным рукой Бена.

– И вы сочли это достаточным доказательством?

– Тело Бена ведь так и не нашли, поэтому возможно, что Стрикленд говорит правду.

Марианна набрала в грудь побольше воздуха, но выдыхать не стала, пока не обдумала свои дальнейшие слова.

– Я искренне надеюсь, что ваш брат жив, ваша светлость. – Она не желала смерти никому, даже Доминику. – Однако…

– Я весь внимание, – поторопил ее герцог.

– Но по моему опыту, барон Стрикленд манипулятор, интриган и лжец.

Похоже, герцог ничуть не удивился.

Она продолжила:

– Им движет исключительно корысть. Если он утверждает, что ваш брат жив, значит, наверняка может извлечь из этой ситуации какую-то выгоду.

– Я согласен, мисс Симпсон. И вы правы: он попросил у меня денег за свою помощь в возвращении брата.

Марианна горько рассмеялась, но герцог сердито нахмурился, поэтому спохватилась:

– Прошу прощения, ваша светлость. Я смеюсь не над сложившейся ситуацией, а потому, что вот это и есть человек, которого когда-то знала: человек, всегда ставивший во главу угла корыстные интересы.

Марианна встала с кресла.

– Желаю вам удачи в поисках брата, сэр, но о Доминике Стрикленде, даже если это всего несколько слов на листе бумаги, знать не хочу. – Она чуть склонила голову. – Слуге звонить не надо, я сама найду выход.

Она уже была на полпути к двери, когда ее остановил голос Стонтона.

– Стрикленд не сообщит мне никаких сведений о брате, если я не привезу на нашу с ним встречу вас.

Марианна резко повернулась:

– Он хочет видеть меня?

– Да.

– Вы имеете в виду, что он здесь? В Лондоне?

– Нет, он на континенте. Сказал, что будет ждать меня в маленьком городке на востоке от Меца.

– Да с чего он, скажите на милость, решил, будто я поеду туда только потому, что меня попросили вы? – Она вскинула руку. – Я не желаю видеть его. Никогда. И он наверняка это знает, поэтому и не стал утруждаться и писать лично мне. Я бы выкинула его письмо, даже не распечатывая.

Марианна отвернулась, чтобы не видеть слишком пронзительного взгляда Стонтона. Ее раздражало возникшее в душе чувство вины.

– Вижу, он заставил вас поверить, будто мое присутствие и есть ключ к свободе вашего брата. Он лжет – между нами не осталось ничего, и ему это известно лучше, чем кому-либо другому. Если он говорит, будто хочет увидеть меня прежде, чем сообщит вам нужные сведения, это значит, что ему нужно больше денег и он выставляет свое возмутительное требование (а он знает, что я на это никогда не соглашусь) как шанс поторговаться. Поверьте, ваша светлость, чтобы спасти брата, вам не нужно везти с собой меня; просто предложите ему бо́льшую сумму.

Она повернулась и пошла к двери, ожидая, что герцог ее окликнет, но он молчал.

Один из лакеев закрыл за ней дверь библиотеки. Марианна остановилась посреди широкого коридора, глядя в никуда. В голове метались и путались мысли. Доминик все еще жив!

– Могу я проводить вас к выходу, сэр?

– М-м? – Марианна моргнула и обернулась.

– Это сюда, сэр, – сказал лакей и показал ей направление. Очевидно, он обратился к ней, потому что мысли ее настолько запутались, что она не могла вспомнить, каким, дьявол все побери, образом она здесь оказалась.

Дворецкий как раз входил в холл, когда Марианна спустилась с роскошной лестницы.

– Джеральд, иди и проследи, чтобы грум привел коня мистера Симпсона, – приказал дворецкий (Стонтон называл его Баффл) юному лакею, который сопровождал Марианну.

– Конечно, сэр.

Баффл подал ей куртку:

– Прошу вас, сэр.

– Спасибо. – Марианна всунула руки в рукава и начала застегиваться, как вдруг в парадную дверь постучали.

– Прошу простить, сэр, я на минуту. – Дворецкий пошел отпирать. – Доброе утро, лорд Карлайл, – произнес он, отступая в сторону, чтобы пропустить джентльмена, высокого и красивого брюнета.

Пэр искренне улыбнулся дворецкому, и возле его теплых глаз цвета виски появились лучики морщинок.

– Доброе утро, Баффл. – Дружелюбный взгляд переместился на Марианну. – Я чему-то помешал?

– Нет, милорд, – ответил Баффл, протягивая Марианне шляпу. – Его светлость в библиотеке.

Марианна с некоторым усилием оторвала взгляд от темноволосого бога. Она никогда раньше не видела этого человека вживую, но прочитала о Гае Дарлингтоне достаточно много. Он был едва ли не основным героем светской хроники. Светские обозреватели крайне неизобретательно окрестили его Любимчиком общества. Кроме того, он был первым в очереди на наследование герцогства своего деда. Все это Марианна знала благодаря Сесиль, обладавшей ненасытным аппетитом ко всему, что касалось общества.

Плохо, что нельзя будет рассказать подруге, как она лицом к лицу столкнулась с Дарлингтоном и что он гораздо красивее, чем его описывают светские хроники.

Марианна нахмурилась. Ну что за несправедливость: почему некоторым людям при рождении дается так много? Разве недостаточно, что они богаты и могут распоряжаться судьбами других людей? Почему они должны быть еще и так красивы?

Она нахлобучила бобровую шляпу с высокой тульей, натянуто улыбнулась дворецкому и вышла, не дожидаясь, когда в герцогский особняк заявятся еще какие-нибудь красивые могущественные пэры.

Оказавшись на улице, Марианна остановилась, чтобы надеть перчатки, и взглянула на дверь, из которой только что вышла. Лорд Карлайл стоял возле бокового окна и наблюдал за ней сквозь ромбовидные стекла. Он больше не улыбался.

Глава 4

Гай Дарлингтон, маркиз Карлайл и наследник герцогства Фейрхерст, не дожидаясь, пока дверь библиотеки за ним закроется, произнес:

– Боже праведный, Син. Если бы я не получил твоей записки, подумал бы, что встретил в холле мужчину.

После того как брат Стонтона исчез, только Гай, самый давний друг, называл его этим детским прозвищем.

– Это точно была она – Баронесса ринга? – уточнил Гай.

Какой-то газетный острослов так окрестил Симпсон после того, как она заявила, что стала законной женой Стрикленда. Но сейчас, познакомившись с этой серьезной гордой молодой женщиной, Сент-Джону было сложно представить, чтобы она согласилась просто побеседовать со Стриклендом, уж не говоря о том, чтобы опять стать его любовницей.

– Да, это была мисс Марианна Симпсон.

– Она выглядит несколько иначе без всего этого броского грима, верно? Изящнее, что ли. Но почему, во имя всего святого, она одевается как мужчина?

– Эту тему мы не затрагивали.

Гай хохотнул и плюхнулся в кресло, которое совсем недавно занимала Марианна Симпсон, напомнив о своей провокационной манере сидеть с широко раздвинутыми красивыми длинными ногами в туго натянутых бриджах.

– Ну и как она, онемела от счастья и зарыдала у тебя на плече, услышав о воскрешении своего прежнего обожателя?

Стонтон вздрогнул, услышав этот вопрос. Спасибо другу за вмешательство. Последнее, что ему сейчас требовалось, – это похотливые мысли о Марианне Симпсон.

– Она отказалась читать письмо.

Гай захохотал и хлопнул себя по бедру:

– Она даже не захотела его прочитать? Что за бессердечная стерва. Да еще и нелюбопытная. Ты уверен, что она вообще женского пола?

Сент-Джон снова вспомнил эту особу с необыкновенно сильным характером. Да, она, безусловно, женщина, и это лишало его покоя.

– Ни разу в жизни не встречал женщину, начисто лишенную любопытства, – произнес Гай. – Господи, да я сам не смог удержаться и прочитал письмо, хоть и ненавижу ублюдка Дома.

Так было не всегда. Когда-то, много лет назад, они трое: Син, Гай, Дом – и еще двое друзей, Эллиот Уингейт и Дэвид Норрис, были близки как братья. Когда они учились в Итоне, их пятерку шутливо называли братством.

До сегодняшнего дня Сент-Джон верил, что из них остались в живых только трое – он сам, Гай и Эллиот. Дэвид, бесспорно, погиб: стал жертвой той же вражеской засады, как и его брат Бен, а почти год назад сообщили о смерти Доминика во время пожара.

– Как ты думаешь, эту интригу они замыслили вместе – Дом и Симпсон? – спросил Гай. – Может, ее отказ помочь – просто попытка повысить цену за сведения о том, где находится Бен?

– Нет. Мне показалось, новость о его воскрешении ошеломила ее так же сильно, как и нас.

– А как насчет ее дяди? Не думаешь, что он как-то с этим связан?

– Вот тут не знаю, но Эллиот отправил человека наблюдать за домом Фарнема сразу же после того, как я получил это письмо, и тот заверил, что Фарнем не получал писем от Стрикленда, и не писал ему сам. Если эти двое в сговоре, то они должны как-то общаться между собой.

Гай кивнул:

– Да, пожалуй. О, кстати, Эллиот уже направляется сюда.

– В это время дня?

Уингейт работал на министерство внутренних дел и редко мог встречаться с друзьями в дневные часы.

– Он сказал мне, что не хочет тебя обнадеживать, но, похоже, отыскал досье на Симпсон и Фарнема.

– Он же говорил, что такого досье не существует?

– Господи, да кто знает, что на уме у этой засекреченной банды. Возможно, им самим неизвестно, что там у них происходит.

Значит, министерство собирает информацию на циркачку. До этого откровения его подозрения по поводу Марианны Симпсон, в особенности ее связи с контрабандным бизнесом, которым занимались ее дядя и Стрикленд, оставались всего лишь догадками. Однако британское правительство не собирает сведения о ком-либо без причины.

– А какая она?

– М-м? – промычал Сент-Джон.

– Мисс Симпсон – какая она?

– У нее отлично подвешен язык, – отозвался Стонтон после минутного размышления. – А также она показалась мне по