И когда та повернулась, прочувствованно сказала: – Ты моя самая лучшая подруга! Элла секунду растроганно смотрела на нее, потом попросила: – Тогда дай чем-нибудь подушиться на дорожку. – Ты знаешь, а у меня сейчас ничего нет. Духи как-то неожиданно закончились. Могу полить тебя дезодорантом, если хочешь. Элла согласилась на дезодорант и в машину к Шведову села, благоухая. – Что случилось с Жекой? – тотчас же задал он вопрос. – Ничего, – удивилась Элла. – Но ты сказала, что он оглох! Ты же имела в виду, что он – мамочка? – Это я просто так сказала, потому что мне надоело с тобой по телефону пререкаться! – Ну, Астапова, ты даешь! И Жека тоже дает. Где его дурацкая записка? – Вот она. Элла подала шефу красивый подарочный конверт с разбросанными там и сям маленькими птичками, который тот безжалостно растерзал. – Вот! – злобно воскликнул он, добыв из конверта содержимое и пробежав его глазами. – Я же говорил, что он дурака валяет! Посмотри, что он мне прислал. Элла нетерпеливо взяла записку и прочитала: «Димыч! Если у нее красивые ноги, я погиб. Сделай что-нибудь». – Как ты думаешь, Дим, у меня красивые ноги? – тотчас же загорелась Элла. – Даже не думай вступать с Жекой в интимную связь! – заревел Шведов. – Во-первых, по отношению к женщинам он дикая свинья, а во-вторых, если ты залезешь к нему в постель, он тотчас же найдет на тебе родимое пятно и шрам под коленкой.
Она любила изобразить наив, потому что это нравилось противоположному полу. Ее муж Коля за голубые глазки прощал ей такие финты, за какие других женушек били коромыслом по хребту. Естественно, Ларисино сознание определяла ее внешность. Она была высокой и обворожительной, состоящей, кажется, из одних косточек
