В молодости надо делать то, что хочется, а в старости НЕ делать того, чего НЕ хочется». И еще она говорила: «Запомни три НЕ: НЕ бояться, НЕ завидовать, НЕ ревновать. И ты всю жизнь будешь счастлива…»
Пока мы злимся на жизнь, она проходит»
Мимо резных инкрустированных деревянных хоров она прошла по стрелочке в служебные помещения и уткнулась в створки абсолютно нереального здесь лифта.
Она и блокаду пережила самым чудесным образом: в ноябре сорок первого, когда норму хлеба для служащих сократили до 125 грамм, пришла в Дом техники разнарядка – отправить кого-нибудь в распоряжение Леспромтреста.
Свинец, старейший петербургский медвежатник, именовал ее по имени-отчеству и говорил: «Дора Ефимовна – человек с большой буквы!»
Через месяц на базе отрывистых рыков и громокипящих полуфраз-междометий Зови-меня-Гинзбурга Стах соорудил нечто вроде рассказа о бабушке, – намеренно используя стиль отстраненный, спокойный, биографически-анкетный. В общем, малохудожественный.
(Собственно, его обязанностью на «скорой» было таскать за врачом сумку с лекарствами, делать уколы и ругаться с родственниками больных, бывало, что и морды бить – родственникам, – смотря по тому, в каком состоянии они вызывали бригаду и в каком состоянии оказался пострадавший.)
Насчет крови там, наследственности-генов… он все понимал – умом; а кожа, тело, сердце тосковало по мягким рукам бабы Вали.
Стах двинулся за ним, с невероятной скоростью перебирая варианты и картины предстоящей ему встречи с бабушкой.
