Максим Смирнов
Роман на салфетках
Сборник рассказов
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
Иллюстратор Мария Малышева
Корректор Ольга Ермолаева
© Максим Смирнов, 2018
© Мария Малышева, иллюстрации, 2018
Максим Смирнов пишет изобретательно и легко. Его рассказы начинаются с места в карьер, без долгих предысторий, и резко обрываются, когда тема исчерпана. Сюжеты неожиданны и парадоксальны, серьезные конфликты возникают внезапно и разрешаются быстро — но ведь наша современная жизнь именно такова. Важнейшее качество рассказов Максима Смирнова — доброта. Автор верит в любовь и обязательность счастья. Эта вера передается и его героям, и нам — читателям.
Денис Драгунский
16+
ISBN 978-5-4490-8250-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
- Роман на салфетках
- Предисловие автора
- Чашка
- Неудачное свидание
- Интернет
- Золушка
- Свадьба
- Дача с перерывом на любовь
- Грузинский таксист
- Моя Грузия
- Чемодан
- Человек под зонтом
- Морская прогулка
- Случайная встреча (Много лет спустя)
- Роман на салфетках
- Исчезнувшая (Белое и чёрное)
- Тест-драйв (О пользе повторений)
- Букет
- Искатели
- Дом книги как вариант проведения досуга
- Такси и его влияние на жизнь конкретных индивидов
- Один день. Как сдать на права и не пострадать
- Из жизни вылетающих
- Полёт
- Переполох в гараже
- Песнь моя летит с мольбою
- Где находится Ужупис
- О роли навигаторов в отношениях
- О чём думают собаки
- Ревность — не вина. А беда
Предисловие автора
Дорогой читатель! С трепетом и радостью представляю тебе свой первый сборник рассказов. Начну со слов благодарности. Спасибо моей любимой жене Маше за терпение, любовь, поддержку и иллюстрации для обложки — без неё эта книга не появилась бы на свет. Спасибо Денису Драгунскому за бесценные советы и помощь, за его время и участие. Спасибо Майе Кучерской за школу Creative Writing School. И спасибо тебе, мой читатель, за то, что держишь в руках эту книгу! Надеюсь, тебе понравится.
Чашка
— Кофе?
Она радостно кивнула и потянулась в кровати. Он встал, поцеловал её и пошёл на кухню.
Через десять минут аромат сваренного кофе заставил её открыть глаза. Перед ней на подносе стояли две чашки и бутерброды.
— Когда ты успел? — она приятно удивлена.
Он не ответил, подмигнул и придвинул к ней чашку поменьше, со смешным медведем и сердечком.
— Забавная чашка.
— Моя любимая.
— О, тут надпись… «Думай обо мне каждое мгновение».
Она поспешила объяснить:
— Это я сама себе купила. Мишка понравился.
— Сама? С такой надписью и сердечком? Уверена? Может, поклонник? Да ты не переживай, что здесь такого — подумаешь, поклонник чашку подарил.
— Говорю же, нет. Какой поклонник?
— Не знаю, какой. Который хотел, чтобы ты о нём думала.
— Да нет же, говорю, сама купила!
— Ну хорошо, не переживай так. Съешь бутербродик. С сыром или с икрой?
Начала жевать и задумалась. Как же его звали? Коля, кажется. Скромный такой. Всё в кино звал. А она ни разу не пошла, отшила. Сейчас даже не понятно, почему. На прощание мялся и наконец вручил какой-то свёрток: «Вот, возьми, это на память, чтобы вспоминала меня». Как-то тепло стало от чистоты его чувств.
На следующее утро, наливая чай, сказала вполголоса, глядя на чашку:
— Ну, привет, Коля!
Вот ведь негодяй. Добился своего.
Неудачное свидание
На свидании всё пошло не так. Впрочем, я так и думал. Вообще не надо было о нём договариваться! Проклятая вежливость…
Бегу, чертыхаясь, так как проехал нужную станцию, опять зачитавшись. Вбегаю в кафе, вижу её, сидящую спиной, чёрные волосы мягко накрывают плечи. Неуклюже плюхаюсь на стул напротив, по пути толкая официанта, говорю: «Привет», но это не она. Не она! Девушка смотрит на меня с удивлением и интересом. И конечно, тут же крепкий детина толкает меня в бок и уточняет: «Парень, ты не ошибся?»
Я беспомощно оглядываюсь и ловлю наконец её взгляд. Она улыбается — видимо, наблюдала всю сцену.
— Как нога и туфли?
— Всё хорошо. Зря ты это затеял, всё в порядке, не стоило.
Вчера, возвращаясь с работы на метро (на машине не поехал — хотелось дочитать так увлёкшую меня книгу, «Камо грядеши» Сенкевича), отпустил поручень и при резком торможении поезда достаточно чувствительно приложился к стоящей рядом девушке, ещё и ей на ногу наступил. Девушка вздрогнула, мгновение недоумённо смотрела на меня и вдруг заплакала. Я оторопел и начал извиняться:
— Простите, пожалуйста, не удержался. Ну простите! Почему вы плачете?
Она вдруг перестала плакать и воскликнула с вызовом:
— Мне больно!
— Я не хотел (что за детсадовские штампы!).
— А мне-то что! Вы что, не могли держаться получше? Неужели сложно?
А потом, всхлипывая, добавила:
— Вы мне туфли испортили…
Я опешил, и это, видимо, было заметно по моему лицу, потому что всхлипы прекратились. Чувство вины меня ещё мучило (было невыносимо смотреть на плачущую из-за меня девушку), но вдруг возникла обида: я же не специально, чего на меня кричать?! Это было тем более странно, что девушка производила впечатление не скандальной, а в руках держала томик ещё советского издания Тургенева — обратил внимание — люблю старые книги с желтеющими страницами, пахнущими временем. А тут ещё плач — я совсем растерялся.
В общем, она меня простила, мы почти мило улыбнулись друг другу и углубились каждый в свою книгу, крепко держась за поручни, конечно.
Но читать я не мог. Меня вдруг накрыло такое раскаяние, как будто я совершил что-то страшное. Так и стояло перед глазами её заплаканное лицо, благо для того чтобы обновить воспоминание, достаточно было повернуть голову.
— Простите меня ещё раз, — обратился к ней опять я, когда поезд остановился на следующей станции.
— Да ничего.
— Послушайте, как вас зовут?
— Настя.
— А меня Михаил. Можно вас как-нибудь угостить кофе? Мне так неудобно, что я заставил вас плакать.
На её лице появилась настороженность, и она уже начала качать головой, собираясь, видимо, сказать «нет», но тут её взгляд упал на мою книгу. Было видно, что она удивилась, потом задумалась и уже спокойнее сказала:
— Давайте, только я не могу сейчас.
— Может, перейдём на «ты»?
— Давайте… Давай.
Договорились встретиться на следующий день. Засыпалось плохо, её слёзы не давали думать ни о чём другом. Было стыдно и почему-то сладко…
Мы пьём кофе и разговариваем. На улице дождь, и от этого не хочется уходить. И не только от этого. Мне хорошо. Мне очень хорошо! Но это было ненадолго, как выяснилось…
Настя смотрит в телефон и говорит:
— К нам сейчас моя сестра присоединится, ты не против?
— Сестра? Ну ладно…
Через пару минут она заходит, и я теряю дар речи. Это Рита. Мы с ней расстались несколько лет назад. Ну хорошо, не расстались — она меня бросила безо всяких объяснений…
— Привет! О, привет неудачникам!
Я втягиваю голову в плечи — не ожидал такого. Настя не удивлена — видимо, она меня узнала раньше.
— Привет.
Они с минуту шепчутся, Настя сначала качает головой, потом кивает. Они встают, прощаются и уходят.
Настя оборачивается:
— Прости, пожалуйста! Надо идти.
Провожаю их взглядом.
Интернет
На планерке шеф обрадовал всех: теперь он будет отслеживать объем интернет-трафика каждого отдела компании и наказывать самых активных пользователей:
— Мы — транспортная компания, а не интернет-салон, так? Конкретные сайты пока смотреть не буду, не переживайте, — посмеиваясь в усы, успокоил он.
Вручая Петрову распечатку на его финансовый отдел, шеф нахмурил брови:
— Что-то у вас большой этот, как его, трафик. Ты, Петров, разберись там, не порядок.
— Хорошо, Иван Иванович, разберемся.
— Вот и ладно. Завтра доложишь.
Работать больше в этот день Петров не мог. Сидя в своем кабинете, обводил взглядом сквозь стеклянную перегородку своих сотрудников, точнее, в основном сотрудниц и гадал: «Кто же это сидит в интернете? Ну не главбух же, не Лариса Петровна — она и не знает, наверное, как им пользоваться»… Перевёл взгляд на секретаршу: «Леночка? Эта может, конечно, всё время кажется, что она недостаточно загружена, всё хихикает и глазки строит Николаю Ивановичу, второму и последнему мужчине в отделе»…
«Хм, Николай Иванович? Тоже возможно. Как ни подойду к нему, у него всё сайт магазина „Рыболов“ открыт, еле успевает закрыть, заметив моё приближение»… Решено, точно он.
— Николай Иванович, зайди-ка.
Тот немного удивлён, садится напротив на кончик стула:
— Так мы еще не закончили отчёт…
— Да я не об этом. Тут нам сигнал поступил, что наш отдел злоупотребляет…
У Николая Ивановича округлились глаза:
— Так я же завязал! Вот как мы с вами на рыбалке мотор лодочный утопили, больше ни-ни! — оправдывался он.
— Да не этим, это-то я знаю, — отмахнулся Петров и погрустнел: то был ЕГО мотор.
— А чем тогда? — расправил плечи.
— Интернетом. Твоя работа, признавайся?
На лице Николая Ивановича возникло отражение некой внутренней борьбы. Наконец, вздохнув, ответил:
— Так это для вас же!
— Как так? Что для меня?
— Ну интернет. У вас же день рождения на следующей неделе, вот тётки… женщины и пристали: выбери, Иваныч, ты что-нибудь для рыбалки. Вы же рыбалку любите — вот я и ищу…
Петрову стало неловко, его одутловатое лицо покрылось пятнами:
— Да… Прости, Иваныч, не знал я…
— Да ладно…
— Подарок-то выбрал?
Вместе полюбовались новым спиннингом, повздыхали.
Наутро зашел к шефу, покашливая в кулак, опустил голову:
— Иван Иванович, там Григорьев, ну Николай Иванович, накосячил, но он не виноват!
— А кто виноват? — шеф удивлён.
— Получается, я. Точнее, для меня старались, подарок мне на день рождения выбирали…
— Вот оно что! — усы шефа растянулись в улыбке.
— Точно, — подтвердил Петров.
Шеф закурил, посмотрел на него и придвинул ему какие-то бумаги:
— Я тут наших компьютерщиков попросил, мне полную распечатку трафика дали… Так это не Григорьев.
— Да? А кто же?
Шеф выпустил дым и сказал, глядя прямо в глаза и не мигая, так что даже усы замерли:
— Ты.
— Я???
О себе Петров как-то не подумал.
Золушка
Ночной звонок взорвал тишину, и Рита почему-то сразу поняла: что-то случилось.
— Дедушка умер, — коротко сказала тётя Зина.
Вот и всё… Последний родной, близкий человек ушел вслед за родителями, которые погибли в автокатастрофе десять лет назад… И опять сообщила об этом ей та же тётя Зина, дедушкина домработница и сиделка.
На старой дедушкиной даче, куда все приехали после похорон, куда-то исчезли покой и умиротворение, хотя дом, сосны и старый генеральский посёлок у платформы с соответствующим месту названием «Отдых» были на месте. По дому сновали незнакомые люди; неужели тётя Зина уже начала распоряжаться домом? Это было неприятно, хотя понятно было, что дом достанется по завещанию ей, такова была договорённость в обмен на то, что она ухаживала за дедушкой в последние его годы.
Перед поминками должны были зачитать завещание — учитывая дедушкины заслуги, а главное, что нотариус был его близким другом, в качестве исключения он делал это на выезде, а не в нотариальной конторе, как обычно. Хотя это было формальностью, всё равно было любопытно, как дедушка распорядился своим имуществом разной степени ценности; а особенно интересно было посмотреть, как родственники отреагируют на полученное (или не полученное) наследство. Все собрались в гостиной, нотариус в очках с тонкой оправой откашлялся и начал читать завещание. Как и ожидалось, дачу дедушка завещал Зине. Настал черёд московской квартиры родителей Риты, записанной на дедушку, в которой они жили втроём, кроме нечастых отъездов дедушки на дачу. Все встрепенулись, когда оказалось, что она тоже досталась тёте Зине, а не Рите, как ожидалось.
Стало тяжело дышать; ослабила повязанный вокруг шеи пёстрый платок, купленный в магазине second hand. Она такие надежды возлагала на эту, хоть и небольшую, но в мыслях уже свою собственную квартиру! Причём дело даже не в самой квартире, а в том, что там бы не было Зины: та чувствовала себя там совершенной хозяйкой, особенно в последние месяцы, когда дедушка совсем слёг и уже не мог ограничить Зинин произвол. И она разошлась: запретила Рите водить друзей, ссылаясь на шум, который может помешать дедушке; цеплялась по поводу неубранных вещей или невыброшенного мусора, бесцеремонно заходила в комнату Риты, чтобы что-то взять или просто без повода. Рита как-то робко заметила, что это её квартира, а не Зины, на что та с противной улыбкой сказала: «Не твоя, а дедушкина. А за дедушку отвечаю я. Поняла, Золушка?» Всё это мгновенно пронеслось в голове Риты.
— Как? — вырвалось у неё.
— Что «как»? — передразнила Зина своим базарным гулким голосом и победоносно посмотрела на присутствующих.
— Но она же… Дедушка же говорил…
— «Говорил, не говорил», — опять передразнила та, — ты ему кто? Внучка, почти никто. А я (последовала пауза) — практически жена!
Присутствующие зашумели, поднялся гул.
— Какая жена??? — из последних сил спросила Рита. Она не была хапугой, и вести этот разговор было противно, но от неожиданности хотелось во всём разобраться.
— А такая. Почти настоящая. Вот, смотри, — и вытащила какую-то фотографию, всучила Рите в руки.
Нотариус поднял брови, но профессиональная сдержанность не дала ему вмешаться.
На фотографии был дедушка, обнимающий Зину.
— Нет! Не может быть! — прошептала Рита.
Стало как-то обидно за дедушку, такого выдающегося во всех отношениях человека, который непостижимым образом сошёлся с недалёкой, вульгарной, да и некрасивой Зиной. Да так, что никто и не знал. Это был шок для всех присутствующих.
Нотариус, старый дедушкин приятель, всё-таки не смог сдержаться, и спросил:
— Позвольте, Зинаида… эээ …Васильевна, я вас правильно понял, что вы утверждаете, что состояли с покойным в… отношениях?
— Ты что, тупой? — она перестала церемониться, — конечно, состояла.
— А кроме фотографии, вы могли бы чем-то ещё это подтвердить?
— Почему это я должна это подтверждать?! — вспыхнула Зина, а нотариус продолжал:
— Например, какие-то особые приметы на теле, родинки, шрамы…
— Не было у него никаких примет и шрамов, — отрезала она.
Рита подняла голову и удивлённо посмотрела на Зину и на нотариуса.
Нотариус удовлетворённо кивнул и продолжил:
— Прошу внимания, продолжаем. Это напрямую к делу не относится и сути завещания изменить не может.
— За что же ей квартира? — спросил кто-то из гостей громко.
— Этого я не знаю, — сухо ответил нотариус, — продолжим.
— Да что там продолжать? — спросил тот же голос, — ложки-вилки делить?
— Я ещё не закончил. Маргарите Михайловне, — он посмотрел на Риту, — завещан…
Он сделал паузу и поднял глаза на присутствующих. Кто-то сострил:
— Чайник?!
— Земельный участок с домом близ города Усти-над-Лабем Устецкого края Чешской республики.
Наступила тишина, было такое ощущение, что присутствующие перестали дышать.
— Это шутка такая? — спросил кто-то.
— Моя профессия к шуткам не располагает.
— А откуда это? Откуда земля, дом? При чём тут Чехия??? — Рита обрела голос.
— Если кратко, родители покойного были родом из известного чешского рода, и владели в Чехии, тогда бывшей частью Австро-Венгрии, порядочным богатством, включая землю и старинное поместье. Его отец, офицер, участвовал в Первой мировой войне, естественно, на стороне Австро-Венгрии, попал в русский плен. Добровольно вступил в чехословацкий корпус в составе русской армии. После революции вместе с корпусом направился во Владивосток для эвакуации, был вынужден отбиваться от намеревавшихся разоружить их красноармейцев. Был ранен и оставлен под Иркутском на попечение семьи местного врача, который выдал его за своего пропавшего в войну сына, что для окружающих объясняло его образованность, а русским он с детства владел в совершенстве благодаря русской бабушке. Чудом выжил. Женился на приёмной дочери врача, которая и выходила его после тифа. Вскоре родился дедушка. Ну а дальше — в Чехии была проведена реституция, дедушку нашли какие-то его дальние родственники, и он получил то, что принадлежало его предкам.
Это казалось насколько невероятным, даже сам факт принадлежности к древнему роду. А уж целое поместье — ну не бывает так! Присутствующие были ошеломлены, все без исключения. А Зина, казалось, просто оцепенела; полученная дача и квартира её уже не радовали, она просто забыла про них. «Негодяй», — шептала она.
— У меня ещё одно сообщение и несколько распоряжений о более мелком имуществе. Покойный просил довести до сведения присутствующих, что Маргарита Михайловна, удочерённая им после трагической смерти её родителей, была в свою очередь ими удочерена из детского дома в возрасте одного года. Это никак не влияет на действительность завещанных ей активов; воля покойного была такова, чтобы сообщить об этом после его смерти.
Зина сразу очнулась:
— Самозванка! — Её глаза были выпучены, она поднялась и тяжело дышала, — ты это не заслужила! Ты ему никто! Откажись, ты не имеешь права!
Она потеряла голос и взвизгнула.
Нотариус поднял руку и негромко попросил:
— Позвольте закончить. Покойный также просил сообщить, что настоящая фамилия Маргариты — Самолётова.
Зина вздрогнула, лицо её побелело.
— Как? — прошептала она.
Без сил опустилась на стул:
— Рита, поди-ка сюда да воды дай мне.
Рита села рядом.
— Ты когда родилась?
— 31 января 1990-го. А что?
— О, Господи, — завыла Зина и стала вытирать слёзы тыльной стороной ладони.
— Да что случилось-то? — спросила Рита.
Зина всхлипнула и сказала:
— Как же я перед тобой виновата!
— Да не переживайте вы из-за квартиры, значит, так дедушка считал правильным.
— Да какая квартира, при чём тут это! Ты… ты — дочка моя… — и вновь залилась слезами.
— Как дочка? Меня же из детдома взяли…
— Так я тебя туда и отдала, прости Господи… молодая была, глупая, без денег почти, и Мишка, отец твой, сбежал сразу, как узнал о беременности… Прости, дочка…
Рита выбежала из комнаты.
Нотариус подошёл к ней, взял за локоть и сказал:
— Пойдём, дочка, довезу тебя, заодно всё расскажу
