Оглавление

Предисловие

У любой истории, не важно, когда произошедшей тысячу лет назад или вчера, всегда есть два равноценных варианта изложения событий. Первый из них рождается в результате огромного и кропотливого труда историков и писателей, собирающих по крупицам, в пыльных архивах и тишине библиотек мозаику давно минувших лет. В результате этого титанического труда мы с Вами дорогой читатель имеем возможность узнать или лучше будет сказать «прикоснуться» к тому, что определенно прошло бы мимо нашего внимания или в лучшем случае осталось бы в памяти как сухая строчка события, без подробностей и имен людей, участвовавших или сотворивших историю. Второй вариант сохранения историй — это то, что происходило на самом деле, без художественных приукрашиваний и адаптаций под вкусы и предпочтения современников, то есть история от первоисточника непосредственно от человека, пережившее это.

Дорогой читатель, роман, который Вы сейчас держите в руках, описывает нашу с Вами историю, начавшуюся тридцать лет назад, и продолжающуюся сегодня, глазами и мыслями молодого человека, превратностями судьбы ставшего невольным свидетелем последнего года существования Советского Союза (была такая страна, о чем теперь многие забывают).

Синхронизированная в книге история гибели страны и жизни главного героя приоткроет Вам занавес на не парадную сторону службы Кремлевского полка (которого уже тоже нет, теперь он Президентский), разительно отличающуюся от красивой картинки с нарядными солдатами на экранах телевизоров.

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀С Уважением и благодарностью

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀Борис Антонов

Тридцатилетию развала
Советского Союза посвящается.

Утро, конец сентября, 1990 год

Вместо будильника почему-то зазвонил телефон. Валентин открыл глаза и перевернулся, чтобы увидеть часы. Стрелки показывали 9:18. Первая мысль была отвернуться и снова заснуть, но повторный звонок телефона прогнал ее. Откинув одеяло, Валентин встал с постели и побрел в коридор, где на тумбочке надрывался от звона аппарат. Скорее всего, звонил мастер, ведь Валя уже как полтора часа должен быть на работе, возле токарного станка, но, подняв трубку, Валентин неожиданно для себя услышал голос матери.

— Проснулся? — спросила мама. И не дождавшись ответа, тут же задала второй вопрос: — Ты что, во вторую?

— Да, — одним словом ответил Валентин на оба вопроса, успев мысленно порадоваться, что не пришлось придумывать причину его позднего пробуждения. У мамы была привычка самой отвечать на свои вопросы, иногда это было удобно, и Валя частенько пользовался этой чертой характера матери. Зачем что-то выдумывать, когда мама сама говорит то, что хочет услышать.

— Ну хорошо, завтрак на столе, позвони, когда на работу поедешь, — продолжила мама и, дождавшись в ответ «хорошо», положила трубку. Услышав короткие гудки, Валентин опустил трубку телефона на аппарат и начал быстро собираться. Нужно было поскорее уйти из дома, потому что мастер звонить будет обязательно, и на его вопрос «Почему Валентин до сих пор не на работе?» ответа пока не было. Уже через пять минут, закрывая дверь квартиры, Валя услышал звонок телефона и, мысленно успокоив себя тем, что его уже нет дома, нажал кнопку вызова лифта.

Сентябрь выдался теплым и на редкость не дождливым. Очутившись на улице, Валя облегченно выдохнул, тут его не достанут телефоном, а значит, есть время придумать причину его прогула. Завод, на котором он работал после окончания ПТУ, был режимным, и прогул мог иметь самые серьезные последствия. Самого Валентина это беспокоило мало, но вот родители к этому относились серьезно. Поэтому причина его прогула должна быть очень весомой — родителей Вале расстраивать не хотелось. Очутившись на улице, он вспомнил, что завтрак остался на столе. Думать на голодный желудок не получалось. Вариант вернутся домой и позавтракать Валя отмел сразу, оставалось пойти в кафе и, перекусив там, обдумать свое положение.

В кафе было пусто, это не казалось удивительным, так как в рабочее время все население маленького города трудилось на заводе, куда как раз и опоздал Валя. Заказав яичницу с кофе, он сел за столик. По большому счету, проблемы с работой Валентина не волновали совсем, работать токарем ему не нравилось, и сложившуюся ситуацию нужно было представить таким образом, чтобы с наименьшими проблемами уйти с завода, главное, чтобы родители спокойно перенесли это известие. Когда яичница была съедена и Валентин допивал кофе, неожиданно в кафе зашел еще один посетитель. Неожиданно, потому что время было рабочее, и дважды неожиданно, что это был Валин друг Серега — Толстый. Толстым в прямом слове он как раз и не был, а скорее даже наоборот, спортивного телосложения и ростом почти метр девяносто. Прозвище «Толстый» он заслуженно носил как производную от его фамилии Толстоухов. Искренне удивившись присутствию в кафе посетителя, еще и в лице друга, Толстый присоединился к Валентину и, уже сидя за столиком, громко попросил кофе, подумав секунду, добавил яичницу.

— Привет, ты что, во вторую? — уже второй раз за утро услышал Валя.

Врать Толстому не было никакого смысла.

— Проспал. — ответил Валентин. Ответ очень обрадовал Толстого, и его радость сильно удивила Валентина. Толстый прямо расцвел после известия о проблеме друга.

— Представляешь, просыпаюсь сегодня без десяти десять, —

как ни в чем не бывало продолжил Толстый — Все, думаю, хана, проспал. Что делать? Куда бежать? На работе мастер прибьет. Телефон звонит — я трубку не беру. Жрать охота, — скороговоркой начал Сергей. Валя уже понял радость, переполнявшую Толстого, и молча слушал историю друга как две капли похожую на свою. Одно дело, когда ты один не пришел на работу, и совсем другое — когда два человека, под это можно придумать более правдоподобную историю про свое отсутствие.

— Что делать будем? — спросил Толстый, радуясь, что теперь можно будет разделить неизбежное наказание с другом.

— Не знаю, — ответил Валя.

— В смысле? — поперхнувшись кофе, прокашлял Толстый, полностью уверенный, что у друга есть решение его проблемы.

— В прямом, — ответил Валя и заказал еще кофе. Несколько минут друзья молча сидели, думая о своем. Кофе закончился.

«Проблема с работой, если смотреть на это чуть шире, — думал Валентин, — не такая уж и большая. Рано или поздно все решилось бы само собой». Дело в том, что друзьям стукнуло по восемнадцать лет, и вероятность быть призванными отдать священный долг родине в виде службы в армии была стопроцентная. Вопрос стоял только во времени.

— Тебя в военкомат еще не вызывали? — спросил Валентин погрустневшего Толстого.

— Этого еще не хватало, мало мне проблем, — буркнул в ответ друг. «При чем тут военкомат?», — думал заметно погрустневший Толстый. Счастливое спасение, о котором еще несколько минут назад мечтал Сергей, испарилось, как пар над чашкой с кофе. Как вообще можно думать о военкомате, когда не позднее чем завтра утром мастер оторвет им обоим головы, когда они придут на работу и не будут знать, чем объяснить сегодняшний прогул.

— Это хорошо, — неожиданно услышал Толстый слова Валентина.

— Что хорошо? — переспросил он, не понимая, к чему клонит друг, и на всякий случай замолчал, решив послушать.

— Это очень хорошо, — повторил Валентин и тут же продолжил: — Приказ о призыве уже вышел, если не в сентябре, то в октябре точно нас повестками вызовут в военкомат на комиссию.

— И что? — до сих пор не понимая, как это им поможет, спросил Толстый.

— А то, — ответил Валя, — когда придут повестки, нам на работе должны дать отгул.

— Так, когда это еще будет… — вздохнул Толстый. — Отгул-то нужен сегодня.

— Значит, будет сегодня, — подвел черту под разговором Валя.

План Валентина был прост и наивен. Заключался он в следующем. Сейчас друзья идут в военкомат и просят у дежурного дать справку, что они были в военкомате по вопросу будущего призыва в армию. Вопросов по поводу призыва всегда много, и версия о том, что молодых людей не повесткой, а по телефону вызвали в военкомат, выглядела вполне логично. Получив такую справку в военкомате, назавтра можно было смело идти на работу и ни о каком прогуле речи не должно быть. Так должно было быть.

Военкомат располагался на соседней улице, в пяти минутах от кафе, в котором завтракали друзья. Вообще, в городе все находилось в пяти минутах ходьбы, город был маленький, секретный, окруженный со всех сторон колючей проволокой с одним-единственным градообразующем предприятием, на котором трудились практически все жители этого города. Когда-то, во время развитого социализма, а вернее брежневского застоя, жизнь в городе считалась признаком полного благополучия, но с наступлением новых вех в истории, гордо называемых эпохой гласности, перестройки и началом рыночной экономики, дела в городе пошли не так радужно, как было раньше. Неожиданно выяснилось, что любимый завод в реалиях рыночной экономики абсолютно никому не нужен. Страна, ведомая новым секретарем компартии Михаилом Сергеевичем Горбачевым, семимильными шагами разоружалась, и то, на что был настроен весь заводской процесс, автоматически попадало в разряд никому не нужного металлолома. Как следствие отсутствия государственного заказа — пропажа товаров и продуктов в магазинах, введение потребительских книжек и талонов. То, что уже давно было по всей стране, докатилось и до маленьких закрытых городов, разбросанных по всей территории Советского Союза. Конечно, можно было наладить так называемое конверсионное производство, но к этому никто не был готов, поэтому робкие попытки перейти на выпуск «гражданской» продукции, у заводчан не увенчались успехом.

К осени 1990 года город как бы застыл, все процессы замедлились, что делать дальше никто не знал и все надеялись, что партия и правительство не бросят работников оборонного щита страны, на произвол судьбы.

Именно поэтому будущая карьера станочника широкого профиля Валентина, мягко говоря, не особо прельщала. С самого начала своей трудовой карьеры он относился к работе, как к временному явлению. Чем-то вроде обязательной трудовой повинности перед армией. В армию же, наоборот, он идти хотел, на это нашлось как минимум несколько причин. Во-первых, среди многочисленных друзей служить в армии было принято, и не служившие считались не то что бы неполноценными, а какими-то ненадежными, вроде трусами, что ли. Во-вторых, практически все друзья уже ушли в армию весной, и в городе стало как-то пусто. В-третьих, и самое, наверное, главное, это то, что уйти служить в армию было единственной возможностью как-то разнообразить жизнь и может быть переждать те непонятные времена, в которые все глубже погружалась страна. Поэтому идея найти спасение от гнева мастера в военкомате выглядела разумно в мыслях Валентина. Чего нельзя было сказать о Толстом. Сама мысль о добровольной сдаче военкому не доставляла ему радости, но перспектива общения с мастером не в самых радужных тонах была близка и очень осязаема. Вариант с военкоматом сулил хоть временное, но все-таки реальное прикрытие, поэтому без особого удовольствия Сергей все-таки согласился на предложение друга. Других вариантов у него самого не было, время утекало, и он полностью доверился убежденности Валентина в успехе.

До военкомата дошли молча, только на крыльце, перед тем как открыть двери, Толстый робко, больше для собственного спокойствия, мол, я сделал все и вариантов больше нет, спросил:

— Ты уверен, что это прокатит?

Валентин улыбнулся, глядя на друга:

— Не сейчас, так через месяц, какая разница, Толстый? — спросил он в ответ.

— Да собственно, никакой, — как-то обреченно согласился Сергей и на всякий случай пропустил Валю вперед, открыв перед ним дверь.

В военкомате стояла тишина, от комнаты со стеклянной перегородкой, за которой находился дежурный прапорщик, было видно длинный коридор, в который иногда выходили военные из кабинетов с какими-то документами и тут же скрывались в других кабинетах. Прапорщик за стеклом несколько лениво поднял голову от журнала, в котором делал записи, вид двух потенциальных призывников насторожил дежурного.

— Вам чего? — спросил он.

Так как идея сходить в военкомат принадлежала Валентину, то Толстый на всякий случай задержался в дверях, давая возможность другу реализовать свой план.

— Добрый день, — без особой уверенности в голосе начал Валентин.

— Короче, — поторопил его дежурный, давая этим понять, что сильно занят и общение с неожиданными посетителями в его планы не входило.

— Мы хотели, чтобы нам выдали справку о том, что мы были у вас, — пропустив все подробности, выпалил Валентин. Просил же прапорщик короче, вот и получилось короче некуда. Прапорщик от удивления привстал со стула.

— Чего-о-о? Какую справку? — повысив голос, переспросил дежурный. За спиной Валентина предательски хлопнула дверь, судя по всему, Толстый решил подождать на улице.

— Нам нужна справка о том, что мы были сегодня у вас, — еще раз повторил свою просьбу будущий защитник Родины.

— Зачем? — переходя на командные интонации, поинтересовался дежурный. Эти двое пока еще гражданских лица начали вызывать у прапорщика интерес, все-таки не каждый день в стенах военкомата появляются добровольцы. Валентин от командного голоса чисто интуитивно сделал пару шагов в назад к двери. Предчувствуя, что и этот новобранец скроется за дверью, дежурный вышел из своей комнаты в готовности остановить странного просителя.

— Что за справка? — еще раз задал вопрос военный.

По дороге в военкомат Валентин думал, с чего начать разговор на такую щепетильную тему, но не зная, у кого он будет просить справку, решил, что сориентируется на месте. Теперь, когда вопрос дежурного отчетливо дал понять, что дальше этой стеклянной стены пройти не удастся, Валентин решил сказать все как есть, не убегать же, как Толстый. Через месяц, когда придет настоящая повестка, прапорщик его узнает, и тогда над ним будет ржать весь военкомат.

— Я проспал сегодня на работу… — начал Валентин, — поэтому завтра на работе мне мастер покажет где раки зимуют, вот я и подумал взять у вас справку, что я был в военкомате, все равно ведь скоро в армию, — на одном дыхании закончил будущий солдат. Надо отдать должное прапорщику — он выслушал Валентина не перебивая, а после произнес фразу, которая вселила в просителя некоторую надежду.

— Зови второго, — сказал военный и зашел в комнату со стекленной стеной. Окрыленный появившейся надеждой избежать наказания от мастера, Валентин выскочил на улицу и оглядел двор в поисках друга. Сергей стоял у соседнего подъезда и курил. Увидев вышедшего из дверей военкомата товарища, Толстый бросил сигарету в урну и не сходя с места громко спросил: — Ну как? Валентин, уверенный в удаче их задумки, молча махнул Толстому, что могло означать только одно: «Беги сюда скорее». Компаньон не без опаски и как-то неуверенно двинулся в сторону дверей военкомата. С одной стороны, вид Валентина без военной формы и даже не остриженного наголо вселял некоторую уверенность в том, что сегодня Сергей еще не будет маршировать, разучивая строевую песню, а с другой стороны — зачем опять идти в военкомат, если только что так легко получилось вырваться из рук грозного прапорщика.

— Ты быстрее можешь? — начиная злится, раздраженно поторопил Валентин товарища, по несчастью. «Мало того, что сбежал, так и сейчас резину тянет. В конце концов, ему одному — это надо, что ли?», — подумал Валя, дожидаясь своего нерешительного соратника. Вообще Толстый не слыл трусом и в драках на дискотеках, которые происходили регулярно, он всегда принимал самое активное участие, благо высокий рост и отличное здоровье располагали к этому. Но тут что-то пошло не так, и Сергея было несколько непривычно видеть на медленно переступающих ватных ногах.

— Ну как? — повторил свой вопрос Толстый, доковыляв до крыльца.

— Нормально, — коротко бросил Валентин и, повернувшись, начал подниматься по ступеням, на последней ступеньке, уже взявшись за ручку двери, он обернулся, обнаружив взглядом Сергея, стоявшего на прежнем месте. Валентин, уже не скрывая раздражения, прикрикнул: — Пошли уже, что застыл!

За время отсутствия друзей с настроением дежурного произошли разительные перемены. Подняв взгляд на открывающуюся дверь и увидев уже знакомых ему посетителей, прапорщик расплылся в самой располагающей улыбке, на которую только был способен.

— «И снова здравствуйте», — произнес он немного нараспев, вставая с кресла.

— Значит, справочка вам нужна? — продолжил дежурный, уже выходя из своей комнаты. — Тогда за мной, — добавив в голос металлических ноток, закончил прапорщик, и уверенным шагом двинулся по длинному коридору. Друзья проследовали за ним, впрочем, далеко идти не пришлось, напротив третьей двери дежурный остановился и, приказав ждать, скрылся за дверью. Ждали молча и недолго, спустя пару минут дверь открылась и откуда-то из глубины кабинета прозвучало: «Входите». Комната оказалась небольшой, напротив двери около окна стоял один-единственный стол, и вдоль стены справа в ряд стояло четыре стула, на одном из них сидел уже знакомый дежурный, а за столом, откинувшись в кресле, полулежал хозяин кабинета в звании капитана. Прапорщик жестом указал на стулья, Валентин сел на стул возле дежурного, а Толстый на крайний стул, который был ближе к двери.

— На призывной были? — спросил хозяин кабинета. Валентин молча кивнул.

— Фамилии? — потребовал капитан.

— Матвеев и Толстоухов, — за обоих ответил Валя.

— Что сидим? — адресовал следующий вопрос капитан прапорщику и, не дав последнему ответить, сразу же продолжил: — Личные дела ко мне стол.

Прапорщик встал и, подмигнув друзьям, вышел из кабинета. Капитан закурил. Выпустив дым первой затяжки, прищурившись, спросил:

— Служить-то хотите?

В ответ друзья почти синхронно пожали плечами.

— Смотря где, — ответил, чуть подумав, Валентин.

— Что значит, смотря где? — стряхивая пепел в переполненную пепельницу, спросил капитан, и сам же ответил на свой вопрос:

— Куда Родина пошлет.

— А можно, чтобы Родина послала в Морфлот? — немного робея от своей наглости, проговорил Валентин.

«В конце концов, капитан сам решил скоротать ожидание документов беседой, и если в ходе этой беседы получится устроиться в армии получше или поинтереснее, то почему бы не попробовать»? Моря Валентин никогда не видел, но, обладая воображением, подпитанным книгами о морских путешествиях и морских сражениях, серьезно подумывал о морской карьере. В четырнадцатилетнем возрасте ему в руки попала книга Новикова-Прибоя «Цусима», оставившая неизгладимый след в голове и мыслях подростка. С тех пор Валентин часто думал о том, чтобы стать морским офицером. Но жизнь внесла в мальчишечьи грезы свои коррективы. В восьмом классе классный руководитель сумел объяснить родителям Валентина, что поведение их сына не отвечает требованием дальнейшего обучения в школе, даже несмотря на положительные оценки, и настоятельно порекомендовал перевести Валентина в ПТУ, чтобы у парня была профессия, с которой он не пропадет. Родители особо не возражали: профессия всегда нужна, и чем раньше сын начнет самостоятельно зарабатывать, тем для него же лучше, решили они. И Валентин подал документы в ближайшее к дому ПТУ. С выбором профессии особо не заморачивался, какая разница, на кого учится, если все равно потом поступать в военно-морское училище. Но только после окончания первого курса он понял, что третий год обучения в ПТУ не позволит ему поступать в военный институт, так как нужно будет получать диплом о среднем специальном образовании и времени на поступления уже не останется. Выход был только один — идти служить в армию и прямо оттуда-либо сразу после демобилизации поступать в военное училище. Именно поэтому Валентин и думал о службе в Военно-морском флоте, считая, что после такой практики поступать будет проще, и выбор профессии станет более осознанным, так сказать, с опытом.

— Оба что ли в Морфлот? — очередной раз затянувшись, спросил капитан.

— Нет, — поспешно сказал Толстый, молчавший до этого. Сергей вообще старался быть как можно незаметнее, ему идея с походом в военкомат с каждой минутой становилась все более неприятна. Мало того, что со справкой еще ничего не вышло, так еще и в Морфлот сейчас припишут. «Сходили за справочкой на три года в подводную лодку», — думал Толстый. Служить Сергей не хотел, но откосить вариантов не было. «Поэтому как-нибудь два года в любых войсках и забыть про это как про страшный сон». — приблизительно так рассуждал он. Зачем его другу добровольно проситься на три года в Морфлот, он искренне не понимал и уже сожалел о том, что согласился на авантюру Валентина.

— А почему в Морфлот? — проигнорировав ответ Толстого, уже целенаправленно обратился к Валентину капитан.

— Моря никогда не видел, — ответил тот.

— Добровольно на три года? — продолжил хозяин кабинета и тут же поощрительно добавил: — Похвально, ничего не скажешь.

Капитан встал, сделал последнюю глубокую затяжку и раздавил окурок в пепельнице.

— За смертью только посылать его, — на выдохе произнес он фразу, адресованную, очевидно, прапорщику, и пройдя мимо посетителей, выглянул в коридор.

— Что ты там застрял, бегом! — крикнул он в коридор, подгоняя не торопящегося дежурного.

— — В Морфлот — значит в Морфлот, — проходя за свой стол, продолжил капитан. — Сейчас посмотрим ваши документы и решим, что с Вами делать, — закончил он, разваливаясь в кресле.

— Нам только справку, — предпринял слабую попытку вернуть все на свои места Толстый.

— Будет, все будет, и справка будет, и Морфлот будет, — улыбнулся капитан, глядя на друзей.

— — Сейчас документы принесут, и посмотрим, кому справку, а кому повестку.

— Мне справку! — почти крикнул Толстый. В этот момент одновременно со стуком открылась дверь.

— Разрешите? — не дожидаясь ответа, дежурный прошел к столу и положил перед капитаном две паки.

— Свободен.

Несколько минут капитан изучал содержимое папки, потом отложил ее в сторону и открыл второю. Все это время друзья молча ждали своей участи. Уже было понятно, что идея со справкой провалилась, теперь нужно было понять, какими последствиями закончится спонтанный визит в военкомат. Читая содержимое второй папки, капитан несколько раз останавливался и поднимал глаза на Валентина, пролистав до конца, он достал из пачки сигарету, встал, открыл форточку и только после этого закурил, выпустив дым на улицу. Продолжая смотреть в окно, капитан произнес:

— Толстоухов иди к дежурному, подожди там.

Сергей уставился на Валентина с немым вопросом «Идти или остаться?»

— Что, не понятно? — грозно спросил капитан Толстого. Сергей молча и почему-то спиной вперед начал движение в сторону двери, по-прежнему не сводя глаз с друга. Валентин кивнул ему: «Все хорошо» и повернул голову в сторону военкома.

— Значит, служить хочешь и обязательно в Морфлоте, — то ли спросил, то ли подвел итог капитан.

— Хотелось бы, — неопределенно ответил призывник.

— Значит так, — поворачиваясь к Валентину, сказал капитан.

— Сегодня понедельник, двадцать четвертое, сейчас у дежурного получите повестки, три дня на увольнение с работы, двадцать восьмого сентября ты к 9:00 прибываешь на медицинскую комиссию. Вопросы есть?

— Есть, — неожиданно для капитана ответил Валя.

— Что непонятно? — раздраженно бросил военком, не понимая, какие могут возникнуть вопросы.

— Толстоухову тоже к 9:00 на медицинскую комиссию?

— Нет, ему не надо, он пусть проводы организовывает. — Все, свободен, — давая понять, что разговор окончен, сказал капитан.

Со смешанными чувствами покидал кабинет военкома Валентин. Вопросов было больше, чем ответов. Сказать, что план, на который рассчитывали друзья, не удался, было бы неправильно. Справку им не дали, но повестки-то будут. Поэтому вопрос с мастером и проблемами на работе можно считать закрытым. Теперь, что касается медкомиссии… Во-первых, зачем ее проходить повторно, если на приписной комиссии он ее прошел и был признан годным. Во-вторых, почему медкомиссию не надо проходить Толстому. В-третьих, почему Сергею уже можно готовиться к проводам, а ему, Валентину, еще нет. С ужасом Валя осознал, что Толстый еще ничего не знает о своих проводах.

С самым умиротворенным видом Толстый подпирал стену возле комнаты дежурного. «Наголо их не побрили, форму не выдали, судя по всему, к нему у военных вопросов нет, а это значит, что их план удался», сказал же военком «будут вам справки». Наверное, Валю он за этим и оставил, все-таки у них получилось пообщаться». Друг вышел из кабинета военкома, и одновременно в дежурке зазвонил телефон. Сергей, не связав два этих события вместе, продолжал в блаженном неведении ждать товарища. Валя же в свою очередь, не торопился. — «Что сказать Сергею, он не знал, и решил не спешить, пусть «радостную» новость озвучит дежурный».

— Толстоухов кто? — положив трубку телефона, спросил прапорщик.

— Я! — радостно ответил Сергей, предвкушая получение заветной справки.

— Заходи, — пригласил дежурный. С улыбкой Толстый зашел в комнату, успев показать другу поднятый большой палец. Валентин отвернулся и стал рассматривать висевшие на стене плакаты патриотического содержания, видеть, как Толстому будут вручать повестку, он не мог. Прапорщик закончил заполнять бланк.

— Расписываемся здесь, — ткнул пальцем в бумагу. Сергей начал расписываться и вдруг остановился.

— Что это? — почему-то хриплым голосом спросил он.

— Твое будущее, — расплылся в улыбке дежурный.

— А справка? — почти шепотом выдавил из себя Толстый.

— Что за справка? Ах, справка, так она не тебе нужна. Повестка круче, поверь моему опыту. С повесткой тебя мастер не то что ругать не будет, а еще расцелует, прослезится и будет потом всю жизнь гордиться, что воспитал настоящего защитника Родины, — уже вовсю хохотал прапорщик.

— — Расписывайся, не задерживай, мне еще второго нужно осчастливить, — веселился военный. Толстый расписался, машинально пожал протянутую руку прапорщика.

— Поздравляю, Родина ждет новых героев, надеюсь, ты не посрамишь военкомат, в котором с таким пониманием отнеслись к Вашей просьбе, — то ли глумясь, то ли всерьез произнес дежурный, продолжая держать нового бойца за руку.

— Спасибо, — на автомате ответил Сергей.

— Пятого октября в десять утра жду тебя, боец, на инструктаж, восьмого в шесть утра на автовокзале с вещами и документами, можешь взять с собой пьяных родственников, — подвел итог дежурный.

— Следующий! — крикнул он в коридор.

Стараясь не смотреть в глаза друга, Валентин боком протиснулся в кабинет дежурного, и молча расписался в повестке, успев заметить, что дата призыва — двадцать восьмое сентября. Прапорщик почему-то не протянул ему руку, а просто отдал бланк и на удивленный взгляд Валентина спокойно сказал:

— Двадцать восьмого, в 9:00, не опаздывай.

— Свободны оба», — закончил он.

Несмотря на набежавшие тучи и поднявшийся ветер, на улице было хорошо, в воздухе висел запах приближающегося дождя. После прокуренного кабинета капитана хотелось стоять и вдыхать этот воздух полной грудью.

— Бли-и-ин, — с надрывом протянул Толстый. — Да как так-то? — непонятно у кого спросил он.

— Спокойно, Сережа, спокойно, — попытался Валентин взять инициативу в свои руки.

— Что спокойно, меня в армию забирают! — почти прокричал Толстый.

— А то ты не знал? — тоже на повышенных ответил Валя.

— Не тебя одного забирают. — На, смотри, у меня вообще двадцать восьмого дата, ты-то хоть две недели еще про балдеешь, — сунул в лицо товарищу свою повестку Валентин. Сергей уставился в бланк повести.

— Это в пятницу, что ли?

— Что ли в пятницу, — передразнил его друг.

— Поехали на завод, — не давая Толстому осознать произошедшее, скомандовал Валя.

Нужно было каким-то образом заставить Толстого понять, что он еще легко отделался.

— Две недели — это круто, все успеешь: и уволится, и погулять, и проводы устроить, — направляя мысли Сергея в нужную Валентину русло, проговорил он. — Сейчас возьмем бегунок и пойдем увольняться.

— У тебя как с деньгами, на проводы откладывал?

— Нет, не откладывал, — задумчиво ответил Толстый.

— Ничего, расчет дадут, должно хватить, — успокоил его Валя.

Сам он не знал, что делать. С одной стороны, военком сказал увольняться, а с другой стороны, зачем проходить медкомиссию? Если у него что-то со здоровьем и для армии он не годен, то зачем увольняться. Какой-то замкнутый круг, думал Валентин, сидя в автобусе, везущем друзей на завод.

На работе ожидаемо все прошло спокойно. Сначала, конечно, мастер, не стесняясь в выражениях, сказал, что он думает о двух раздолбаях, которых посадили на его шею, но как только он перешел к перечислению наказаний, которые, по его мнению, должны были заслуженно понести друзья, Валентин протянул ему повестку.

— Что это? — уставившись в бланк и еще больше раздражаясь, спросил мастер. Вместо ответа Толстый протянул ему свой документ. Стоя с двумя повестками в обеих руках, мастер пытался сообразить, как ему теперь поступить. Они, конечно, бездельники и прогульщики, которым нет прощения, но согласно повестке, причина у них более чем уважительная и тут нужно найти другие слова. Настрой же не позволял так быстро перейти от «Я вас убью» к «Поздравляю, горд, молодцы».

— В армию мы уходим, Василий Николаевич, — с улыбкой произнес Валентин.

— Вот, за бегунком пришли, у нас три дня на увольнение, я в пятницу ухожу, а Сергей восьмого ноября.

— Так что молчали-то? — глупо смотря на товарищей, спросил мастер.

— Сами не знали, вчера вечером позвонили из военкомата, сказали утром прийти, вот, сходили, — вроде бы оправдываясь, сказал Валя.

— А там все быстро: распишитесь, получите, свободны, — продолжил Толстый.

— Ну тогда поздравляю, что ли… — неуверенно начал мастер, пытаясь подобрать слова. — Служите честно, не опозорьте, ну в общем, как-то так… — пробормотал он.

— Спасибо, Василий Николаевич. Не подскажите нам, куда теперь? — помогая мастеру выйти из сложившейся ситуации, спросил Валентин.

— Так в кадры вам. На второй этаж. Повестки покажите, они знают, что делать, — приходя в себя ответил Василий Николаевич.

— Спасибо за все, — забирая повестки из рук удивленного мастера, почти одновременно произнесли друзья.

В отделе кадров все прошло быстро и буднично, процесс увольнения восемнадцатилетних пэтэушников давно был поставлен на поток: –«Получите бегунок. Сдайте робу и инструмент. Подпишите в инструментовке, подпишите в бюро пропусков и во втором отделе». Если все успеете, завтра в кассе заводоуправления получите расчет. До свидания. — На все про все пять минут, даже обидно немножко, все-таки три месяца в коллективе, и так сухо: «До свидания».

Вся вторая половина дня ушла на подписание бегунка и получение заветных подписей, проблем с этим не возникло. Разве что все говорили какие-то слова и желали хорошей службы. За этими хлопотами Толстый успокоился и смирился с произошедшим, в отличие от Валентина он охотно приглашал всех на проводы и совершенно не замечал того, что друг этого не делает. Ближе к вечеру призывники добрались до второго отдела и сдали пропуска. Рабочий день заканчивался, и формальности с увольнением тоже, осталось получить расчет и готовиться к проводам, но это уже завтра. Распрощавшись и договорившись созвониться утром, друзья направились по домам.

— Отработал? — встретила Валентина вопросом мать.

— Ага, — коротко бросил Валя, решив дождаться с работы отца, чтобы два раза не пересказывать новость. Молча пройдя в свою комнату, Валя лег на диван и уставился в потолок. Вопрос с медкомиссией не давал ему покоя. Один раз эта медкомиссия уже подпортила ему жизнь. Два года назад они с отцом решили подать документы в суворовское училище, но до сдачи документов дело не дошло. На медицинской комиссии выяснилось, что у Валентина кривая перегородка носа — последствия занятий хоккеем. И для того чтобы быть допущенным к экзаменам, нужно было сделать операцию по исправлению перегородки. Тогда решили не делать операцию, все-таки в хоккей Валентин играл до сих пор, а поступит или нет в училище еще вилами на воде написано. Тогда, посовещавшись с отцом, они вернулись к первоначальному плану: — сначала сходить в армию. «Неужели эта перегородка помешает ему попасть на этот раз в Морфлот, как тогда — в суворовское училище». Хлопнула входная дверь, с работы вернулся отец. Дождавшись, когда глава семейства поужинает и родители устроятся в комнате перед телевизором, Валентин пошел радовать их новостью об армии.

— Родители, внимание, я получил повестку в армию, — сразу с порога начал Валентин.

Мама замерла с открытым ртом, не зная, как реагировать дальше.

— Хорошо, — сказал отец, не отрываясь от просмотра телевизора и даже не обернувшись.

— Что хорошо, ты хоть слышал, что он сказал? — Сына в армию забирают, а он уперся в телевизор. — Боря, ты что, не слышал, что он сказал? — уже во второй раз и на повышенном тоне спросила мама отца.

— Слышал, его забирают в армию, — совершено спокойно ответил отец. — Поздравляю сын, — продолжая смотреть передачу, бросил он Валентину.

Борис Петрович был детдомовцем и сам служил в армии на далеком острове Сахалине. В общении с сыном он придерживался самого простого метода — не вмешиваться. Коллектив, будь то школа, спортивная секция, одноклассники или армия, лучше него справятся с воспитанием отпрыска. Он был полностью уверен, что сын должен сам, методом проб и ошибок, понять, что он хочет, и поэтому крайне редко интересовался, как идут дела у сына. Когда-то давно он один раз в беседе с сыном дал ему понять, что никто ничего для него не будет делать, и если он чего-то хочет, то должен рассчитывать только на себя. Может быть, сказано это было в нужный момент, или слова были правильно подобраны, но Валентин запомнил этот день и позже понял, насколько отец был прав. Придерживаясь этого, сын старался как можно реже беспокоить родителей по пустякам. К последним он относил все происходящее с ним, родители зачастую не знали, чем живет их отпрыск. Сытый, не болеет, значит все хорошо. К младшей сестре Валентина родители относились с большим вниманием, может быть, потому что она младшая и ей всего десять лет, а может быть, потому что дочь. В любом случае у Валентина не было ревности, сестру он любил, по мере сил и возможностей защищал ее, он даже был рад, что все внимание предков доставалось Маше, придерживаясь мнения «чем меньше знают родители, тем крепче спят».

— Когда? — спросила не без тревоги в голосе мама.

— Пока ничего не понятно, в пятницу нужно медицинскую комиссию пройти, — пожав плечами, ответил сын.

— Зачем? Ты же проходил уже, — включился в разговор отец.

— Я не знаю, сказали прийти и пройти заново, а там видно будет. Сереге Толстоухову восьмого октября с вещами, а мне на комиссию. — Может, еще и не заберут, — попытался успокоить маму Валя.

— Заберут, не переживай, — свел на нет все его усилия отец.

— Боря! — Прикрикнула на него мать. — Он же говорит, что еще ничего не ясно, у него вообще бронхит хронический, забыл, что ли.

— Бронхит не плоскостопие, — парировал отец. — Зачем раньше времени панику разводить, сходит в пятницу и все выяснит, — закончил он.

— Сам что думаешь? — глядя на сына, переживала мама.

— Не знаю, — вновь поднял плечи Валентин.

Разговор, судя по всему, подошел к концу. Валя пошел на кухню ужинать, за ним следом поспешила мама.

— А что если в пятницу скажут, что годен? Когда заберут? А проводы, когда? — не могла, успокоится мать.

— Мам. я сам ничего не знаю, давай потерпим два дня, — стараясь не раздражатся, ответил сын. Есть не хотелось совсем. Валентин нарезал бутербродов и пошел в комнату. «Поскорее бы пятница», — думал он. Эта неопределенность бесила. По коридору ходила мама, погруженная в свои мысли, ни сын, ни муж не поддерживали ее в переживаниях, нужно было с кем-то поделиться новостью, и она, подняв трубку телефона, набрала номер своей сестры: — Валю в армию забирают. — без прелюдий начала она. Услышав, что мама нашла себе собеседника, сын улыбнулся: по крайней мере, к нему она не будет приставать какое-то время.

В принципе, Валентин готов был уйти в армию хоть в пятницу. С работы он уволился, дел особых нет, лед на катке еще не залили, организовать проводы не проблема, для этого нужно только сделать два телефонных звонка, и к вечеру все друзья будут сидеть за столом, выпивая и закусывая курицей под звуки «Наутилуса Помпилиуса». «Поскорее бы пятница», — засыпая, думал Валя.

Пятница, 28 сентября

«Наконец-то сегодня все решится», — в приподнятом настроении думал Валентин, стоя в душе. Вторник, среда и четверг прошли в мучительных мыслях о предстоящей медкомиссии. Кое-как уговорив самого себя, что здоров, Валентин был готов к любому решению, но интуиция подсказывала ему, что комиссия — это только надводная часть айсберга, и дело вовсе не в здоровье, а в чем-то другом. В том, о чем он даже догадываться не может, и ответ знает только капитан, так загадочно куривший, глядя в окно. Ровно в 9:00 Валентин вошел в военкомат. Дежурный сразу узнал его, что было понятно по его широкой улыбке.

— Прибыл, боец, — по-военному, поприветствовал он Валентина.

— Жди, — не дав ответить, произнес он и пошел по коридору в сторону кабинета военкома.

К удивлению Валентина, в комиссариате больше не было призывников, обычно в дни медицинской комиссии по коридорам снуют из кабинета в кабинет полуголые подростки, а сегодня пусто. Это открытие лишь подтвердило опасения Вали, что дело не в комиссии. Военком и прапорщик вышли из кабинета, и прямо оттуда дежурный махнул рукой Валентину, чтобы он подошел к ним. Валя пошел по коридору, издалека он заметил, что в руках капитана папка, скорее всего, это его личное дело. Капитан протянул руку, Валя пожал ее.

— Здравствуйте, — удивлено поздоровался Валя.

— Здравия желаю, — поправил его военком. — Привыкай.

— За мной! — скомандовал он.

Следуя за капитаном, Валентин оказался в дальнем конце коридора перед дверью, на которой не было таблички.

— Разрешите? — зачем-то спросил военком, открывая дверь и проходя в кабинет.

— Доброе утро, доктор, — поприветствовал военком мужчину, в гражданском костюме сидевшего за столом посредине кабинета. Мужчина кивнул, что обозначало одновременно и входите, и здравствуйте.

— Слушаю вас, товарищ капитан, — сразу переходя к делу, сказал он.

— Вот, собственно, он, о котором я вам рассказывал, посмотрите, пожалуйста, что можно сделать. В третьем лице, указывая на Валентина и протягивая папку доктору, сказал капитан. — Я у себя, если получится, зайдите ко мне вместе.

— Посмотрим, посмотрим, — ответил врач.

— Проходи, присаживайся, — сказал он Вале, указывая на единственный стул напротив стола. Военком молча вышел, а доктор открыл папку, надел очки и погрузился в чтение. Несколько минут Валентин сидел в тишине, нарушаемой шуршанием бумаги его личного дела, которое врач листал взад-вперед. Как будто что-то пропустив или забыв, о чем читал, он постоянно возвращался к началу.

— Ну-с, сударь, — подражая дореволюционным докторам. — Слушаю вас? — начал врач.

— Я думал, наоборот, вас придется слушать. Что со мной? — ответил вопросом на вопрос Валя.

— Самое удивительное, молодой человек, что у вас все хорошо. Более чем хорошо, — вдумчиво произнес доктор. — Один вопрос? — сняв очки и положив их на раскрытую папку, глядя прямо в глаза Валентину, спросил он. Валя ждал.

— Откуда столько переломов? Кости слабые? — Вместо одного услышал два вопроса он.

— Были бы слабые, больше было бы? — неопределенно ответил Валя.

— А все-таки? — настоял на ответе врач.

— В хоккей я играю, вот и ломался несколько раз, а один перелом — в шесть лет с качели упал, — пытаясь понять, при чем тут переломы, ответил Валентин.

— На погоду не болят?

— Нет.

— Правая рука гнется?

— Да, — машинально Валя пару раз согнул правую руку в локте и сжал кулак.

— Хорошо, — надевая очки, произнес врач и начал снова листать папку. — Служить-то хочешь? — неожиданно произнес он.

— Да, — уже начав сомневаться в собственном ответе, сказал Валя.

— Ну тогда иди сюда, — махнул рукой врач, показывая, как обойти стол.

— Смотри, сейчас пойдешь в туалет и там вырвешь из папки вот эту и вот эти листы, — тыкая в личное дело, показал он Валентину. — Потом вот эти снимки, — листая дело, продолжил врач. — Оставляешь только перелом от качелей, все, что вырвешь, мелко порвать и в урну, сжигать не надо, а то пожар устроишь. Как все сделаешь, приходи.

— А зачем?

— Затем, — перебил его врач. — Иди, раз служить хочешь, выполняй приказ, — отодвинувшись от стола, чтобы Валентин мог взять папку, сказал доктор.

Оказавшись в туалете на секретном задании, Валентин первым делом пролистал личное дело, пропустив все медицинские подробности, в которых он все равно ничего не понимал, Валя остановил свое внимание на характеристике мастера из ПТУ. Характеристика была на троечку по пятибалльной шкале. Отмечалась хорошая память и плохое поведение, интерес к учебе и халатное отношение к практике, быстрое принятие решений и отсутствие желания работать на субботниках, доброта и честность в отношении с друзьями при полном отсутствии интереса к комсомольской работе. Валя улыбнулся этому пункту, так как комсомольцем он не был и становиться им не собирался. В общем, ничего нового для себя он не открыл, но мастера в душе поблагодарил, написанное было правдой. Спохватившись, что времени прошло много, Валя быстро выполнил распоряжение доктора и, до сих пор не понимая, к чему все это, вернулся в кабинет. К удивлению Валентина, врач уже был в пальто и стоя ждал возвращения призывника. Другого случая узнать, зачем нужно было уничтожать историю, у Валентина уже не было бы, и прямо с порога он повторил свой вопрос. Опасаясь, что доктор не ответит, на всякий случай, заслонил собою дверь. Доктор сел на край стола, надевая перчатки, как бы между делом начал:

— Парень ты вроде неплохой и служить хочешь, но с таким фотоальбомом можешь рассчитывать разве что на Камчатке склад со ржавыми «мессершмитами» охранять. — Оно тебе надо? — поднял взгляд на Валю доктор. Тот отрицательно мотнул головой.

— Вот, а теперь у тебя все хорошо, и мы подберем тебе нормальную часть, ты, вроде, в Морфлот хотел? — резюмировал врач.

— Хотел? Кивнул Валя.

— Но это не нам решать, пойдем к военкому, я чем мог, тем помог, — двинулся к выходу врач. Валентин отступил в сторону, пропуская его, и заспешил за доктором к капитану.

Военком что-то писал в журнале, держа в левой руке дымящуюся сигарету.

— Товарищ капитан, он ваш, — не проходя в кабинет, а прямо из коридора в открытую дверь сказал доктор. — Я, с вашего разрешения, откланиваюсь, думаю, все будет хорошо, — кивнув головой, попрощался он с капитаном.

Валентин прошел в кабинет, притворив за собой дверь, и сел на тот же стул, на котором сидел в день знакомства с военкомом. Капитан продолжал заполнять журнал и, кажется, совсем не замечал посетителя. Валя тем временем осмысливал слова доктора. «Получается, что планы на Морфлот могут осуществиться, это хорошо. Не зря он тогда спросил капитана про возможность служить в военно-морском флоте, просидел бы молча, угодил бы в стройбат со своими переломами, а так обратил на себя внимание, и вот, пожалуйста, пошли навстречу. Все-таки хорошая идея была пойти самому в военкомат». Погруженный в свои мысли, Валентин не сразу понял, что военком что-то уже говорит ему.

— Ты слышишь меня?

— Да, — поспешил ответить Валя, совершено не понимая, о чем идет речь.

— Что да?

— Да, слышу.

— Ну и что?

— В смысле что?

— Дебил, что ли? — психанул капитан. Ответа у Валентина не было, и он округлил глаза, уставившись в военкома.

— Я русским языком спрашиваю, как все прошло? — повторил капитан вопрос, который Валентин, судя по всему, пропустил.

— Нормально все прошло, доктор сказал, в Морфлот можно, — форсируя события, радостно ответил Валентин.

— Папку давай. В моряки он собрался… Отправлю сейчас на Камчатку, будешь там снег два года убирать, — как бы ставя на место развеселившегося призывника, рявкнул военком. Валентин побледнел и протянул папку. «Далась им эта Камчатка, второй раз за утро уже про нее говорят, — мысль молнией вспыхнула в голове Валентина. — Камчатка полуостров, там есть море, а если есть море, то есть флот». У Валентина вспотела спина. В своих фантазиях о флоте он был моряком-черноморцем или балтийцем. Грозный Кронштадт или теплый Севастополь будоражили его сознание, именно там он готов был три года носить клеш и бескозырку. Но не Камчатка, где почти круглый год холодно и землетрясения. «Кретин. Сам напросился», — подумал Валя.

— Фиг тебе, а не Морфлот! — радостно вдруг сказал капитан. Валентин аж вздрогнул от неожиданности.

— Доктор говорил, можно в Морфлот, — по инерции произнес он, в мыслях до сих пор находившись на холодном и далеком полуострове.

— Не будет Морфлота, — тоном, не подразумевающим дальнейшее обсуждение, закрыл тему капитан.

— Извини, — немного подумав, добавил он. Это «извини» повисло в воздухе почти осязаемо, как дым от сигарет, который, кажется, не выветривался из кабинета совсем.

Чтобы оправдать паузу, капитан достал из пачки очередную сигарету и перед тем как прикурить, произнес, глядя на огонь зажигалки:

— Извини, но моряком тебе не быть. — Он глубоко затянулся, выпустил дым в потолок и, проводив его взглядом, продолжил:

— В общем, дело обстоит следующим образом, — заинтригованно посмотрел в глаза Валентину военком. — Ты хочешь служить и служить будешь. Сам добровольно просишься на три года, а это значит, что к службе будешь относиться серьезно. А раз ты будешь служить честно, значит, родной военкомат не подведешь. Вывод. Зачем отправлять тебя на флот, когда можно отправить тебя в часть, где ты не опозоришь нас. Мысль ясна?

— Нет! — честно ответил Валя.

Начиная сомневаться в умственных способностях призывника, которому, по мнению капитана, неслыханно повезло, он прямо в лоб выдал:

— В Кремлевский полк тебя отправить хочу.

Валентин вмиг онемел.

— Куда? — переспросил он через пару секунд пересохшим горлом.

— В Москву, в Кремлевский полк, — глядя прямо в глаза призывнику, спокойно ответил военком.

Валентин был готов к любому развитию событий, даже Камчатка, уже дважды озвученная за утро, была обдумана и принята как должное, но к такому резкому развороту подготовиться невозможно. Слова капитана произвели эффект внезапно вылитого на голову ведра с холодной водой. «Кремлевский полк — что это? Стоять у Мавзолея? Маршировать? Как это вообще — служить в Кремлевском полку»? Ураган из вопросов зашумел в голове, с каждой секундой их количество умножалось и множилось. Если про службу во флоте Валентин приблизительно знал и по мере сил готовился к ней, то о службе в Кремлевском полку он даже не подозревал. Не находя ответов ни на один вопрос, пчелиным роем гудящим в мозгу, он произнес:

— Почему?

— Что — почему? –быстро ответил военком.

— Почему Кремлевский полк?

Действительно, почему Кремлевский полк, не десант, не связь, не пограничники, а именно Кремлевский полк, выхватил из роя мыслей самый важный вопрос Валентин.

— Ну, это как раз просто, — с видимым облегчением выдохнул капитан.

— У меня разнарядка на пять человек в Кремлевский полк, четверо уже есть, а с пятым проблема, — продолжил он. — Нету пятого, и все, уже мозг сломал, где взять. У одного приводы в милицию, у другого наколка, у третьего отец алкаш, у четвертого характеристика — хоть сейчас в тюрьму, пятый — инвалид, шестой — кретин, седьмой косит, — загибал пальцы военком, перечисляя, с кем приходится работать. — И вдруг ты. Сам пришел, сам во флот просишься, я в дело заглянул — вот он, пятый. Без приводов, наколок, семья нормальная, — перешел к достоинствам Валентина капитан. — Прямо камень с души, а потом смотрю, переломанный весь. — Затушив сигарету и тут же доставая следующую, сделал паузу военком. Прикурив продолжил. — Думаю, надо показать тебя хирургу, может, не все так плохо, вот видишь, не ошибся, — радостно, как бы напрашиваясь на похвалу, расплылся в улыбке военный: — пойдешь служить в Кремль, жить будешь на Красной площади, — подвел он итог.

Валентин молчал, не зная, как реагировать на происходящее. «„Москва лучше Камчатки“, — говорил внутренний голос, — „но не флот“. С другой стороны, от таких предложений, наверное, не отказываются, сейчас заикнешься про флот, военком психанет, и тогда не то что Камчатка — остров Русский раем покажется, отправят туда, где Макар телят не пас».

— Ну? Как? — не то спросил, не то ожидая слов благодарности, сказал капитан.

— А это не шутка? — все еще не веря в происходящее, ответил Валя.

— Я на клоуна похож? — зло спросил военком. — Какие шутки, полчаса идиоту объясняю, как ему повезло, а он тут сидит, «Ваньку валяет».

— Я не валяю, я просто… — Неожиданно просто. — Я подумать не мог, а тут такое… — сбивчиво заикаясь в поисках нужных слов, торопясь, что у военкома кончится терпение, затараторил будущий воин-кремлевец. «В Кремль так в Кремль, потом разберемся, как там служить, — здраво рассудил Валентин, — звучит красиво, опять же Москва, а не железножопск какой-то, может, это еще лучше флота».

— Такое-сякое, — передразнил капитан призывника.

— Будем считать, что договорились, — перешел он на командные интонации. — Теперь слушай и запоминай. Во-первых, о том, что было с медкомиссией, никому не слова. Во-вторых, пока вообще никому не слова. Смотри не перепутай, — фразой из знаменитого фильма пошутил он. Все происходящее очень радовало военкома, было видно, что гора свалилась с его плеч. — Через две недели придешь на инструктаж, там все объясню окончательно, и на следующий день в шесть утра на автовокзал. Все понял? — подвел он итог.

Боясь ляпнуть опять невпопад, Валя кивнул головой.

— Тогда к дежурному ступай, получай повестку, — вставая из-за стола и открывая створку окна, закончил капитан.

— Стой! — резко повернулся он к Валентину, боясь, что тот уже выходит из кабинета. Валя, до сих пор сидевший на стуле, встал.

— Чуть не забыл самое главное, — уже спокойно, но приказным тоном произнес военком.

— Все две недели быть ниже травы, тише воды, не дай бог в милицию попадешь, голову оторву сразу, а потом отправлю служить на Северный полюс, будешь там от белых мишек бегать.

— Без головы? — пытался пошутить Валентин.

— Попадешь в милицию, будешь не только без головы, все оторву, все равно не пригодится, — ответил капитан таким тоном, что шутить Вале расхотелось. — Свободен.

Дежурного не было на месте. Валентин пошел обратно к военкому, как вдруг раздался голос: «Стоять? Куда?». Обернувшись, Валя увидел голову прапорщика, торчащую из проема входной двери.

— А это ты? — узнал его дежурный. — Погоди, сейчас докурю и приду, — сообщила голова и скрылась за дверью. Валентин вернулся к комнате со стеклянной стеной. «Круто как все вышло, — думал он, — хотел на флот, а попал в Кремль». Хорошо это или плохо, было совершенно непонятно, в любом случае, это не банальная пехота, а элита Советской армии. Правда, стоять, не шевелясь на месте возле Мавзолея пока не казалось интересной службой. Все его друзья, которые уже служили, поделились на три практически равные группы: это десант, стройбат и спорт рота. Ни моряков, а тем более кремлевцев среди них не было. В этом раскладе флот и Кремль выглядели одинаково привлекательно. В Москве Валентин, так же, как и на море, не был, тут тоже получалось равно. Взвешивая и сравнивая все плюсы и минусы, Валентин решил, что Кремль не самый плохой вариант, тем более военком сказал, что ему повезло, а он, наверное, лучше знает, так это или нет. «Кремль — значит Кремль, приеду на место, там видно будет», — наконец-то созрела в голове мысль. Стало спокойно и как-то легче. Дежурный не торопился возвращаться, и Валентин принялся изучать плакаты на стенах коридора.

— Заходи, — наконец услышал он. — Ну как? Куда тебя? — спросил прапорщик, падая на стул.

— На Северный полюс от белого мишки бегать, — помня наставления капитана «никому ничего не говорить», ответил Валя.

— Поздравляю! — рассмеялся дежурный и подняв трубку телефона, набрал внутренний номер военкома.

— Товарищ капитан, это дежурный. Что с ним делать?.. Есть! — после короткой паузы отчеканил он и положил трубку телефона.

— Быстро бегаешь? — заполняя повестку, спросил прапорщик.

— Быстро, а что?

— Тогда привет белому мишке передавай!

— Обязательно, а вы с ним знакомы, что ли? — улыбнувшись, спросил Валя.

— Поумничай мне! — оборвал его дежурный, шутка ему не понравилась. — Держи, свободен! — захлопнул он журнал.

Идти было совершено некуда, и Валентин решил дойти до садика, в котором работала его мать, и уже оттуда позвонить Толстому, если он дома. Впереди две недели абсолютного безделья, из развлечений — проводы Толстого, дискотека и видеосалоны, расплодившиеся в последнее время в огромном количестве. Прокручивая в голове разговор с военкомом, Валентин остановился на словах о милиции. Проблем с органами у него не было, встречи, беседы и пару задержаний, в основном за драки, были, но на учете он не состоял. Причиной этого везения было, наверно, соседство с дядей Володей, участковым милиционером. Был он старшим лейтенантом, жил в соседнем подъезде и знал всю дворовую шпану. Надо отдать должное его воспитательному подходу к детворе на под ответственном ему участком. Будучи молодым и спортивным человеком, он, как-то раз купив футбольный мяч, собрал всех детей с пяти домов его участка и отправился с ними на стадион играть в футбол. Эти футбольные матчи вскоре стали регулярными. В результате он перезнакомился со всеми ближе, большую часть записал во всевозможные секции, а особо проблемных взял на карандаш. Общаясь с подростками в основном в неформальной обстановке, он сумел донести до всех мысль, что в случае каких-либо происшествий, первое, что нужно сделать — это сообщить ему. Так он убивал двух зайцев сразу. Был всегда в курсе всего происходящего на его участке и мог контролировать ситуацию, заранее к ней подготовившись. Сказать, что дворовые пацаны обо всем сообщали дяде Вове, было нельзя. Так, иногда, что-то рассказывали, в основном, уже о произошедшем, но и такое формальное общение давало свои плоды. Нечасто, но все-таки приходилось иметь дело с милицией, кто-то попадался пьяным на дискотеке, кого-то ловили дружинники за шум либо драку на улице. Каждый раз кто-нибудь успевал сообщить участковому, и дядя Вова, верный своим словам, появлялся в дежурной части, забирая своих хулиганов без оформления, так сказать, на поруки. Поэтому ситуация с попаданием в милицию, например, во время проводов Толстоухова, хоть и была вероятна, но не могла носить катастрофический характер. «Нужно будет дойти до участкового», — подумал Валентин, подходя к садику.

Мама была на складе и гладила белье.

— Мам, привет, — как можно радостней поздоровался сын. — Через две недели в армию.

— Уже? — испуганно спросила мама.

— Не уже, а через две недели, — уточнил Валя.

— И что теперь? — растерянно посмотрела она на сына.

— Ничего. Где у вас телефон, мам? — равнодушно спросил Валя.

— Там, в коридоре, — махнула рукой в сторону двери мама.

— Как ничего? А проводы? Родственникам звонить нужно, пропуска делать. Сколько народу придет, не считал еще? — посыпала она вопросами.

— Мам, успокойся, еще куча времени, вечером сядем и все решим, — оборвал ее сын.

— Еще две недели, не надо сейчас никуда бежать и никому звонить. Я пойду, позвонить надо.

— Ты вечером не задерживайся, я буду ждать, ты обещал Валя, — уже в закрывающуюся дверь крикнула мама.

«Или спит, или свалил уже куда-то», — слушая длинные гудки, думал Валя. Толстый уже вовсю готовился к проводам, и у него забот было выше крыши. Страну охватил дефицит, и не просто дефицит чего-то, а глобальный дефицит всего, добавить к этому «сухой закон», и картина представлялась совсем грустной. Подготовка к проводам сводилась к беготне по магазинам и доставанием, не покупкой, а именно доставанием продуктов и, самое главное, алкоголя. Поэтому Валентин не удивился, что Сергей не отвечал на телефон. Уже опуская трубку, он услышал заспанное «алло».

— Серый, привет, это Валя.

— Угу.

— Ты сейчас никуда не пойдешь?

— Пойду.

— Подожди меня, сейчас приду.

— Давай — зевнул Толстый и положил трубку.

— Мам, я ушел — заглянул на склад Валя.

— Вечером ты обещал, помнишь? — переспросила она.

— Помню, вечером буду. Пока.

То, что Сергей был дома, можно считать удачей. В противном случае пришлось бы гонятся за ним по всему городу, а так появилась возможность упасть ему на «хвост» в поисках дефицитных продуктов для проводов, благо он уже четыре дня занимался этим, наверняка что-то уже нарыл. Толстый встретил друга в трусах и совершенно не проснувшийся. Пройдя в комнату, Валя увидел причину позднего пробуждения друга. На журнальном столике, стоявшем посередине комнаты, горой возвышались остатки воблы. Три пустые трехлитровые банки под столом говорили о том, что вечер удался. Кружек подозрительно не было, и понять количество участников пьянки не представлялось возможным.

— Проводы репетируешь? — глядя, как Толстый пытается продеть ногу в штанину брюк, спросил Валя.

— Да не. — Батя вчера пива принес, вот, посидели, — взглянув на пустые банки, скорчился Сергей.

— Нормально так, девять литров на двоих, — с укором произнес Валя. — А позвонить не судьба?

— Я хотел, а потом вспомнил, что тебе на комиссию, и не стал, — оправдываясь, ответил друг.

Молча дождавшись, когда Толстый победит одежду и с облегчением сядет на кровать, Валя спросил:

— Что с проводами?

— Жопа с проводами, четвертый день бегаю по магазинам как конь, — устало ответил друг. — Пока ничего нет, но обещают подкинуть, — подвел он итог.

«Это очень хорошо, — подумал Валя, — поезд еще не ушел. Если обещают подкинуть, то не придется самостоятельно бегать по тем же адресам, достаточно будет вместе с Толстым прийти».

— Что развалился, пошли на воздух, смотреть на тебя тошно, — скомандовал Валя другу.

Кряхтя и охая, кое-как Толстый собрался. Вместе прибравшись в комнате, друзья вышли на улицу и бесцельно пошли в сторону центра. Толстый, кутаясь в куртку, мелко дрожал, похмелье было качественное.

— Куда пойдем? — выйдя на площадь, спросил Валя друга.

— В военкомат, — улыбнулся Толстый, напоминая об их затее.

— Шутишь, это хорошо, значит, отпускает. А все-таки? — возвращая Сергея к действительности, переспросил Валя.

— Пойдем хоть кофе выпьем, плохо мне, — простонал Толстый.

Сидя в кафе Валентин, ощутил легкое «дежавю», опять никого нет, опять он и Толстый, опять кофе. Обстановка втягивала в депрессию. «Поскорее бы уже в армию», — подумал он. Все-таки смена обстановки, а то выть хочется от однообразия его жизни. Заняться в маленьком городе было решительно нечем. Перебирая варианты убить время, Валентин вспомнил про автошколу, в которой он уже полгода учился на права и должен был через две недели сдавать экзамены.

— Пошли, — нарушил он гнетущую тишину.

— Куда опять? — испугано вздрогнул Сергей. Похоже, «дежавю» не обошло стороной и его.

— Не бойся, не в военкомат. В автошколу надо, чуть не забыл, — обрадованно произнес Валя. Поход в ДОСААФ гарантированно мог скоротать время до вечера.

— Как на комиссию сходил? –неожиданно задал явно западавший вопрос Толстый.

— Нормально, здоров, там справки какие-то потеряли, через две недели в субботу поеду, — стараясь ответить на максимальное количество возможных вопросов, произнес Валя.

Помня наставления военкома, нужно было срочно перевести тему разговора.

— Допил? Пошли уже, — поторопил он Сергея.

— А в автошколу зачем? — Толстому явно не хотелось покидать кафе.

— За надом, — раздраженно бросил Валя, вставая. — Ты идешь, или я один пошел? — поставил он ультиматум другу.

— Да иду уже. Кофе не даст попить, — пробурчал под нос Сергей.

До автошколы дошли обидно быстро, все-таки город был очень маленький. Толстый по дороге успел покурить и понемногу приходил в себя.

— А ты что, права еще не получил? — больше для того, чтобы не идти молча, спросил он Валентина.

— Если бы получил, на машине бы ехали. Забыл я про автошколу. — У меня экзамены на права в субботу, и в армию в субботу, — погруженный в мысли, ответил товарищ.

Начальник автошколы был на месте. Постучав в дверь, Валентин приоткрыл ее и просунул в кабинет голову.

— Можно? — спросил он хозяина кабинета.

— Что тебе? Канцелярия дальше по коридору, — зло ответил начальник автошколы, показывая, что разговор окончен.

Валентин уже наполовину проник в кабинет.

— Мне к вам, — настаивал он.

— Зачем? Я занят, иди в канцелярию, — не скрывая раздражения, повысил голос начальник.

Только сейчас Валентин заметил, что хозяин кабинета, согнувшись, пытался что-то спрятать в нижний ящик стола, в кабинете отчетливо чувствовался запах перегара. Притворив за собой дверь и облокотившись на нее, чтобы никто больше не вошел, Валентин всем своим видом показал, что он все понимает и не собирается мешать.

— Я быстро, один вопрос только. Я подожду, — заговорщицким шепотом произнес он.

Секунду поколебавшись, начальник не разгибаясь налил в стакан и также согнувшись залпом выпил содержимое. Вздрогнув и сморщившись, он убрал бутылку и стакан в ящик, задвинул его и откинулся на спинку стула.

— Слушаю, — как ни в чем не бывало выдохнул он.

— У меня в следующую субботу экзамен на права, можно я в эту сдам с другой группой? — наконец-то перешел к делу Валентин.

— Как это? Зачем? Почему с другой группой? — уставился на вошедшего начальник.

— Я в армию ухожу в следующую субботу, в шесть утра, — зачем-то уточнил время Валя. — Поэтому на экзамен не успею, можно в эту субботу сдать? — повторил он просьбу.

— Нет. Нельзя, — услышал Валентин безапелляционный ответ.

— У нас тут что, частная лавочка? Захотел — сегодня? Захотел — завтра? — постепенно повышая тон, начал хозяин кабинета. — В армию он уходит, а я план обучения должен из-за него переписывать, все так ходить начнут, планов не напасешься. В субботу значит в субботу, что ты мне голову морочишь?

— Так я не успею… — робко возразил призывник. — Что, я зря учился, что ли?

— Ничего не зря. — У нас в стране все не зря. — Вот отслужишь, придешь и сдашь экзамены, — воодушевленно подвел итог начальник.

— Через два года? — округлил глаза Валя.

— Да хоть через три, — поддержал его чиновник.

— Так вы меня через два года не узнаете! Кто меня на экзамен отправит? У меня и квитанции все оплачены! — не сдавался посетитель.

— Квитанции — это хорошо. Сейчас идешь в канцелярию, пусть тебе справку выпишут, что обучение прошел, квитанции оплачены. Я подпишу, печать шлепну, иди служи, через два года приходи на экзамен.

— Бред какой-то! — выпалил Валентин.

— Что-о-о? — медленно вставая со стула, прошипел начальник автошколы.

— Бред, говорю, какой-то, — повторил Валя.

— Не бред, а порядок такой. Будешь права качать, вообще отчислю! — заорал на строптивого курсанта чиновник. — В канцелярию иди за справкой! — хлопнув ладонью по столу, закончил он разговор.

В канцелярии женщине-секретарю пришлось все пересказывать заново, иначе она отказывалась писать справку. Когда наконец-то до нее дошел смысл происходившего, она залилась таким смехом, что Валентин невольно задумался о ее психическом состоянии. «Нормальная контора, — подумал он, — один бухает средь бела дня, другая ржет, как лошадь, без причины. Сумасшедший дом, а не автошкола».

— Что, прямо так и сказал? Хоть через три года? — вытирая слезы, переспросила хохочущая секретарша.

— Сами спросите, — буркнул Валентин. Она встала и направилась в сторону кабинета начальника.

— Не советую, кажется я сильно его разозлил, — попытался остановить ее проситель.

— Поучи меня. Жди здесь, — неопределенно махнув рукой, проигнорировала предупреждение секретарша.

Валентин вышел вслед за ней в коридор. Без стука и очень уверенно секретарь вошла в кабинет своего руководителя. Автошкола находилась в подвале сталинской пятиэтажки, стены были основательными, и услышать, что происходило за дверью, не представлялось возможным. В коридор долетали только неразборчивые звуки разговора, ведущегося на повышенных тонах, причем начальник, судя по всему, в чем-то оправдывался. Несколько минут длилась перепалка, потом дверь неожиданно распахнулась, и Валентин не сразу узнал секретаршу. Лицо женщины было перекошено злобой.

— Алкаш несчастный! — глядя прямо на Валю, крикнула она, хлопнув при этом дверью так, что с косяка упала штукатурка. Валентин глупо оглянулся в поисках «несчастного алкаша», не про него же она это сказала.

— Что встал? Заходи, — услышал он из канцелярии. Стараясь быть как можно тише и незаметнее, он прокрался в кабинет и сел на стул, стоящий прямо у двери. Женщина со злобой что-то писала, фыркая на выбившийся из прически локон черных волос. Дописав, она подняла взгляд на Валентина.

— Напомни, как там тебя?

— Матвеев Валентин Борисович.

Вписав в бланк его данные, она поднялась и пошла обратно к начальнику, бросив Валентину: «Жди». Ждать пришлось недолго, уже через полминуты в коридоре снова хлопнула с силой дверь.

— Держи, — протягивая справку, сказала вошедшая секретарша. — Не вовремя ты пришел сегодня. Извини, не смогла помочь. Служи спокойно, не переживай, отслужишь — приходи. Все нормально будет. Я тебя запомнила, — успокаиваясь, пыталась оправдаться женщина.

— Спасибо, — растерянно пробормотал Валя, чувствуя неловкость за случившийся скандал. — Приду обязательно. Еще раз спасибо, до свидания.

— До свидания. Удачи тебе, — попрощалась секретарша.

— Ты что так долго? — встретил Толстый вопросом друга.

— Воздухом дыши, тебе сегодня полезно, — не вдаваясь в подробности, ответил Валя. — Ну что? Пойдем, посмотрим, что там сегодня по видику крутят? — предложил он.

— Пойдем.

Видеосалоны, пожалуй, единственное доступное развлечение конца восьмидесятых годов. По телевизору было всего две программы, и то зачастую с новостями о том, в какой колхоз привезли навоз. Другое дело — видео. Обладатели видеомагнитофонов автоматически попадали в разряд небожителей. Стоимость этой чудо-техники была запредельная и исчислялась даже не сотнями, а тысячами рублей, но даже обладая такими деньгами, нужно было еще как-то и, самое главное, где-то купить его. Некоторые комсомольские активисты, не лишенные коммерческой жилки, быстро сориентировались и под эгидой работы с молодежью умудрялись покупать их по комсомольской линии, для целей исключительно воспитательной работы. Спустя некоторое время они регистрировали фирмы на преданных и лояльных комсомольцев, которые официально брали эти магнитофоны в аренду у комсомольской организации. И вся воспитательная работа в результате сводилась к прокручиванию зарубежных боевиков по рублю за сеанс. Простым обывателям были до фонаря организационные вопросы первых капиталистов, они валом кинулись в подвалы и отгороженные фанерными стенками закутки смотреть иностранные фильмы зачастую плохого качества и сомнительного содержания. Наверное, вот так же в начале двадцатого века народ ринулся в синематограф «глядеть фильму». В один из таких салонов и направились друзья. Ближайший сеанс начинался в шесть часов вечера, обещали показать «Рокки» с Сильвестром Сталлоне в главной роли. Фильм Валентин уже видел, и не раз, по кислому выражению лица Толстого Валя догадался, что у друга нет энтузиазма тратить рубль на знакомую картину.

— Пойдем? — спросил он у Сергея его мнение.

— Я его уже видел. Может, в другой пойдем.

— А смысл? Не «Рокки» там будет, так что-нибудь другое знакомое, — Валентину надоело болтаться по городу, он хотел уже сесть и отключится за просмотром кино, по его мнению, «Рокки» был хороший вариант.

— Ну не знаю, — затянул Толстый.

— Я остаюсь, а ты сам решай, — открывая дверь салона, с манипулировал Валя.

Сергей плохо принимал решения, вернее долго. Этим и воспользовался Валентин. Не прошло и двух минут, которые Толстый, скорее всего, потратил на сигарету, как друг уже был внутри.

— Первый ряд бери, — прошептал он в затылок Валентину, стоявшему у окошка кассы.

Помещение, гордо носившее название «видеосалон», состояло из двух небольших комнат: тамбур, он же касса, и собственно сам зал метров тридцать площадью с тремя рядами старых кресел из актового зала близлежащей школы. Два окна зала были завешаны темными шторами, на столе стоял телевизор с подключенным видеомагнитофоном. На первом ряду всегда можно было вытянуть ноги и полулежа наслаждаться просмотром, именно эту цель и преследовал Толстый, учитывая его рост, второй и третий ряд, стоявшие практически впритык друг к другу в маленьком помещении, его просто не могли вместить. Потенциальные зрители были еще на работе, друзья, спокойно купив билеты прямо напротив телевизора, прошли в зал. До начала сеанса было еще полчаса, и администратор, решив сделать комплимент первым зрителям, включил мультики «Том и Джерри» без перевода. Постепенно зал заполнялся, к шести вечера осталось только два свободных места. Еще до начала фильма Сергей благополучно заснул, сказывалась вчерашняя пьянка с отцом, будить Валентин его не стал. Просмотр знакомого кино было классическим вариантом убивания времени. Смысл происходящего на экране мало интересовал Валентина, он вспоминал события сегодняшнего дня. Неожиданное предложение военкома уже казалось ему счастливым случаем. Москва, Кремль, красивая форма, Мавзолей будоражили фантазию и рисовали красивые картины его будущей службы. Случай в автошколе тоже уже не выглядел катастрофой, в конце концов, права категории «В» в армии не пригодились бы все равно, а сдать экзамен после службы не проблема, за рулем отцовской «копейки» он ездил уже с четырнадцати лет. За два года его службы начальник автошколы окончательно пропьет память и не вспомнит сегодняшний скандал, поэтому козни ставить не будет. В общем, день оказался плодотворным, переживания по поводу здоровья и медкомиссии закончились, теперь можно думать о проводах и предстоящей службе. За пять минут до конца сеанса Валентин разбудил друга. Толстый, удивленно озираясь в полутемной комнате, пытался вспомнить, как он тут оказался.

— Уже началось? — спросил он Валентина.

— Да, скоро конец, — поставил в тупик ответом товарищ. — Выспался?

— Да, хорошо вздремнул, — зевнув ответил Толстый.

— По тише, — зашипели со второго ряда.

— Я курить, — шепотом известил Толстый и, согнувшись, двинул на выход.

Валентин последним вышел на улицу и с удовольствием вдохнул свежий воздух, после спертого воздуха маленького помещения ароматы осени чувствовались особенно ярко. Было тепло, солнце уже катилось к закату, и длинные тени от лип, высаженных вдоль тротуара, тянулись по стенам домов все выше и выше.

— Куда теперь? — откуда-то сбоку раздался голос Толстого.

— Домой наверно, — не оборачиваясь, ответил Валентин. — Надо домашних обрадовать проводами.

— Пока, –неожиданно быстро согласился Сергей, протягивая ладонь. — Звони завтра.

Все-таки вчерашние посиделки с предком до сих пор мучили друга.

Дома родители ждали сына. Понятно это было по их местоположению, все вопросы в семье решались на кухне. Зайдя в квартиру и обнаружив родителей за кухонным столом, Валентин, разувшись, присоединился к семейному совету.

— Ну, рассказывай, — начал отец.

— Да, собственно, нечего рассказывать, здоров, через две недели в субботу в шесть утра на автовокзале с вещами, — как можно спокойнее произнес Валентин.

— Проводы, соответственно, в пятницу, служить буду два года, в каких войсках, не знаю, точно не флот. Фраза про флот больше была адресована матери, для нее было принципиально, два или три года она не увидит сына.

— Ну и хорошо, дался вам этот флот, — с облегчением произнесла мама.

— А на комиссию, зачем вызывали?