Да, целая кипа новых книг. Это они – неизменные, таинственные – обкрадывают жизнь, и все говорят про них, что они обогащают ее. Но какое счастье чувствовать себя опустошенной их незрячим и недвижным взором! Как радостно отдавать им час за часом, день за днем, потому что – зачем человеку эти бедные дни и часы?
Если вы еще имеете возможность сноситься с товарищем (кажется, верно?) Куртом Ваном, то сообщите ему, что все его полотна, хранившиеся в моем собрании, я сжег.
Когда он опустил руки, лицо его белым пятном прилипло к темноте. Мостовая была неподвижна, и по ее лужицам дождь выбивал мелкую дробь.
улыбавшихся солдат и только тут понял, что маузер направлен кверху, в небо.
н заговорит в десятый раз о том, что с революцией люди перестали жить обычной жизнью, что они каждую минуту готовятся к смерти и что единственное требование революции – в этой постоянной готовности умереть ради победы.
Завеса сбита из запаха тлеющего вишневого
Самое страшное – вдруг почувствовать, что толпа состоит из множества непохожих друг на друга людей и что каждый человек – непримиримый враг чужой мысли и ненавистник чужого слова. Тогда – позор.
Он дотронулся губами до щеки Андрея, потом отпустил его. Тогда Андрея пронизала страшная дрожь, точно от нечаянного прикосновения холодного железа. Он выдавил из себя, сдерживая икоту:
– Прощай, – и выбежал вон.
почудились ему одинаковыми, как струганые доски.
Обойдемся без интеллигенции с ее патентом на непорочное мышление.
