Х. Д. Карлтон
Охотясь на Аделин

Посвящается моей тревожности,

Потому что в этот раз она действительно испытывала меня на прочность,

но я все равно надрала ей задницу.

H. D. Carlton

Haunting Adeline

(Cat and Mouse Duet Book 2)

Copyright ©Hailey Carlton, 2021

© Войтикова Л., перевод на русский язык

© В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Плейлист

Story of the Year – Miracle

Sophie Simmons – Black Mirror

Klergy – No Rest for the Wicked gavn! – Crazy

Bad Omens – The Death of Peace of Mind

A. A. Bondy – Skull & Bones

Echos – Saints

Jacqui Siu – Danger

Young Summer – Will It Ever Be the Same

MJ Cole & Freya Ridings – Waking Up

Skillet – Monster

Zero 9:36 – Tragedy

Skylar Grey (feat. Eminem) – Kill for You

Aaron Camper – Hypnotizing

Gavin Haley – Sad Season

Glimmer of Blooms – Can’t Get You Out of My Head

Ghostly Kisses – Spellbound

Echos – Guest Room

Red – Let It Burn

Важно

Некоторые из вас уже знают, что первая книга дилогии, «Преследуя Аделин», была изъята из публичного доступа из-за ее мрачного содержания, но вы по-прежнему можете приобрести ее на моем сайте. Поскольку понять события, происходящие в новой книге, без нее будет невозможно.

Эта книга содержит очень мрачные триггерные ситуации с рейтингом от R до NC-21, происходящие НЕ между главными персонажами. Достаточно креативно, деточка?

Некоторые сцены могут оказаться слишком подробными, так что, пожалуйста, будьте осторожны. В книге также присутствуют описания насилия и сексуального принуждения, откровенные сексуальные сцены, торговля людьми, посттравматическое стрессовое расстройство, а также очень специфические кинки, связанные с кровью, ножами, унижением и сомнофилией.

Эта часть значительно мрачнее первой.

Поэтому, пожалуйста, отнеситесь к предупреждениям со всей серьезностью.

Ваше психическое здоровье важно.

Примечание автора

Если вы ожидаете быстрого воссоединения героев, то эта книга не для вас.

Но не волнуйтесь, менее пикантной от этого история не становится.

Часть первая

Выпустите меня. Выпустите меня.

Выпустите меня.

Пожалуйста пожалуйста пожалуйста

ПОЖАЛУЙСТА

ПОЖАЛУЙСТА

ПОЖАЛУЙСТА

ПОЖАЛУЙСТА

ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА

Глава 1. Алмаз

Запах. Первое, что я чувствую, когда прихожу в себя. Хотела бы я, чтобы это было что-нибудь другое; меня сразу же накрывает запах человеческого тела, резкого одеколона и того, что можно охарактеризовать как вонь воплощения зла на земле.

Следом включается мое шестое чувство, оно шепчет об осторожности и необходимости срочно что-то предпринять.

Я в опасности.

Этот шепот постепенно превращается в крик, визгливый и оглушающий, наполняющий мое тело душераздирающей паникой. Адреналин подскакивает, и мне едва хватает здравого смысла не выдать себя, остаться незаметной, насколько это вообще сейчас возможно.

Медленно приподнимаю покрытые коркой веки и встречаюсь с непроглядной темнотой. Лишь через секунду до меня доходит, что на моих глазах повязка.

Затем блаженное бесчувствие, с которым я очнулась, заканчивается, и у меня перехватывает дыхание от всепоглощающей боли, охватывающей мое тело абсолютной агонией.

Боже, так вот каково это – быть живым? Это точно не может оказаться смертью. Потому что нельзя чувствовать такое, если ты умер. И пусть я влюбилась в своего преследователя, будь я проклята, если мне не уготовано место на небесах.

Это дерьмо я еще как заслужила.

Раскалывается голова, но я продираюсь сквозь боль и пытаюсь вспомнить, что же, черт возьми, со мной произошло. Смутно припоминаю сообщения от Дайи, в которых она просит приехать к ней. Мое беспокойство от того, что она не отвечала на мои звонки. То, как я сажусь в машину, свет фар, панику, толчок, а потом – ничего.

И теперь я здесь… где бы это ни было. Не в безопасности.

Боже, а Дайя ли мне вообще писала? Неужели с ней тоже что-то произошло?

От этой мысли накатывает еще одна волна паники. В моей голове разворачиваются и тут же обрываются всевозможные сценарии, до тех пор пока я полностью не превращаюсь в смесь тревоги и отчаяния. Прямо сейчас она может быть ранена или в серьезной беде.

Черт! – Я сама ранена и в серьезной беде… и понятия не имею, как, черт возьми, собираюсь из всего этого выбираться.

Мое дыхание учащается, а сердце бьется так сильно, что мне физически больно, когда оно ударяется о грудную клетку. Все мои силы уходят на то, чтобы не закричать.

Где я, черт возьми, нахожусь?

Где Зейд?

Я различаю приглушенные голоса, которые становятся все громче, но они заглушаются звоном в ушах. Прислушиваюсь, пытаюсь разобрать хоть что-нибудь, кроме биения своего сердца и боли, разрастающейся в теле.

Оказывается, у агонии тоже есть голос, и он чертовски громкий.

– Зейд будет искать ее, – произносит один из мужчин. – Но, когда мы доберемся до Гаррисона и избавимся от фургона, все будет на мази. Мы довезем ее быстро.

Током ударяет точечное воспоминание: меня вытаскивают из машины – и боль от осколков стекла и металла, впивающихся в мою кожу. Так вот почему у меня так горит спина.

Мать твою, очевидно же, что меня похитили. Должно быть, дело рук Сообщества. Зейд ведь говорил, что они нацелились на меня, а еще я знаю, что он повсюду расставил своих людей на территории поместья Парсонс. Должно быть, они использовали Дайю, чтобы выманить меня, а значит, велик шанс, что ее похитили тоже.

Черт, я просто идиотка.

У меня и мысли не мелькнуло, что это может оказаться ловушкой, когда Дайя не отвечала на мои звонки. А я так сильно стремилась примчаться к ней – вдруг она ранена или в беде, – что даже не догадалась позвонить Зейду. Это могло спасти не только меня, но и Дайю.

К моему горлу подкатывает всхлип, и я зажмуриваюсь. Сквозь ресницы проскальзывает слеза, и грудь сотрясается от напряжения. Это все моя вина.

Зейд бесконечно предупреждал, что за мной охотятся, а я угодила в первую же ловушку, которую они поставили.

Ты такая идиотка, Адди. Такая гребаная идиотка.

– Ты правда думаешь, что нам удастся ее спрятать от него? Мужик, это же долбаный Зейд, – отвечает второй мужчина с легким латиноамериканским акцентом.

– Мы просто доставляем Сообществу то, что они просят. Кого ты боишься больше? Их или Зейда?

Черт, это действительно было чертово Сообщество. Я предполагала, но теперь слышу подтверждение своими ушами, и в кровь выбрасывается новая порция адреналина.

Понятия не имею, как меня затянуло в это дерьмо, но нужно выбираться из него; мне здесь не место. Мне нравятся салатики из овощей и фруктов. Здоровое питание, которое не столкнет мою машину в кювет и не продаст в рабство.

– Я бы предпочел не выбирать, – бормочет второй.

Раздается звук, будто по чьему-то плечу или спине хлопает рука, словно успокаивая собеседника.

– Жаль, что выбора у тебя нет, Рио. В любом случае. Эта девчонка стоит миллионы. Я имею в виду, у нас тут настоящий чертов алмаз. Только представь это, мужик: девушка самого Зейда, единственная и неповторимая, на сцене аукциона. Знаешь, сколько у него недоброжелателей? Да народ будет драться за шанс сделать его девочку своей маленькой игрушкой. Я получу свою долю от Макса, а тебе все расходы компенсирует Сообщество, я уверен. Нас ожидает чертовски роскошная жизнь. – Он разражается гиеноподобным смехом. – Да я смогу купить себе собственный гребаный остров, когда мы получим денежки!

Пока я слушаю, как этот человек говорит обо мне словно о доме, выставленном на продажу, на меня накатывает гнев.

– Твое представление о комфорте, должно быть, сильно отличается от моего. Пока речь идет о ней, нам не стоит высовываться. По крайней мере, пока жив Зейд, – отвечает тот второй, Рио.

Его имя звучит знакомо, и мне кажется, я смутно припоминаю, как кто-то выкрикивал его имя сразу после того, как меня протаранили на дороге.

– Не волнуйся так, чел. У нас будет фора благодаря ритуалу, который состоится сегодня вечером, и, я уверен, так или иначе в конце концов Сообщество уничтожит Зейда. Они защитят нас.

Насмешливое фырканье – единственный ответ, который я слышу.

Господи Иисусе, а ведь у меня по-настоящему серьезные проблемы. На мои глаза наворачиваются слезы, и, как бы я ни старалась, никакие уговоры не помогают: они льются из-под моей повязки подобно двум рекам.

Мне едва удается сдержать рыдания, грозящие вырваться наружу, когтями прокладывающие себе путь из моего горла.

Сделай глубокий вдох, Адди. Чему тебя учил Зейд?

Требуется несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями, но в конце концов я слышу его голос внутри себя.

Оставь какие-нибудь следы.

Стиснув зубы, я медленно сжимаю свои волосы рукой и тяну – до тех пор, пока не отрываю клок. Эти острые уколы боли – ничто по сравнению с болью в теле.

Действую медленно и осторожно. С завязанными глазами я даже не знаю, могут ли они меня видеть. Их может насторожить любое движение.

Шевелю пальцами, пока оторванные пряди не отделяются от них.

И в тот момент, когда я снова сжимаю свои волосы в кулаке, машина внезапно наезжает на какую-то особенно глубокую выбоину на дороге, и я вскрикиваю.

Мои похитители в этот момент молчали, но мне сразу же кажется, что тишина в считаные секунды становится еще более смертельной.

– Добро пожаловать в страну живых, солнышко, – поет один из мужчин. Это первый, тот, который назвал меня Алмазом.

– Куда вы меня везете? – спрашиваю я; голос хриплый и грубый.

– В твой новый дом, ну, временный дом, – поправляется он. – Твой постоянный новый дом тебе предоставит тот, кто заплатит больше других. – Он усмехается, будто я собака из приюта, которую вот-вот заберет любящая семья.

– Супер, – хриплю я. – Похоже, я сорвала джекпот.

Кто-то из них безрадостно смеется, в этот раз, кажется, Рио.

– Не растеряй свой юмор, куколка. Там, куда ты направляешься, он тебе пригодится.

И прежде, чем я успеваю открыть рот, чтобы ответить, я ощущаю укол в руку, а потом распространяющееся по венам жжение.

Резко втягиваю воздух. И это последний вдох, который я успеваю сделать перед тем, как меня заглатывает тьма.

* * *

– Жизненные показатели нестабильны, давление падает. Нужно поставить ей капельницу.

Я вздрагиваю; незнакомый голос искажается звоном в моих ушах.

В каждой частичке моего тела пылает агония, однако мне кажется, что я где-то под водой, отчаянно пытаюсь всплыть на поверхность и в то же время отталкиваюсь от нее, потому что знаю: там боль только усилится. Я вся окутана огненной пеленой, мои нервные окончания лижет пламя, и чем ближе я к сознанию, тем ярче огонь.

Чувствую быстрый укол в руку, слышу приглушенные голоса с разных сторон.

– Вывих плеча, травма головы, рваные раны по всему телу.

Мужской голос затихает, а потом мой слух снова проясняется из-за резкого окрика, который проносится по моему позвоночнику волной мурашек.

– Черт возьми, Рио, это тебе не гребаная больница, где есть все необходимое оборудование! Насколько я понимаю, у нее может быть внутреннее кровотечение прямо сейчас.

– Да ладно тебе, мужик, совсем недавно она была в полном порядке, – отвечает другой, однако в его голосе слышится нотка беспокойства. Напарник Рио, наверное.

– В порядке? Я понятия не имею, какие повреждения она могла получить. Как минимум ударилась головой. Так что теперь у нее может быть кровоизлияние в мозг, и она умрет через несколько секунд. Так вы найдете мне томограф или как?

Ответа не последовало, и он пробормотал:

– Так я и думал.

Край моего сознания лижет темнота, угрожая утащить обратно под воду. Я стону, и мои веки открывают чьи-то пальцы. Вспыхивает яркий свет, но я почти не замечаю его.

– Мисс, вы можете сказать, что именно у вас болит?

Свет загораживает пожилой мужчина, нависающий надо мной. Его лицо расплывается, однако я все же различаю седые волосы, пышные усы и бледно-голубые глаза.

Я разлепляю губы, но язык прилипает к небу.

Господи, что же они мне вкололи? Что бы это ни было, оно дезориентирует меня и вызывает чертовское головокружение.

– Я знаю, вам сейчас очень больно, но мне нужно, чтобы вы сказали, где болит.

Везде. У меня чертовски болит везде.

– Мое… плечо, – наконец хриплю я. – Голова.

– Еще? Грудь, желудок?

– Спина, – задыхаюсь я, снова вспоминая, как меня вытаскивали из моей машины. Мою спину как будто натерли на сырной терке.

– Это все? – напирает он.

Киваю, его расспросы утомляют меня. Миллион других мест тоже болит, но моя энергия иссякла, я устала.

– Я вколю анестезию и приведу вас в порядок, хорошо?

Зрение проясняется, и лицо мужчины становится четким. Как и другой человек, стоящий позади него, который переминается с ноги на ногу и наблюдает за нами.

Пора спать, принцесса.

У него темные бездонные глаза и злая ухмылка. Рио. Это он тащил меня из машины. Отголоски того разговора ускользают от меня, но я точно знаю, что было что-то еще. Из-за непрекращающегося стука в моем черепе думать не получается.

Мои глаза начинают что-либо различать, но тут же зрение снова затуманивается, а веки тяжелеют. И я не могу бороться с непреодолимым желанием просто закрыть их.

Я не хочу бороться. Не в тот момент, когда это дает возможность избавиться от боли.

* * *

Адди, детка, мне нужно, чтобы ты боролась ради меня, хорошо? Мне нужно, чтобы ты выжила, а я тебя найду.

– Насколько сильно она пострадала?

Этот вопрос вытаскивает меня из бездонной ямы, в которой я плаваю и где, кажется, живет лишь воображаемый голос Зейда. Он не настоящий – на самом деле нет никакого голоса. Но он кажется таким реальным. Таким успокаивающим, что хочется остаться там, где я могу его слышать, подольше.

– А ты как думаешь, насколько все плохо? Ты отправил ее машину в кювет.

Громыхает гневный ответ, а по телу разливается тупая боль. Слышу вздох, и пожилой мужчина продолжает:

– На ее спине останется несколько шрамов от стекла. Вам повезло, раны были довольно чистыми, так что шрамы будут не слишком уродливыми.

– Это снизит ее стоимость, – бормочет голос, слишком тихо, чтобы различить, кто именно это сказал.

– Заткнись, а? Ты получишь деньги независимо от этого. Чего нагнетаешь?

– Ммм, может быть, потому, что из-за твоего тупого косяка я рискую своей жизнью? Господи, Рио, я ж не знал, что она пострадает так сильно.

Что бы Рио ни собирался сказать, его прерывает незнакомый голос – должно быть доктора.

– У нее тридцать швов между двумя большими ранами, потому что кто-то волок ее по острому металлу и стеклу. Ожидать, что это не повлечет за собой никаких необратимых повреждений, было нельзя, – произносит он, явно принимая сторону напарника Рио.

– Проклятье, Рио. Ты ведь понимаешь, что это деньги из моего гребаного кармана? Я попросил тебя о помощи, а не чтобы ты запорол все дело.

– А как, черт возьми, ты хотел, чтобы я ее вытащил, а? Поднял машину, как будто я гребаный Супермен, или откатил в сторону, чтобы героически вынести ее на руках?

Рио сплевывает.

Грудь сдавило. Его грубый голос кажется скрежетом ногтей по меловой доске, и я уже слишком часто приходила в себя из-за этого проклятого звука. И каждый раз – суровое напоминание о том, в какой кошмар меня затянуло и что я все еще не имею ни малейшего представления, как из него выбраться.

– Если бы ты не стукнул ее машину так сильно, ничего этого бы не было, кусок ты дерьма.

– А если бы ты не был так обдолбан и не орал мне в ухо, то мог бы сам сесть за руль, как и предполагалось.

– Джентльмены, давайте сделаем передышку. Она пришла в себя. Ее артериальное давление повышается.

Мое дыхание замирает, но я и не пытаюсь особо притворяться. Медленно открываю глаза и вижу троих мужчин, рассматривающих меня так, словно я подопытная крыса в каком-то эксперименте.

Чертовски ужасном эксперименте.

Сначала мой взгляд наталкивается на пару темных глаз. Почти черных и безжизненных из-за отсутствия теплоты в них. Смуглую кожу покрывают татуировки; мое внимание сразу же привлекают лавровые листья по обе стороны его горла. На нем кожаная куртка на молнии, однако на кистях и всех пальцах видны черные чернильные вихри, указывающие на то, что, скорее всего, он весь в татуировках. У этого парня резкие угловатые черты лица, густые изогнутые брови и шрам, прорезающий боковую часть его черепа с аккуратно выстриженными черными волосами, что завершает его почти дикарский образ. Он мог бы показаться привлекательным, если бы на его лице не было написано, что он предпочел бы видеть меня мертвой.

Мой взгляд перемещается на парня рядом с ним; этот выглядит мрачно, на лице рубцы, видимо от употребления наркотиков. На сальных волосах кепка, из одежды – грязный женский свитер и слишком большие штаны. Узнаю в нем второго похитителя.

И, наконец, вижу третьего, как я предполагаю, врача. У него седые волосы, голубые глаза, пышные усы и лицо, изрезанное морщинами. Его взгляд гораздо мягче, соответствующий тону, которым он говорит. Но что-то с ним не так. Во мне бьется глубокое, пронизывающее, но пока неопределенное предчувствие.

Отвожу глаза; где-то внутри меня поселяется холодная дрожь. Тупая пульсирующая боль становится более резкой, но все равно не настолько сильной, какой была, когда я очнулась в том фургоне. Какими бы обезболивающими они меня ни накачали, должно быть, их действие ослабевает, и я не прочь попросить еще.

Каждая мышца болит так сильно, что кажется, будто вокруг моих костей образовался твердый панцирь. Я чувствую невероятную тяжесть, каждое движение причиняет боль.

Но я все равно осматриваюсь. Мы находимся в какой-то темной комнате с белыми стенами. И здесь… стерильно. Не так, как бывает в больнице, где я ожидала оказаться, но это точно не подземелье.

Не знаю, почему я вообще ждала чего-то подобного.

Грязно-белые стены, серебристые шкафчики вдоль почти каждой из них и бетонный пол. Рядом с больничной койкой стоит большой металлический стол с чашей и разными инструментами, разложенными на заляпанной кровью ткани.

Повсюду какие-то аппараты. И хотя я не знаю, для чего предназначено большинство из них, пищащий прибор возле меня, который мониторит жизненные показатели, мне знаком, как и капельница, воткнутая в мою руку.

Врач поднимает бумажный стаканчик со столика рядом с моей койкой и протягивает мне.

– Выпейте медленно, – инструктирует он.

Дрожащими руками я принимаю стаканчик и отпиваю. Холодная вода в нем ощущается словно лед, приложенный к ожогу, и я испытываю болезненное облегчение.

Потом замечаю, что до пояса прикрыта шершавым белым одеялом, и когда смотрю вниз, то вижу, что на мне лишь светло-голубая больничная сорочка.

Почему-то именно это и кажется мне самым страшным. Они видят, как реагирует мое тело на холод.

Заметив, куда устремлены мои глаза, доктор подает голос.

– Я прошу прощения за вашу одежду. Мне пришлось срезать ее с вас, чтобы правильно оценить ранения и оказать надлежащую помощь.

– Можешь благодарить Рио, – бурчит себе под нос угрюмый тип. Достаточно громко, чтобы я смогла услышать его, несмотря на страх, непрерывно бурлящий в моей крови.

– О, заткнись уже, Рик, – огрызается Рио, и его акцент становится чуточку заметнее со звучащей в голосе яростью. – Или я сам тебя прикончу, и, в отличие от твоего драгоценного алмаза, тебя никто не хватится.

Это чувство… этот ужас, не похожий ни на что, когда-либо испытываемое мной раньше. Он не похож на страх, который вызывал во мне Зейд, и уж точно далек от того дешевого кайфа, который я получаю от домов с привидениями и страшных фильмов. Вот что я ощущаю, когда понимаю, что на этот раз вляпалась по-настоящему.

Меня выдает монитор, писк усиливается, и врач начинает поглядывать на него с беспокойством.

Я почти ничего не помню из того, что происходило после того, как они вытолкнули мою машину с дороги. Но смутно помню лицо Рио, нависающее надо мной после того, как он выволок меня из машины, его движущиеся губы. Однако то, что он сказал тогда, ускользает от меня. Все, кроме трех слов.

Пора спать, принцесса.

– Где я? – шепчу я, а затем начинаю кашлять, освобождая горло от мокроты.

– В гребаном Ритц-Карлтоне, принцесса. А ты думаешь где? – рычит Рио со все еще искаженным от гнева лицом.

Рик бросает на него осуждающий взгляд, но держит рот на замке, явно принимая угрозу Рио всерьез.

То, что Рио облажался, очевидно, и какая-то часть меня надеется, что они и правда его убьют.

– Меня зовут доктор Гаррисон, – представляется седовласый мужчина, намеренно заслоняя от меня Рио.

Я сглатываю и продолжаю молчать. Если этот урод ожидает, что я назову ему свое имя, будто у нас какое-то чертово интервью, то пусть засунет свою капельницу себе в зад.

– Как вы себя чувствуете? – спрашивает он, делая шаг ближе. Я вздрагиваю, и прежде, чем я успеваю озвучить ему, что именно я чувствую, видимо предугадав мой надвигающийся остроумный ответ, доктор Гаррисон продолжает: – Думаю, болит голова. Что насчет тошноты?

Я поджимаю губы. Наверное, и к лучшему, что он сменил тему разговора. Если я дам волю своему языку, наверняка меня просто убьют.

Это не сойдет мне с рук, как в случае с Зейдом, хотя я все еще считаю выражение «сойдет с рук» очень субъективным. Даже когда он впервые заявил о себе и напугал меня до полусмерти, у меня всегда было это странное ощущение безопасности; когда я жала на его кнопки, в глубине души я была точно уверена, что Зейд ни за что не причинит мне настоящего вреда. Это обрело смысл только теперь, когда он сумел проложить путь в мою жизнь.

Этот человек невероятно опасен… для всех, кроме меня. Даже когда направил в меня заряженный пистолет и воспользовался им не по назначению.

Но эти люди? Они не просто не побоятся причинить мне боль, но и убьют.

– Тошнота есть, – хрипло выдавливаю я.

Доктор Гаррисон начинает возиться с капельницей, заменяя опустевший пакет на новый. Надеюсь, с морфином.

Допиваю остатки воды в стаканчике, но это мало помогает справиться с сухостью в горле. Сколько бы раз я ни облизывала свои потрескавшиеся губы, влаги по-прежнему недостаточно.

– У вас довольно неприятное сотрясение мозга. А значит, придется внимательно за вами последить. Я хочу быть уверен, что хуже не станет. – Он бросает на парочку за своей спиной неприязненный взгляд, и у меня возникает ощущение, что этот вопрос они уже успели обсудить.

Мой рот автоматически открывается, чтобы сообщить ему, чтобы он не тратил свое время, ведь те двое уж точно позаботятся, чтобы мне стало хуже.

Словно почувствовав мое намерение, Рио рычит:

– Только попробуй. – Его голос звучит жестко и угрожающе, намеренно привлекая мое внимание. – Даже если мозги пострадают, вагина у тебя все равно останется исправной.

Мой рот захлопывается, и я перевожу взгляд обратно на доктора Гаррисона. Он сжимает губы в плотную белую линию, судя по всему нисколько не впечатлившись грубостью Рио.

Держи рот на замке, Адди. Мы ведь только что это обсуждали, тупица.

– Вы получили серьезную травму, и несмотря на то, что говорят другие, – он снова бросает на Рио недовольный взгляд, – нам вы нужны в хорошей форме.

Моя хорошая форма им нужна, чтобы я хоть чего-то стоила. Однако если речь идет о моей выгоде, спорить я не собираюсь. Выздоровление подразумевает восстановление сил для побега.

Облизнув губы, я уточняю:

– Какой сегодня день?

– Ты правда думаешь, это важно? – рявкает Рик. – Тебе запрещено задавать вопросы.

Я изо всех сил стараюсь не огрызнуться в ответ. Мои губы дрожат от острого желания выплеснуть на них гадкие и полные ненависти слова. Но мне удается промолчать.

– Сегодня четверг, – отвечает доктор Гаррисон, не обращая внимания на злой взгляд этого мрачного типа.

Четверг…

С момента автомобильной аварии прошло пять дней.

Зейд уже должен был начать меня искать. Скорее всего, он не в себе и на взводе… Боже, наверное, он поубивает кучу народа. Нет, он точно будет убивать. И когда мои губы складываются в улыбку, я понимаю, что этот человек действительно развратил меня.

– Что-то смешное? – спрашивает Рик.

Я гашу ухмылку и качаю головой, однако единственное, о чем я могу думать, это о том, что, несмотря на мою возможную смерть, все эти люди тоже умрут. И конец их будет намного мучительнее, чем мой.

По мере того, как мои фантазии о Зейде, который будет сеять смерть и хаос, пускают во мне корни, веки начинают тяжелеть, а усталость усугубляется тем слабым всплеском адреналина, что я испытала.

Все трое внимательно наблюдают за мной, и даже в моем разбитом состоянии не нужно быть медиком, чтобы догадаться: то, что мне дали, не морфин.

Мой взгляд падает на Рио, и веки непроизвольно закрываются, прежде чем я снова их открываю. Его губы кривятся в уголках, и в этих темных ямках клубится сухое веселье.

– Пора спать, принцесса.

8 июня 2008

Что я, черт побери, сделала, чтобы заслужить это? Мне всего лишь двадцать лет. ДВАДЦАТЬ. А теперь я должна умереть. Боже.

Но все, о чем я могу думать, – это что будет с моей маленькой сестренкой. Мама не станет заботиться о ней.

Твою мать, значит, моя сестра тоже скоро умрет.

Знать это намного мучительнее всего, что эти люди делают со мной. Мучительнее того, что делает со мной Франческа.

Это всего лишь тело. Они не могут сломить мой дух, ведь я и так уже сломлена.

Молли

Глава 2. Охотник

Люди удивляют меня нечасто.

Я ожидаю худшего от всех, даже от себя. Особенно от себя.

Но когда сквозь туман агонии, кружащий мою голову, раздается этот голос, я испытываю лишь удивление, а потом ощущаю холодное прикосновение металла к затылку.

– Рада, что ты смог разобраться, Джейсон Скотт. А теперь подними руки, иначе эта пуля окажется в обеих ваших гребаных головах.

Лицо Джея застывает, его глаза расширяются, а голос полон искреннего недоумения, когда он произносит:

– Ты?

– Ага. Я.

Твою мать…

Мой разум мечется, перебирая в памяти каждую нашу встречу, в попытках понять, как я, черт возьми, мог упустить это – упустить то, что все это время волком в овечьей шкуре была она.

Она так чертовски хорошо играла свою роль.

– Знаешь, вот это действительно задело мои чувства, – выдавливаю я, стиснув зубы так сильно, что даже запульсировала челюсть.

– И почему у меня такое ощущение, что ты переживешь?

Откуда-то слева от меня доносится протяжный мужской крик, но того, кто кричит, скрывает плотная завеса дыма от взорвавшейся бомбы, которая и отбросила меня к каменному алтарю. Тому, который они использовали в своих жертвенных ритуалах.

Понятия не имею, какие именно повреждения я получил при ударе, но если нарастающая боль во всем теле о чем-то и говорит, так это о том, что мне срочно нужно в больницу.

И мне не требуется никакая гадалка, чтобы догадаться, что в ближайшем будущем ничего подобного мне не светит.

Искусственная подземная пещера, в которой мы находимся, по-прежнему объята хаосом, раздающиеся повсюду вопли агонии и ужаса эхом отражаются от каменных стен, многократно усиливая стук внутри моего черепа.

В этой самой дыре Сообщество и приносит в жертву детей. Здесь же новые его члены проходят некое посвящение, чтобы быть принятыми в клуб, который затем в огромных количествах поставляет им невинных для изнасилований и убийств.

Девять месяцев назад в даркнете появилась первая видеозапись такого ритуала. С тех пор я пахал день и ночь, чтобы найти дорогу сюда.

И наконец мне удалось.

Но, судя по всему, Сообщество предвидело мое появление, и они подготовились.

Дэн – человек, благодаря которому я и попал сюда, – как-то упоминал, что они вычислили крысу, сливавшую видео.

Однако я был слишком увлечен, чтобы догадаться, что появившийся после этого в Сети ролик был ловушкой. Ролик, который выложили специально, зная, что я непременно его увижу и отыщу дорогу в этот клуб. Они заманили меня, чтобы убрать.

– Ты стоил мне одной девочки, Зейд, – произносит сучка за моей спиной.

– Похоже, ты знала, на какой риск шла, – отвечаю я.

Мне больно даже дышать, и боль нарастает с каждой секундой.

Надеюсь, что девочку на алтаре, которую собирались принести в жертву мне и еще трем типам, успели унести отсюда до прогремевшего взрыва. Я доверил ее одному из своих людей, Майклу, но понятия не имею, удалось ли ему.

– Подъем, оба. Вы идете со мной.

– Может быть, я сейчас немного не в форме, но не думай, что я не убью тебя при первой же возможности, – предупреждаю я, едва не застонав от боли, пронзившей мою спину.

Черт, больше всего на свете я хотел бы, чтобы это дерьмо работало как в кино, где можно просто взорвать бомбу и спасти весь мир сразу.

– Ты не сделаешь этого, Зейд. Хочешь знать почему?

Я замираю, в животе у меня уже зарождается неприятное предчувствие. Словно передо мной только что распахнулись челюсти огромной акулы, а мое сердце – это ничего не подозревающий пловец, которого вот-вот проглотят. Лучше бы ей не говорить того, что, как я думаю, она, черт побери, сейчас скажет, или я слечу с катушек.

Мой голос смертельно спокоен, когда я предупреждаю:

– Клянусь всем святым, я разорву тебя на части, если ты хоть пальцем тронешь мою девочку.

Ее молчание в ответ говорит о многом, и все вокруг меня погружается во тьму. Мое зрение гаснет, и на меня обрушивается цунами ярости. Я сжимаю кулаки, пытаясь восстановить контроль над собой.

– Зейд.

Меня грызет срочная необходимость встать и отправиться на поиски моей маленькой мышки. Я должен найти ее, прямо сейчас – пока они не увезли ее слишком далеко.

– Зейд.

Кто знает, как она уже далеко? Насколько сильно ранена?

Мое тело цепенеет от одной этой мысли, в голове сразу возникают образы того, что с ней могли сделать. Если они посмели тронуть ее…

– Мать твою, ЗЕЙД! Посмотри на меня, чувак, – пробивается в мое сознание голос Джея, но я по-прежнему его не вижу.

Я вообще ничего не вижу.

Пистолет у моей головы предупреждающе прижимается чуть сильнее. Я не помню, когда сменил позу, но теперь я стою на коленях, выпрямив позвоночник, и смотрю прямо перед собой. Не видя ничего, кроме картины в своей голове, как разрываю тело этой суки на части, отрывая ей конечность за конечностью, своими гребаными зубами.

– Лежи и не дергайся, – шипит она у меня за спиной.

– Дай мне… черт, он же сейчас выкинет какую-нибудь глупость, – вырывается у Джея, и его голос срывается от паники.

Кулак, врезающийся в мой висок, взрывается болью. Ко мне возвращается зрение, и я вижу перед собой лицо моего ближайшего помощника, его ореховые глаза буквально в паре сантиметров от меня.

– Соберись, мать твою, – шипит он сквозь стиснутые зубы. Вена на его виске пульсирует, по красному лицу струится пот.

Моя рука обхватывает ствол, крепко прижимающийся к моему затылку, я в нескольких секундах от того, чтобы вырвать его из ее рук.

– Отпусти, – громко кричит Джей. – Тебе повезло, что чертова пуля все еще не у тебя в черепе. Ты не можешь пока ее убить.

– Хотела бы я взглянуть на эту попытку, – шипит женщина, с силой ткнув в меня пистолетом еще раз.

Сжав челюсти, я отпускаю оружие и кладу руки на колени. Мои мышцы вибрируют так сильно, так быстро, но на самом деле мое тело неподвижно. Однако я чувствую каждое его подрагивание, пока она продолжает:

– Ты можешь считать себя могущественным, но те крохи власти, которые у тебя есть, ничтожны по сравнению с моей. Я могу заставить тебя исчезнуть, и никто никогда даже не узнает о твоем существовании.

Я рычу; я готов продемонстрировать ей, как сильно она ошибается, но пока не разжимаю зубов. Джей прав. Она держит пистолет у моего затылка и может покончить с моей жизнью в считаные секунды. Пуля быстрее моих рефлексов, и у меня нет никаких сомнений в том, что она выполнит свою угрозу и прикончит Джея вслед за мной.

Закрыв глаза, я глубоко вдыхаю и переношусь в страшное место, в которое мне редко когда приходилось себя отправлять. Мое тело немеет, раскаленная ярость сменяется хладнокровием. Мой разум замолкает, и когда я снова открываю глаза, позвоночник Джея выпрямляется.

То, что он видит, заставляет его нервничать.

Мне нужно выбраться отсюда, чтобы найти Адди. Только тогда я буду более чем счастлив показать этой дряни, на что я способен. Весь этот мир, черт возьми, будет тлеть, а я буду держать ее лицо в пламени и смотреть, как она плавится в моем гневе.

– Она у тебя? – спрашиваю я. Я уже знаю, что она ответит, но мне все равно нужно услышать подтверждение из ее уст.

Я чувствую ее горячее дыхание на своем ухе, а затем мягкий, насмешливый голос произносит:

– Да. Она у меня, и я продам ее только тому, у кого окажутся самые больные фантазии. И ты ничего не сможешь с этим сделать.

С тех пор как я создал «Зейд», больше всего я ненавижу то, что у меня невероятно богатое воображение. Для моей сферы деятельности это проклятие. Каждый раз, когда я натыкаюсь на новое видео в даркнете или получаю информацию о новой группировке, первое, что приходит мне в голову, – это все те развратные и больные вещи, которые происходят с женщинами и детьми, попавшими к ним.

Мой собственный разум пытает меня этими картинами. И они продолжат мучить меня и дальше, с поправкой на то, что теперь они будут о моей девочке, которой причиняют боль.

Но это потом. Сейчас же я чертовски рад своей буйной фантазии.

Потому что в этот самый момент я смакую все те способы, которыми собираюсь убивать Клэр Сайнбург.

– Значит, – интересуюсь – я и охаю, почувствовав в своей спине особенно болезненную вспышку боли, – на самом деле Марк не был тираном, да?

Она хихикает.

– Почему же? Был! Просто он не имел ни малейшего представления, чем обернется для него то, что он поднимает на меня руку. Этот идиот так и не понял, что за все ниточки дергаю я. Он был так глуп.

Она кружит вокруг нас с Джеем, по-прежнему приставив пистолет к моей голове. Ее красные губы оскалены. Такие же красные, как и цвет ее волос, завитками обрамляющих лицо и плечи. Той таинственной личностью в капюшоне, предлагающей мне нож во время ритуала, была она. И она прекрасно понимала, что я ни за что не подниму его на эту маленькую девочку. Он вонзился в другое горло.

– Это самое лучшее, что есть в представителях мужского пола. Вы все так заняты собой, что даже мысли не можете допустить, что у руля может оказаться женщина. Кроткая и страдающая супруга никогда не окажется под подозрением, ведь вы все время считали меня слабой.

Я выдавливаю сухой смешок.

– Неверно. Страдающая супруга не оказалась под подозрением только потому, что я не мог представить, чтобы одна жертва насилия активно подвергала ему других невинных женщин и детей.

Она коварно улыбается и наклоняется. Ее зеленые глаза оказываются прямо напротив моих.

– А я не могу представить себе мужчину, который рискует своей жизнью, чтобы спасти этих жертв, но принуждает другую невинную женщину к отношениям с ним.

Она внимательно изучает мое лицо, a я смотрю на нее, пытаясь отыскать хоть какую-то эмоцию. А потом откидываю голову назад и смеюсь.

– Ты что, шпионишь за мной, Клэр? – весело интересуюсь я, снова встречаясь с ее взглядом.

Уголки ее губ приподнимаются еще выше.

– Мы все здесь лицемеры, Зейд, – говорит она, игнорируя мою колкость, и выпрямляется во весь рост. – Единственная разница между тобой и мной в том, что я решила извлекать выгоду из жалких мужчинок. Они никогда не перестанут издеваться над теми, кого считают слабее себя. И никогда не перестанут насиловать и убивать. И я решила, что раз уж мы живем в таком мире, то будь я проклята, если не сумею обратить это себе на пользу.

Стираю с лица все эмоции, позволяя себе лишь стиснуть зубы, когда боль в спине становится нестерпимой.

Дерьмо. Мне и правда требуется медицинская помощь.

Но Адди мне нужна сильнее.

– Ты могла сделать столько хорошего на своем месте, – пыхтит Джей с отвращением на лице. – В твоих руках огромная власть. А ты предпочла подпитывать патриархат, вместо того чтобы все изменить.

Она с рычанием разворачивает пистолет и прижимает дуло к его виску. Джей застывает, но признаков страха не выказывает. Мои мускулы напрягаются, пульсирующая боль исчезает, когда я вижу, как ее палец пляшет на спусковом крючке.

Если она нажмет на курок… я раздавлю ее гортань ботинком прежде, чем ее пуля закончит свой путь сквозь мозг Джея.

– Ошибаешься. – Она поворачивает голову ко мне. – Допустим, ты и правда искоренишь преступность, Зейд. Предположим, ты исполнил задуманное. Ты правда искренне веришь, что все так и останется? Ха! Зло будет восстанавливать свою империю, еще более сильную и могущественную, чем прежде, как только осядет пыль. – Она бросает на нас с Джеем такой взгляд, будто мы бредим. – От зла никогда не избавиться. Никогда.

Она не так уж и неправа, однако это вовсе не означает, что мне не удастся поставить жирную точку в конкретно этой выгребной яме гнилых душ и проредить ее верхушку. Я не питаю иллюзий, что смогу полностью искоренить торговлю людьми в мире. Но это никогда и не было целью моей жизни. Спасение этих девушек – этих детей – и второй шанс на жизнь для как можно большего числа из них – в этом, черт возьми, смысл.

Мой план всегда заключался в ликвидации теневого контроля правительства над людьми и его причастности к работорговле. Одно лишь это уже существенно изменит мир.

Эта борьба будет продолжаться еще долго после того, как меня не станет. Скорее Солнце взорвется и Земля разрушится, чем мир когда-нибудь станет идеальным. Люди уничтожат сами себя прежде, чем это произойдет.

Но «Зейд»? «Зейд» никуда не денется, даже когда меня закопают в землю. Я взращу поколение, которое придет нам на смену, и они будут продолжать нашу работу.

Клэр оглядывается через плечо, и я замечаю приближающегося к нам мужчину в надвинутом капюшоне. Я угадываю его пол лишь по телосложению, напоминающему перевернутую Эйфелеву башню. Его плечи настолько массивны и широки, что швы мантии почти лопаются, а затем фигура резко сужается книзу, к его практически цыплячьим ножкам.

Придурок так часто пропускал день ног в тренажерке, что теперь их почти не видно, настолько они тощие.

– Машина готова, – объявляет он голосом глубоким, словно Марианская впадина.

Клэр передает пистолет мужчине и щелчком пальцев указывает на нас.

– Поднимайтесь, – резко командует она. – Живо.

Выдохнув, я заставляю себя встать, стиснув зубы от боли.

Хрипло дыша, я выпрямляюсь во весь рост и устремляю взгляд на красноволосую змею передо мной. Она оказывается достаточно храбра, чтобы встретить мой взгляд без единой капли страха. Уверен, за свою жизнь она привыкла к тому, что мужчины смотрят на нее свысока, пытаясь внушить страх. Но Клэр никогда не имела дела с мужчиной вроде меня.

– Что ты собираешься со мной делать? – с вызовом бросаю я, глядя на нее снисходительно, точно на маленького ребенка, уверенного, что он сможет победить в матче по армрестлингу. – У меня много талантов, Клэр.

Ее губы подрагивают в загадочной беззаботной улыбке, пока она приближается ко мне, демонстрируя, насколько меня не боится.

– Патрик проводит вас в нашу комнату для допросов. Мы хотим кое-что уточнить. – Она гладит меня по щеке, копируя мою снисходительность. – Ты будешь полезен и сообщишь нам всю необходимую информацию. Как работает ваша организация, какие незаконные технологии вы используете, а также все сведения, которые вы собрали за годы своей террористической деятельности. А затем я заставлю тебя наблюдать за твоей маленькой подружкой с ее новым хозяином, прежде чем убью тебя лично.

Я растягиваю губы в дикой ухмылке, обнажая зубы, наклоняю голову к ее лицу и демонстрирую, почему именно ей стоит чертовски меня бояться.

– Убедись лучше, что эти веревки хорошо затянуты, – рычу я.

Ее глаза слегка округляются, в них молнией проносится намек на страх. Сучка может быть чертовски холодной сколько угодно, однако это не делает ее неуязвимой для моего огня.

– Ну веди, – подбадриваю я, жестом указывая вперед.

Клэр осматривает меня с ног до головы, и ее лицо недовольно кривится от моего повелительного тона. Она привыкла, чтобы люди у ее ног пускали сопли и повиновались ее приказам, словно металл, плавящийся в огне.

Но ей еще предстоит узнать, что я всегда отличался от обычных людей.

Фыркнув, она поворачивается ко мне спиной и идет вперед, будто ставя этим точку. Я никогда не учился нагонять страх на своих жертв специально, однако легко мог бы дать пару уроков, как это делается. Адди подтвердит.

Джей неотрывно пялится на меня, и в его ореховых глазах паника. Выражение его лица говорит само за себя: «Нас убьют».

Только если я чего-нибудь не сделаю, конечно. Мне есть что терять, и это стоит гораздо больше, чем моя собственная жизнь.

Ее спутник на куриных ножках, Патрик, пропускает нас на шаг вперед.

– Постарайся не пялиться на мою задницу, – произношу я.

В ответ он рычит и толкает меня в спину своей мясистой рукой, в другой руке угрожающе зажат пистолет. Медленно поворачиваю голову, чтобы взглянуть на него через плечо: глаза дикие, на лице ухмылка.

– Заткнись и топай, – огрызается он, но его выдает голос, дрогнувший на последнем слове. Должно быть, это трудно – изображать храбрость под взглядом чудовищного монстра со злобным оскалом.

Дымовая завеса начинает редеть. По пещере разбросаны тела, а в камень впитался целый океан крови. Я иду за Клэр; моя нога натыкается на оторванную руку, конечность катится прямо к мужской голове, на которой застыло выражение ужаса.

Вопли боли постепенно стихают, поскольку люди вокруг все еще продолжают умирать, и я не могу не восхититься тем фактом, что Сообщество пожертвовало жизнями стольких своих людей только для того, чтобы поймать меня. Это о многом говорит.

Я не просто угроза для них, я – катастрофа.

Клэр ведет нас к дверному проему, в котором исчезла после того, как передала мне нож. Я быстро обшариваю помещение глазами и не вижу никого из своих людей, однако какие-то куски тел все еще могут принадлежать им, а значит, все они мертвы.

Моя грудь сжимается, но я продолжаю надеяться, что это не так. Они понимали риск, на который шли, но их смерть – еще одна ответственность на моих плечах.

Мы идем за Клэр по тускло освещенному коридору, точной копии того, через который я попал в пещеру. По обе стороны на фоне черных стен и плитки зловеще поблескивают полоски светодиодных огней.

Коридор круто поднимается вверх: зал, который мы покидаем, находится под землей, так что все это шествие чертовски напоминает мне подъем в гору из-за боли во всем теле.

Джей напряженно шагает рядом, периодически поглядывая на меня со страхом и тревогой. Оно и понятно, ведь он еще никогда не оказывался в подобной ситуации. Он всегда сидел за компьютером, а не на передовой. Не знаю, как его приободрить. Я никогда не умел лгать и, хотя уверен, что вытащу нас отсюда живыми, предоставить гарантий все равно не смогу.

Через несколько минут Клэр распахивает дверь и выводит нас в темный переулок, едва освещенный светом луны и одинокого фонаря вдали. Пот, струящийся по моему лицу, мгновенно охлаждается морозным воздухом Сиэтла.

Не теряя времени, она ведет нас в конец переулка к невзрачному черному фургону с настолько плотно затонированными окнами, что сквозь стекло ничего не будет видно, даже если прижаться к нему лицом. Невероятно, черт возьми, преступному на вид, но никто не посмеет его остановить из-за номерных знаков. Одного имени Клэр будет достаточно, чтобы все отвернулись.

Чем ближе мы подходим к машине, тем больше напрягается Джей.

Я склоняюсь к его уху.

– Просто представь, что Клэр – твоя крестная фея, а это – карета из тыквы, которая увезет тебя к твоей принцессе.

– Или принцу, – поправляет Джей сквозь стиснутые зубы. Он обливается потом, его глаза широко распахнуты.

– Ну, против такого расклада я тоже не возражаю. – Я пожимаю плечами. – До тех пор, пока ты все еще можешь сделать меня дядюшкой Зейдом.

Он усмехается, глядя на меня так, словно я чокнулся.

– Ты правда думаешь, что после всего того дерьма, которое я вижу каждый день, у меня будут дети?

Я снова пожимаю плечами, поджав губы.

– А почему бы и нет? Дядюшка Зейд обеспечит их безопасность. Могу даже стать их личным телохранителем. Им это, может, и не понравится, но я, черт возьми, на это пойду.

Он качает головой, и на его губах появляется подобие улыбки; он наконец-то понимает, что я делаю.

Я даю ему будущее. Рисую картину того, как он выживет и обретет счастье, независимо от того, решит ли он разводить мини-гремлинов или нет.

Когда мы подходим к черному фургону, его задние двери широко распахиваются в стороны. Клэр поворачивается к нам и кивает головой в сторону темного салона, приказывая, чтобы мы залезали внутрь.

Я подмигиваю ей и ныряю в фургон, Джей – следом за мной, и до меня доносится ее раздраженное хмыканье.

Если бы на моем месте был кто-то другой, то я бы сказал ему не злить своих похитителей. На самом деле, зная, что сейчас Адди находится в точно такой же ситуации, я бы отшлепал ее по заднице, если бы узнал, что она ведет себя безрассудно. Самое умное – держать свой гребаный рот на замке и слушаться, пока не найдешь способ спастись.

Но похитить Зейда и затолкать в фургон простого обывателя – это не одно и то же. На данный момент я могу быть уверен, что они не убьют Адди. Она слишком ценна. А наблюдая, как разворачивается текущая ситуация, я все больше преисполняюсь уверенности, что этот раунд Клэр не выиграть.

Она, может, и умна, но не слишком, раз не стала вырубать мою задницу. Это дало бы ей солидный шанс на успех.

Я сажусь на холодную металлическую скамью, стискиваю зубы от боли и снова устремляю свой дикий взгляд на Клэр. Она стоит у дверей и смотрит на меня с легкой улыбкой. Ее завитые красные локоны блестят под светом фонаря, и на какое-то мгновение она кажется невинной. Женщиной, которая перенесла годы жестокого обращения во всевозможных формах и просто хочет жить спокойно.

Но потом мираж рассеивается, и я вижу женщину, которая стала всем тем, что она ненавидит.

Она бросает на меня предупреждающий взгляд и захлопывает двери. По обеим сторонам пола загораются светодиоды.

Джей устраивается на скамейке напротив, сразу же пристегивая ремень безопасности, прикрепленный к стенке фургона, а Патрик садится рядом со мной. Так близко, что он оказывается практически у меня на коленях.

Безразлично смотрю на него.

– Ты же не собираешься биться со мной на мечах, Патрик. Даю слово, я выиграю, – спокойно произношу я, глядя ему между ног.

Джей шипит, чтобы я заткнулся, однако я не отрываю взгляда от того места, где, по моему мнению, под надвинутым капюшоном скрываются глаза.

– Ты не в курсе, когда стоит заткнуться, да?

– А что я такого сказал? – спрашиваю я, изображая невинность. – Я подумал, что именно этого ты и хочешь, раз уж сел ко мне на колени.

– Трудно будет сражаться на мечах, если у тебя нет меча, – злобно отвечает Патрик.

Вскидываю бровь, не впечатленный его угрозой.

– Даже бензопиле требуется какое-то время, чтобы распилить дерево. Ты умрешь раньше, чем успеешь продвинуться так далеко.

– Продолжай болтать, – рявкает он, выходя из себя.

Ухмыляюсь, но замолкаю. Я бы продолжил его раздражать и дальше, если бы здесь не было Джея. Я бы сделал так, чтобы он на меня напал, желательно наставив на меня оружие. И у меня появилась бы прекрасная возможность обезоружить и убить его одним махом.

Но сейчас есть вероятность, что он наставит пушку на Джея, а я не хочу рисковать его жизнью, так что пока повременим. Патрик все равно умрет. И очень скоро.

Двигатель оживает, и металл под моей задницей начинает вибрировать. Автомобиль подается вперед, заставляя нас троих сильно качнуться в сторону и еще больше вжимая в меня Патрика.

Какую-то секунду мы смотрим друг на друга, и он медленно отодвигается на несколько сантиметров.

Вот о чем я, черт возьми, думал.

Теперь же, когда он не дышит мне в шею, я могу поразмышлять по-настоящему.

Однако проходит всего несколько мгновений, и мои мысли устремляются под откос: мертвое пространство, в которое я загнал свой разум, исчезает, и моя черная ярость пробуждается вновь.

Моя маленькая мышка у них.

Зажмуриваюсь и опускаю голову, пытаясь вернуть самообладание. Хрупкий слой решимости, сдерживающий мою тревогу и убийственную ярость, трескается. Панические мысли слишком тяжелы, и подобно человеку, стоящему на тонком льду, в конце концов я провалюсь в эту бездну.

Но я не могу этого допустить. Не сейчас.

Сейчас мне нужно сосредоточиться на том, как вытащить нас отсюда, а это достаточно проблематично, если все твое тело вопит от боли.

Как вариант, можно просто убить Патрика, однако это не поможет остановить машину, особенно если мою попытку сбежать услышат. Единственной альтернативой в этом случае будет стрельба из пистолета, пока я не попаду в водителя, и тогда мы все рискуем погибнуть. Или же мы с Джеем можем попытаться выпрыгнуть из фургона на ходу, однако мое тело слишком изранено, чтобы выдержать подобное.

Сделав долгий выдох, я поднимаю голову и вижу, что Джей уже смотрит на меня озабоченно. Его черные волосы прилипли ко лбу от пота, но сам он дрожит как осиновый лист. Нет, он определенно не годится на роль наемника.

Черт, вот же оно.

Паника Джея и моя агония заставили нас забыть об очень ценном инструменте. В наших ушах до сих пор стоят блютузовские чипы. Они крошечные, прозрачные, нелегальные и совершенно незаметны для постороннего человека, только если он не ищет именно их. Настолько незаметны, что Клэр даже и не подумала проверить.

Устройство в наших ушах активируется крошечной кнопкой или голосовой командой. А значит, Джей или я должны вслух произнести слово «звонок».

Я перевожу взгляд на Патрика.

– А мне предоставят право на звонок, когда мы доберемся до места?

Он усмехается.

– Смешно.

Ничего.

Черт, наверное, чип повредился при взрыве. Это объясняет, почему мои люди до сих пор не попытались выйти со мной на связь. Бросаю взгляд на Джея, он кивает, и с кончика его носа срывается капля пота.

– Да ладно тебе, чувак, моя бабуля болеет. Она, должно быть, беспокоится. – Я снова поворачиваюсь к Джею: – Разве ты не обещал своему брату, что сводишь его в «Чак & Чиз»[1] сегодня?

Джей очень старается сохранить нейтральное выражение лица, и это еще одна причина, по которой он всегда остается в тылу. Парень просто никудышный актер.

– Да… Эээ… Наверное, нужно бы сделать звонок Барону и сказать ему, что я не смогу.

Боже мой, а еще заметнее нельзя было, Джей?

На самом деле Барон никакой не брат Джею, он один из моих людей, который может нам помочь.

На губах Джея появляется довольная ухмылка, но он быстро ее гасит. Должно быть, вызов прошел успешно, а значит, Барон останется на связи и, надеюсь, отследит наш маршрут, как только сообразит, что что-то не так.

Через несколько секунд Джей продолжает:

– Наверное, важно, чтобы он узнал, что нас держат в заложниках, верно?

Господи.

– Я бы предпочел, чтобы он так и не узнал, что с тобой случилось, и прожил остаток жизни в неведении, – отвечает Патрик, не замечая ужасной игры Джея. Потом он поворачивается ко мне: – Можешь продолжать играть в свои игры, но скоро тебе будет совсем не до смеха.

– И как скоро? – уточняю я.

Я не вижу его лица, но чувствую замешательство, излучаемое черной дырой в его капюшоне.

– Меня ждет бабуля.

Его кулак сжимается, и после этого единственного предупреждения он впечатывает его в мою щеку.

Моя голова откидывается в сторону, и по черепу расцветает боль. В любой другой день этот удар был бы вполне терпимым, но из-за того, что я только что пережил взрыв, мне кажется, будто в моей голове взорвалась еще одна бомба.

Инстинкты разом пробуждаются, кулаки сжимаются от желания ответить. Зверь в моей груди мечется и бушует, и мой шаткий контроль ослабевает еще немного.

Адди. Это все ради Адди.

С трудом, но мне все же удается сдержаться. Мне нужно дать нашим людям время добраться до нас; уверен, это произойдет быстро.

– Боже, неужто взрослый мужик не может позвонить своей гребаной бабушке? Козел.

Он пожимает плечами и отворачивается от меня, а я отодвигаюсь подальше. Пусть думает, что я боюсь его, но на самом деле я в двух секундах от того, чтобы оборвать его жизнь раньше времени.

И пока мы ждем, я пытаюсь успокоиться, сдержать свой кипящий гнев. Это длится целых десять минут, прежде чем меня снова швыряет вперед – уже во второй раз за сегодня.

В зад нашего фургона врезается что-то тяжелое, мы с Патриком слетаем со скамейки и врезаемся в перегородку, отделяющую кабину водителя от кузова.

Джея тоже дергает, но счастливого сукина сына удерживает пристегнутый ремень безопасности.

Боль в моем теле разгорается сразу в нескольких местах, и я стону, когда переворачиваюсь на спину, пытаясь отдышаться. Я уже даже не могу сказать, что именно у меня болит, потому что болит, черт побери, все.

С переднего сиденья доносится крик Клэр, требующей, чтобы водитель контролировал машину. Фургон продолжает вилять из стороны в сторону, так что, видимо, он не сильно преуспевает.

Следует еще один удар, и фургон дергается в сторону, где врезается во что-то твердое. На меня налетает Патрик, и пока мы оба катимся по направлению к Джею, изо рта у меня сыплются цветистые ругательства. Я врезаюсь спиной в стену, а сверху на меня приземляется это чудовище. От удара звенит в ушах, на то, чтобы сфокусироваться, уходит несколько секунд. Может, Патрик и непропорционален до чертиков, но он все равно чертовски тяжелый.

– Джей, скажи мне, что это те, о ком я думаю, – хриплю я, воспользовавшись хаосом, чтобы обхватить шею Патрика стальной хваткой. Его руки взлетают к моей кисти и царапают мне кожу, пока я медленно сдавливаю его дыхательные пути. Он борется, и мне приходится сжать челюсти, удерживая его.

Я ослаб, меня терзает нестерпимая боль, и мои мышцы уже перестают меня слушаться.

– Разумеется, они, – выдыхает Джей. По его бледному лицу ручьями льется пот.

– Хорошо, – бормочу я, а потом хватаю голову Патрика и дергаю ее в сторону, сломав ему шею и мгновенно убив его. – Это тебе за мою бабулю, хрен.

– Бро, но у тебя нет бабули.

10 июня 2008

Они накачали меня наркотиками. Я знаю сегодняшнюю дату только потому, что педофилы приедут 20-го и Франческа сказала, что у нас есть 10 дней, чтобы подготовиться. Остановите этих «поехавших», или как там это пишется. Эта надпись – последнее, что я запомнила перед тем, как они воткнули шприц в мою руку. Но если они думали, что это удержит меня от побега, то – УГАДАЙ ЧТО, ФРАНЧЕСКА? – я свалю отсюда к чертовой матери.

Сначала я вернусь за сестрой. А потом вытащу нас к чертям из этого ублюдского царства педофилов.

Пошли вы все.

Молли

Глава 3. Охотник

Клэр вопит водителю, чтобы тот газовал, но двигатель глохнет.

Я отпихиваю от себя мертвого Патрика и поднимаюсь. Мою кожу покрывает пот, я в двух секундах от того, чтобы потерять сознание. Мое тело начинает отключаться, однако я не могу позволить ему этого.

Джей поспешно отстегивает ремень безопасности и встает.

– Пошли, нас ждут, – зовет он, заметив, в каком плачевном состоянии я нахожусь.

– Мне нужно позаботиться о Клэр, – возражаю я, но, как только мы распахиваем двери фургона, эта идея отпадает. На обочине дороги уже начали останавливаться машины, из которых наружу высыпают люди, спешащие выяснить, что произошло.

Дерьмо.

Я не могу убить женщину на глазах у гражданских, как бы ни был велик для меня соблазн.

Клэр вылезает с пассажирской стороны как раз в тот момент, когда мы с Джеем выползаем наружу. Лицо ее искажено яростью.

– Только попробуй, – шипит она сквозь зубы. Они запачканы ее красной помадой, и от этого ее вид кажется еще более диким.

– Или что?

Она не отвечает, и я подмигиваю ей, просто чтобы заставить ее задницу сжаться от злости, и иду к огромному армейскому фургону, ожидающему меня неподалеку.

– Эй, парень, ты в порядке? – окликает меня прохожий.

– Ага, все путем. Спасибо, что остановился, – бросаю я через плечо.

Яркие фары его автомобиля освещают его лицо, на котором написано недоверие, пока он наблюдает, как я забираюсь в открытые двери.

Первым я вижу лицо Майкла и едва не вздыхаю от облегчения. Если уж он выжил, значит, и девочка, которую мы спасли на ритуале, жива.

Увидев мое лицо, он наклоняется, чтобы помочь мне залезть. Мои шрамы натягиваются; я не могу скрыть страдание. Эмоции вырываются наружу.

Я почти готов отдать все в руки Божьи. Падаю на скамейку, Майкл хлопает по стенке грузовика, и мы тут же трогаемся.

– Нам нужно доставить его в больницу, – произносит Джей, с беспокойством глядя на меня. – Там бомба взорвалась, а Зейд был в пределах досягаемости взрыва.

– Какого хрена они взорвали бомбу? – спрашивает Майкл.

– Думаю, это была одна из тех, которые встроили изначально, чтобы уничтожить улики и всех, кто там был. Такие обычно ставят в местах, где хранится сверхсекретная информация, на случай проникновения или раскрытия.

Я хмыкаю.

– Нам нужно проверить пострадавших, чтобы удостовериться, что никто из наших не погиб.

Джей кивает, и я поворачиваюсь к Майклу.

– Ты вытащил девочку?

– Да, – подтверждает он. – Она сейчас с Руби и на пути к помощи.

Я киваю, часть груза с моих плеч падает, но этого все равно недостаточно. На них словно покоится весь Эмпайр-стейт-билдинг, а упала одна монетка.

Адди все еще у них, и моя ярость продолжает бурлить где-то там, под поверхностью. Чтобы найти ее, я сожгу весь гребаный мир, и мне плевать, кто сгорит в этом пламени.

* * *

– Что-нибудь известно о том, кто был причастен к ее похищению? – спрашиваю я дрожащим от ярости голосом, когда закрываю видеозапись на своем ноутбуке.

Я только что досмотрел записи с камер наблюдения на дорожном участке, где Адди попала в аварию. Когда я увидел, как ее вытаскивают из машины, вырубают, а потом тащат в фургон, меня затрясло.

Джей уже работает над тем, чтобы отследить по уличным камерам, куда ее увезли, но мне все равно кажется, что этого недостаточно.

Я пробыл в больнице всего несколько часов, но сейчас я в нескольких секундах от того, чтобы встать и свалить отсюда.

К счастью, никаких серьезных повреждений я не получил. Моя чертова спина вся черно-синяя от удара об алтарь, но внутреннего кровотечения, как я опасался, нет.

Мне повезло, что я вообще не сломал ее, хотя был очень даже близок к этому.

– Ее фотографию разместили на форуме в даркнете за день до похищения. Анонимно, конечно, но в посте говорилось, что если кто-нибудь доставит Адди живой, то получит чертовски большую награду.

– Сколько?

Но мне даже не нужно, чтобы он отвечал. Я уже нашел ту публикацию сам. Ее удалили, но из интернета ничего нельзя удалить по-настоящему. Открываю объявление, и на экране появляется лицо Адди. Красивые, необыкновенные светло-карие глаза, каштановые волосы и легкая россыпь веснушек на носу и щеках.

Мое сердце сжимается при виде ее улыбающегося лица; это та самая фотография, что была на постере возле книжного магазина на презентации ее книги, – и та, которая сразу же привлекла мое внимание. Она до сих пор оказывает на меня такое же влияние, как и тогда.

Прямо под фото жирным красным шрифтом указан ценник.

Двенадцать миллионов долларов.

Мелочь для тех, кто назначил эту цифру, но невероятная сумма для мелкой рыбешки. Сумма, которую кому-то не потратить и за всю жизнь.

– Черт, – бормочу я, зажимая переносицу пальцами.

Во мне поселяется беспокойство и расцветает сильная мигрень. Я бы вылез из собственной кожи, если только это значило бы, что Адди будет ждать меня на другой стороне.

Губы Джея сжимаются.

– Я знаю, кто откликнулся на пост и ответственен за ее похищение.

Опускаю руку и перевожу взгляд на своего помощника, ожидая, когда он взорвет эту бомбу. Меня охватывает ужас, я чувствую, что вот это действительно может меня добить.

– Макс, – тихо произносит он.

Глаза закрываются, и мое самообладание окончательно рассыпается, ускользая сквозь пальцы, как песок в песочных часах. Это было лишь вопросом времени, и вот последняя песчинка упала.

Каждую клетку моего тела разъедает чернильно-черная тьма – до тех пор, пока во мне совсем не остается света.

Мое зрение заволакивает красным. Мой ноутбук летит через всю больничную палату, и грохот от его удара об оборудование и стену заглушается ревом, несущимся из моего горла.

Я бьюсь в конвульсиях от пронзительного вопля, сорвавшегося с моих губ, такого длинного и горестного, что он срывается на беззвучный крик. Я делаю вдох, и из меня вырывается еще один громоподобный вопль. Я хватаю прикроватную тумбочку и запускаю ее вслед за ноутбуком.

Потом в окно летит капельница, едва не разбивая стекло. Я не чувствую, как игла выскакивает из-под моей кожи.

У меня пропадает слух, словно я нахожусь под водой, все звуки размываются. Меня накрывает приливом, затягивая в тиски, и отправляет вниз по спирали, в черную яму отчаяния на самое дно.

Мои руки нащупывают все новое и новое оборудование, и все оно разбивается о кафель, пока мою грудь разрывает мука.

Это моя вина.

Моя гребаная вина.

Когда я вскакиваю, раздаются приглушенные крики, и я ощущаю, как мое тело удерживают сразу несколько пар рук, пытающихся уложить меня обратно. Продолжая орать, я пытаюсь вырваться из их хватки, но меня подводит моя слепота.

На моих запястьях и груди появляются ремни, приковывающие меня к больничной койке.

Однако меня уже не остановить.

Несмотря на судорожные попытки рук удержать меня под ремнями, я перекидываю ноги через край кровати и встаю, напрягаясь от тяжести, угрожающей повалить меня снова.

– Боже мой, Зейд!

Моя грудь вздымается, и ко мне возвращается зрение – нечеткое, позволяющее видеть окружающее пространство лишь отрывочно. Возле меня с бледными лицами и выпученными глазами стоят четыре испуганные медсестры и Джей. А сам я стою перед ними с почти девяностокилограммовой койкой, пристегнутой ремнями к спине.

Я…

Я больше не человек; я зверь, поддавшийся первобытному инстинкту. Я – само уничтожение.

– Сэр, пожалуйста, успокойтесь! – отчаянно умоляет одна из медсестер, и ее зеленые глаза почти черны от страха.

Пытаюсь отдышаться, моя грудь сдавлена от недостатка кислорода, ремень на груди натянут.

Я не могу, не могу. Ее забрали из-за меня.

Как мне, черт побери, жить с этим?

Я трясу головой, моя сила убывает. Слова ускользают от меня, и я спотыкаюсь, пытаясь выпрямиться.

– Уберите ремни, – решительно требует Джей, уже примеряясь к тому, что обвит вокруг моей груди.

Он ждет, пока одна из медсестер снимет их с моих рук, и расстегивает пряжку. Койка падает на пол с оглушительным грохотом.

В палату врываются охранники, поскальзываясь на усеянной осколками плитке и видя перед собой полнейший погром.

Джей заглядывает мне в лицо и кричит:

– Хватит вести себя как псих! Соберись! Разгромом палаты ее не спасешь.

Мое зрение проясняется, и я вижу хаос вокруг себя.

Дерьмо.

Ярость никуда не девается, по-прежнему сочится из моих пор, но теперь мне удается сдерживать ее. И этого достаточно, чтобы я пришел в себя.

– Какого черта… – протягивает один из охранников, на его юном лице написано абсолютное удивление.

– Он в порядке, – отрывисто произносит медсестра. Это пожилая женщина с короткими светлыми волосами и большими очками в металлической оправе, занимающими половину ее лица.

Она приближается ко мне, словно крокодил с широко раскрытой пастью, и ее рука тверда, когда она берет мою руку и поднимает ее вверх.

Из того места, где была вырвана капельница, из разрыва в коже длиной в полтора сантиметра, по руке течет тонкая струйка крови.

– Какая… какая неприятная рана, сэр. Вам лучше бы сесть, чтобы я могла оказать помощь, пока вы не свалились там, где стоите, – суровым голосом командует она, указывая мне на перекошенную кровать.

Это всего лишь царапина, и мы оба знаем это, но я сажусь. Наблюдаю, как она достает бинт из шкафчика и начинает вытирать кровь.

Охранники принимаются расспрашивать Джея и одну из медсестер о случившемся, а две другие выбегают из палаты, красные и дрожащие. Но я не чувствую ни капли вины.

Не с черной дырой в груди, в которой когда-то обитала Адди.

– Хочешь поговорить об этом? – тихо спрашивает медсестра, вытирая кровь куском марли.

– Нет, – бурчу я.

– Что ж, – хмыкает она, наклеивая на мою руку маленькую полоску пластыря. На нем нарисованы динозавры, и все, что я могу сделать, это уставиться на него во все глаза. Если бы я не ощущал себя таким опустошенным, то посмеялся бы над тем, как жалко это выглядит. – Можешь поговорить либо со мной, либо с полицией. И да, я знаю, что ты большой, крепкий мужчина – ты из кожи вон вылез, чтобы всем это продемонстрировать, – и, очень вероятно, не боишься полицейских, но я бы предпочла, чтобы остаток времени в этой больнице ты провел не прикованным к кровати наручниками.

На секунду я замираю.

– Я просто снова встану и уйду отсюда вместе с ними.

Она смотрит мне в глаза, а затем на ее розовых губах проскальзывает усмешка.

– Справедливо. У тебя разбито сердце, да?

Я поднимаю бровь, и хотя ей приходится потрудиться, чтобы сглотнуть, она не отступает. Я стираю с лица суровое выражение и вздыхаю. В данную минуту я ценю ее откровенность.

– Можно сказать и так.

Фыркаю и поворачиваю руку, чтобы снова взглянуть на пластырь. Пасти зеленых тирексов распахнуты в крике. Думаю, так я и выглядел пару минут назад.

– Ее забрали. Похитили.

Медсестра ахает, слабо и тихо, но для меня, такого пустого внутри, это словно крик.

– Это я виноват. Я не… – запинаюсь, решая, что не стоит рассказывать ей, что я не стал убивать человека, которого должен был прикончить еще давным-давно. – Мне нужно вернуть ее.

Женщина испускает дрожащий выдох и выпрямляется.

– Я позабочусь о том, чтобы тебе не было выдвинуто никаких обвинений, и ты сможешь ее спасти. – Она указывает на пластырь. – Но больше никаких опасных для жизни травм, ладно?

Одариваю ее натянутой улыбкой и заверяю:

– Я возмещу весь ущерб.

– Было бы чудесно, – отвечает она.

Киваю и устремляю взгляд в пол. Белая плитка плывет перед глазами, медсестра уходит; остается Джей.

– Я знаю, где он, – бормочет он.

Поднимаю на него взгляд, в моих глазах застыло убийство. Поняв, что успокаиваться я не собираюсь, Джей поджимает губы.

– Дай своему телу выздороветь, чувак. Иначе будешь бесполезен. Мы поймаем его и выясним, куда ее увезли, как только ты встанешь на ноги. Может быть, сейчас ты и способен двигаться, но следующие несколько дней будут тяжелыми, особенно учитывая, что ты расхаживаешь тут с огроменной кроватью на своем горбу. Хочу добавить, что твоя спина и без этого сильно пострадала.

– Чем дольше я жду, тем больше вероятность, что она исчезнет бесследно. Что она будет страдать и с ней будут происходить невообразимые вещи, – возражаю я сквозь стиснутые зубы.

Мышцы на моей челюсти почти прорывают кожу – настолько сильно я скрежещу зубами.

Он наклоняется ко мне и кладет руки мне на плечи, опуская подбородок до тех пор, пока не ловит мой взгляд. Я смотрю в его глаза, желая вернуться в то состояние, когда ничего не слышал и не видел.

Джей до глупости отважен и не сдает позиций.

– Я даю тебе слово, мужик, команда будет ее искать. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы мы подобрались к ней как можно ближе.

Серьезность его слов и взгляда ослабляет мою тревогу ровно настолько, насколько это возможно, а это микроскопическая величина.

Я не смогу расслабиться, не перестану чувствовать, как мои внутренности скручиваются в узлы, а паника будет грызть мое сердце до тех пор, пока от него не останется совсем ничего.

Знаю, скоро мое тело сдастся, но ничто – я серьезно, ничто в мире – не помешает мне отыскать ее.

Сжимаю руки в кулаки и киваю. У меня нет планов оставаться в этой больнице. Сидеть без дела. Но споры сейчас ничего не изменят.

Мне нужен отдых. Очень. Потому что, как только я открою глаза, больше я их уже не закрою, пока в моих руках не окажется голова Макса.

* * *

– Ты не можешь просто так вломиться к ним в дверь, Зейд.

– Черта с два не могу, – рявкаю я, злобно глядя на Джея, который старательно красит ногти в баклажаново-фиолетовый цвет, сидя на стуле возле моей больничной койки.

Пошел уже пятый день, и я весь позеленел от беспокойства и разочарования. В первые два дня я предпринял пять попыток побега, и меня так напичкали наркотиками, что я совсем потерял счет времени. Я перестал пытаться покинуть больничные стены, потому что лучше уж быть наполовину полезным за компьютером, чем совсем мертвым для всего остального мира и не делать вообще ничего.

Второй – и последней – причиной, по которой я уступил, было то, что я оказался физически неспособен даже сжать свою задницу, чтобы у меня не потемнело в глазах от боли.

Может, опасных для жизни травм я и не получил, но мое тело повело себя именно так.

Джей тихо поругивается себе под нос, когда задевает лаком кожу, и тщательно стирает лишнее, высунув кончик языка от усердия.

На коленях у меня стоит мой новый компьютер, в котором через камеру в его офисе транслируется, как отдыхают Макс и близнецы, Лэндон и Люк. Они пьют дорогой скотч и, вероятно, радуются огромному депозиту, который только что поступил на его банковский счет.

Двенадцать миллионов долларов. Цена, назначенная за похищение Адди.

– Ты же понимаешь, что он сделал это не своими руками, – напоминает мне Джей, а затем вытягивает руки, чтобы полюбоваться на свою работу.

Я вздыхаю, вены на моих руках вздуваются, когда я крепко сжимаю их в кулаки.

– Знаю, – цежу я.

Когда Адди похитили, Макс и близнецы были в клубе. А это значит, что он лишь дал наводку, где ее искать, а для выполнения работы нанял болванчиков. Значит, они, скорее всего, тоже получат долю. Подобное поручение прилично стоит, и хотя у Макса водятся деньги, их у него не так много. По крайней мере, было – до сегодняшнего дня.

Так что теперь мы ждем, когда он передаст обещанную сумму своим лакеям. Мы сможем проследить денежный перевод и установить их личности на основе банковских данных.

Если повезет, Макс окажется таким же тупым, каким выглядит, и не станет заметать следы как следует.

Этой частью займется Джей, а я займусь Максом.

Конечно, я мог бы кого-нибудь отправить, чтобы выбить из него информацию, однако этот план намного быстрее, к тому же Макс принадлежит мне.

Только я покажу ему, что такое настоящая боль. Но даже в этом случае он почувствует лишь малую часть всего того, что я ощущаю без Адди.

Я разминаю шею и стону, когда она трещит. Снова смотрю на экран и вижу оповещение.

Три миллиона долларов только что были переведены на офшорный счет. Мне требуется две секунды, чтобы установить имя, на которое он оформлен.

Рик Борман.

Через камеру видно, как Макс откладывает телефон, а затем чокается своим бокалом с виски с близнецами.

Поднимаю взгляд на Джея и закатываю глаза, когда вижу, как он осторожно дует на свои ногти. Учитывая, сколько он печатает на клавиатуре, лак стирается в два счета, так что перекрашивать ногти приходится каждые пару дней. Так он борется с привычкой грызть ногти, правда, в последние пять дней это не очень помогает.

Как бы он ни старался вести себя хладнокровно, отсутствие новостей об Адди заставляет его тревожиться. Он видел ее только на экране компьютера, однако ему не нужно знать ее лично, чтобы понимать, что этого кошмара она не заслужила и что если она умрет… то вместе с ней умрет и весь мир.

А пока я начну с Макса.

11 июня 2008

Я хочу умереть. В живых меня удерживает только моя сестра. Я так и не назвала ее имени – не здесь и не вслух.

Лайла

Мне больно даже писать его. Смотреть на ее имя и знать, как она далеко от меня. Страдает, как и я, просто по-другому. Вы знаете, что ей только один год? Совсем малышка. Мать о ней не заботится. Не кормит ее. Не меняет ей пеленки. Не любит.

Я НУЖНА Лайле, и я выберусь отсюда.

Молли

Глава 4. Алмаз

– Я могу спасти тебя.

Кто-то трясет меня, вызывая новые волны боли, пронзающие мое сознание насквозь.

– Просыпайся, я могу спасти тебя.

Голос проникает в густой туман, клубящийся в моем мозгу. Меня окружает чернота, и я словно парю в какой-то беззвездной галактике, но все тело пробирает ледяной холод, предупреждая о чем-то опасном.

Рука на моем плече снова грубо трясет меня.

– Времени не так много. Мне нужно, чтобы ты встала. Я тебе помогу.

Сквозь бесконечную тьму пробивается тоненькая трещина света. Я фокусируюсь на свете, и пока кто-то продолжает трясти мое тело, трещина расширяется до тех пор, пока мои глаза не пронзает ослепительное сияние.

Я стону, зрение начинает проясняться. Крепкая хватка на моей руке усиливается, а голос, пробуждающий меня ото сна, становится громче.

Меня трясут еще раз, и от резкого движения я окончательно просыпаюсь.

Открываю глаза, и по непонятной причине мое сердце начинает вырываться из груди, ударяясь о грудную клетку с такой же силой, как и сила, с которой меня трясли.

В поле моего зрения – всего в нескольких сантиметрах от меня – появляется старое морщинистое лицо и тусклые голубые глаза. Моргая, отшатываюсь назад от паники и растерянности.

– Что происходит? – выдавливаю я.

Через несколько секунд на меня обрушивается реальность, и я вспоминаю, почему я здесь. С кем я.

Я попала в аварию. В мою машину врезались. А потом меня похитили и привезли к врачу, у которого явно нет лицензии.

Доктору Гаррисону.

Человеку, который стоит передо мной прямо сейчас и пристально на меня смотрит.

– Я тебе помогу. Пожалуйста, вставай.

Пронизывающий до костей холод, проникающий сквозь туман в голове, усиливается, когда он хватает меня за руку и тянет вперед.

Я вскрикиваю, боль в моем теле становится все сильнее. Будто в каждое мое нервное окончание вонзается раскаленная кочерга.

– Я знаю, милая, это больно, но мы должны спешить, пока Рио не вернулся.

Он снова осторожно тянет меня к себе, и только тогда я замечаю, что капельницу из моей руки вытащили.

Я сопротивляюсь и, пытаясь потянуть время, спрашиваю:

– Как долго я была без сознания?

– Одну ночь, милая. А теперь вставай, пожалуйста.

Он помогает мне подняться, не оставляя выбора, и торопит, стараясь обращаться со мной аккуратно.

– Куда мы направляемся?

Я почти в бреду, мои мысли в смятении.

А главное, я не могу понять, какого черта он мне помогает. Разве он не участвует во всем этом тоже?

И тут он смотрит на меня, и на его лице появляется безумная улыбка.

– Я отвезу тебя в безопасное место. Где никто никогда тебя не найдет, обещаю.

В моем горле появляется комок и я с трудом пытаюсь сглотнуть, поскольку ситуация становится все более очевидной.

Никто никогда не найдет.

Он может спасти меня от Рио и Рика, но это не значит, что меня не нужно будет спасать от него.

– Зачем вы это делаете? – выдыхаю я, а мои глаза мечутся по комнате, ища решение, которое поможет мне выбраться из этой очень затруднительной ситуации. Я вижу только один выход, и доктор Гаррисон ведет меня прямо к нему.

Насколько я понимаю, он собирается запереть меня в коробке и кормить через дырку в стене. Эта картина расстраивает меня так сильно, что я решаю, что с Рио и Риком у меня больше шансов.

– Я стал врачом, потому что мне нравится заботиться о людях. Но больницы никогда не позволяли мне заботиться о пациентах так, как хотелось бы мне.

Мое сердце падает, а он серьезно смотрит на меня, словно маленький мальчик, признающийся в своей влюбленности самой красивой девочке в школе.

Его холодная гладкая рука проскальзывает в мою, и он держит ее так, словно собирается опуститься на одно колено и попросить меня выйти за него замуж.

– Я хочу о тебе заботиться, милая. Я… я буду обращаться с тобой лучше, чем эти люди. Я обещаю, что буду добр к тебе.

Мой рот открывается, но из него не вырывается ни звука.

Какого хрена он от меня ждет?

«Да, пожалуйста, увези меня в свое жуткое логово»? «Ничто другое не сделает меня такой счастливой»?

Я хочу, чтобы он отпустил меня домой. А не жажду попасть в руки очередного мерзавца, который заманит меня в ловушку и будет держать там всю оставшуюся жизнь.

Осторожно высвобождаю руку из его и делаю шаг назад. Его лицо застывает, и в бледно-голубых глазах вспыхивает обида, когда он смотрит, как мои пальцы выскальзывают из его ладони. Он ведет себя так, словно действительно только что встал на одно колено, а я отвергла его предложение.

– Я… я не уверена, что это хорошая идея. Они поймут, что это были вы, – произношу я, пытаясь его образумить.

Я не хочу отказывать ему чересчур резко. Он кажется в лучшем случае невменяемым, и я понятия не имею, на что этот человек способен на самом деле.

Он качает головой, сердито хватает мою руку и снова притягивает меня к себе. Я сдерживаю очередной крик, а он в это время нетерпеливо объясняет:

– Нет, если мы поторопимся. У меня есть план; мне просто нужно, чтобы ты пошла со мной.

Он продолжает тащить меня за собой, и во мне срабатывает инстинкт борьбы. К черту боль, я вырываю руку из его хватки и отступаю назад.

– Нет, я не хочу идти с тобой, – рявкаю я.

Его лицо превращается в маску рычащего демона, а холод, исходящий от него, застывает кристаллами. Изнутри этот человек мертв. Он не более чем ледяная разлагающаяся гробница.

Чувствую вспышку боли, пронзающую мою щеку, еще до того, как замечаю его движение. Моя голова откидывается в сторону, и на лице вспыхивает огонь.

Охаю, рот открывается, и я хватаюсь за больную щеку, ощущая что-то влажное на пальцах. Вижу несколько капель крови. Он ударил меня с чертовым надетым кольцом. Обручальным кольцом.

В моем желудке начинает бурлить коктейль из отвращения и ярости, но я держу рот на замке. Я в очень опасной ситуации, и у меня больше нет возможности делать или говорить все, что, черт возьми, я хочу, без серьезных для меня последствий. И как бы мне ни хотелось наброситься на этого старого пердуна, я едва могу двигаться.

Твою мать, Адди. Думай.

Он тяжело дышит, на его раскрасневшемся лице отчетливо видна ярость. Я словно смотрю в глаза трупу, которого оживила злоба внутри него.

– Я бы обращался с тобой как с королевой. Ты бы ни в чем не нуждалась! – яростно выкрикивает он, гневно вскидывая руку в воздух на последнем слове.

Я киваю.

– Ладно, – мягко успокаиваю я. – Но ты пугаешь меня не меньше, чем они.

Его позвоночник выпрямляется, и я вижу, как из его взгляда уходит ярость, словно до него только сейчас дошло, что он ведет себя как гребаный сумасшедший. Его лицо невероятно быстро меняет выражение от истерики к виноватому пониманию.

– Ты права, прости меня, – говорит он, делая ко мне шаг. – Просто я… если я хочу вытащить тебя отсюда в целости и сохранности, то нам нужно торопиться, а ты не помогаешь.

Я напрягаюсь, но не отшатываюсь, когда он извиняюще хватает меня за руки.

– Прости, что дал тебе пощечину, милая. Я просто пытаюсь помочь тебе. Пожалуйста, пойдем со мной. Я обещаю, что со мной ты будешь счастлива.

Мои паника и адреналин подскакивают до опасного уровня, заставляя сердце болезненно биться о грудную клетку. Мне трудно думать, когда он так жадно смотрит на меня, а все мое тело будто пропустили через чертову мясорубку.

Но это может стать прекрасной возможностью сбежать, если я правильно разыграю карты. Мне нужно выбраться отсюда с минимальным шумом, чтобы не потревожить ту сладкую парочку, так что вариантов у меня всего два. Ударить этого клоуна по голове и убежать или позволить ему забрать меня с собой и уже там найти другой выход. В любом случае здесь я не останусь.

– Хорошо, – шепчу я, хрипло вдыхая воздух через сжатые легкие.

Когда он видит, что я заметно расслабилась, он тут же берет с меня пример, и в его ледяных глазах искрится победа. Снова взяв меня за руку, он тянет меня к двери под красным мерцающим значком выхода.

Дрожа от холода и сырости, я оглядываюсь вокруг. В коридоре, куда мы вышли, все серое и выцветшее, а светильники, жужжащие над головой, покрыты пылью и тушками насекомых. Здесь нет ничего, что наполняло бы это место… жизнью.

Боже, да как он вообще умудряется здесь оперировать? Это больше похоже на морг, чем на больничную палату. И мне точно не хотелось бы умереть в подобном месте, хотя похоже, что многие другие тут умирали.

Тут смердит стерильной смертью.

Мы проходим мимо стола, заваленного инструментами, некоторые из них – острые. Если я проткну ему яремную вену, то он не сможет поднять шум и умрет в течение нескольких минут. И тогда мне удастся сбежать. Понятия не имею, что я буду делать, когда выберусь отсюда, но надеюсь, что где-то там будет помощь.

Бросив на доктора Гаррисона быстрый взгляд, я отмечаю, что его взгляд устремлен только вперед, он твердо намерен забрать меня себе. Я хватаю с металлического стола скальпель, однако он слышит мое движение и, когда я заношу руку, отшатывается вправо. Вместо того чтобы вонзиться в шею, нож скользит по его затылку.

В лицо мне брызжет кровь, и я отворачиваюсь, прикрывая глаза.

Он громко вскрикивает, разворачивается и наносит мне еще один удар сзади, от которого я падаю на безжалостный пол.

Я неудачно приземляюсь на копчик и взвизгиваю от боли. Мой позвоночник пронзает боль, у меня перехватывает дыхание, и он оказывается на мне прежде, чем я успеваю сообразить, что делать дальше, что уж говорить о дыхании.

– Сука! – кричит он, обхватывая мою шею руками, и грубо прикладывает головой о бетон.

В глазах вспыхивают звезды, и на несколько секунд я перестаю что-либо видеть. Такое ощущение, будто мой затылок раскололи пополам, но руки, сдавливающие мою шею, выводят меня из этой ямы агонии.

Мной овладевает паника, настолько сильная, что кажется, будто по моим венам течет яд. Я впиваюсь в его руки ногтями, оставляя кровавые царапины, но его это не останавливает. Лицо доктора Гаррисона искажено яростью, зрачки расширены так, что глаза кажутся почти черными, а зубы обнажены, выставляя каждый его кривой желтый зуб напоказ.

Дергаюсь и сопротивляюсь, но его хватка не ослабевает. И тогда моя жизнь проносится перед моими глазами, словно старая кинолента.

Я вижу свою мать, одаривающую меня одной из своих редких улыбок, когда я говорю что-то смешное. Отца, откинувшегося на спинку кресла и кричащего на футболистов в телевизоре – это самая бурная эмоция, которую я когда-либо у него наблюдала.

Дайю, откинувшую голову назад и громко смеющуюся над чем-то, что я сказала или сделала, демонстрирующую крошечную щель между передними зубами. То, что она всегда в себе ненавидела, а я всегда любила.

А потом Зейда. Мужчину-тарана, который разжег во мне такое пламя, что под ним я рассыпаюсь пеплом. И все же он заставил меня почувствовать себя такой сильной. Такой храброй.

Он заставил меня чувствовать себя чертовски любимой и ценной.

Прямо как алмаз.

Хотя Зейд никогда бы не назвал меня таким банальным и обыденным словом. Он бы назвал меня редчайшей драгоценностью на земле.

Я должна была сказать ему, что я…

Мое зрение начинает застилать темнота, и когда свет сжимается в одну-единственную точку, его руки ослабевают и мое лицо заливает что-то теплое и мокрое. Я инстинктивно открываю рот, отчаянно вдыхая кислород.

Ощущаю вкус меди на языке и втягиваю его так глубоко в себя вместе с воздухом, что мои глаза едва не выскакивают из орбит. Через несколько мгновений я внезапно понимаю, что надо мной склоняется только половина головы доктора Гаррисона, а через секунду его тело падает на мое.

Кашель в горле смешивается с булькающим криком. Мои глаза широко распахиваются, когда изуродованная голова доктора скатывается на мое плечо, а на моей сорочке расцветает багровая лужа. И я едва не бьюсь в конвульсиях от приступа кашля, все еще рвущегося из моего горла, и вихря эмоций от осознания, что я лежу под трупом, а в рот мне капает кровь.

Большая часть его мозга теперь на мне, а не в его черепе. Точнее, того, что от него осталось.

– Хватить истерить, ты в норме, – появляется надо мной голова Рио, он смотрит на меня с раздражением и примесью гнева. – Привыкай к виду мертвецов, принцесса. Там, где ты окажешься, ты увидишь их много.

Он хватает доктора Гаррисона за воротник и поднимает его надо мной. На меня выплескивается еще больше телесных жидкостей и мозгового вещества. Едва успев закрыть глаза, я прячу лицо, а Рио смеется и спихивает с меня тело, которое оттаскивает затем в угол.

Давление наконец спадает, и я чувствую, что снова могу дышать, но тут с моих губ срывается слабое хныканье.

Мое тело сворачивается в тугой клубок, я стараюсь забыть, что во рту у меня кровь, но не могу думать ни о чем другом.

Я давлюсь, мой желудок бунтует от этих мыслей.

И вдруг что-то твердое резко толкает меня в плечо, прерывая мой рвотный позыв. Я поднимаю голову, чтобы увидеть ботинок Рио, а затем сплевываю прямо на него. На черной коже остается яркое красное пятно.

Два зайца одним выстрелом – послать его ко всем чертям и избавиться от крови доктора Гаррисона во рту.

Рио, похоже, нисколько это не заботит.

– С тобой все будет в порядке. Чувак пытался похитить тебя.

– Как и ты. Хочешь сказать, что заслуживаешь такой же участи, а? – шиплю я.

Я впадаю в шок. Я неистово дрожу, руки и ноги немеют.

Успокойся, Адди.

Дыши.

Просто дыши.

Рио смеется, а я закрываю глаза и стараюсь не сойти с ума.

Он приближается. Я знаю, что прямо сейчас он присел и нависает надо мной. Он продолжает смеяться, и я чувствую на ухе теплое дыхание.

– У тебя умный рот, но в этом мире он не так уж умен. Хочешь совет? Заткни его до тех пор, пока единственными твоими словами не будут «да, сэр». Так ты протянешь гораздо дольше.

Из моего глаза стекает слеза, и я чувствую, как в основании горла формируются зачатки рыдания.

– А разве я хочу этого? Протянуть подольше? Это лучше, чем страдать целую вечность, да?

Он тоскливо вздыхает.

– Ты права. Ты сдохнешь в любом случае. Думаю, дело не в том, как долго ты продержишься, а скорее в том, как больно будет в самом конце.

Мои губы начинают дрожать. Он снова вздыхает, и в его голосе появляется разочарование.

– Давай вставай. Нам надо идти.

Он поднимается, делает несколько шагов и опять смотрит на меня. Ждет, что я последую за ним.

В оцепенении мне кое-как удается сесть. В костях просыпается боль, снова давая о себе знать.

– Можно мне сначала принять душ?

Рио окидывает взглядом мое покрытое багровыми пятнами тело и ухмыляется.

– Конечно, принцесса. Тебе можно принять душ. Но тебе нельзя мочить швы на спине, так что, похоже, тебе понадобится моя помощь.

Дерьмо.

* * *

Глаза, сверлящие мою задницу, вынести было проще, чем ощущение мертвячьих останков на теле. Я стояла к Рио спиной, пока с моей кожи стекали струйки крови. Когда же я увидела, что в сток устремились еще и куски кожи с осколками костей, меня едва не стошнило.

Мне пришлось обтираться намыленной тряпкой. Рио показал места на спине, которых нужно избегать, но сам меня не трогал, и за это я благодарна Дьяволице.

Самым сложным оказалось вымыть волосы, не наклоняясь слишком низко, чтобы не открыть ему вид на то, что он назвал «средством для зарабатывания денег».

Чертов мудак.

Душ находился в маленькой причудливой квартирке на верхнем уровне здания, гораздо более приятной, чем импровизированная больничная палата внизу, но все равно в подметки не годившейся любой дешевой квартирке в Нью-Йорке.

Я предположила, что здесь жил доктор Гаррисон, когда не оперировал людей, привезенных к нему работорговцами. Он носил обручальное кольцо, но никаких свидетельств того, что с ним жила женщина, я не увидела.

Боже, надеюсь, она не прикована где-нибудь цепью.

И теперь я снова на заднем сиденье фургона – с темным мешком на голове, мокрая до нитки и дрожащая, словно неисправный мотор. Ублюдок не стал упоминать, что чистых полотенец нет, и получил удовольствие, наблюдая, как я вытираюсь своей больничной сорочкой. Еще больше он повеселился, когда я стала оборачивать ее вокруг своих волос.

Он не разрешил мне оставить ее, заявив, что мои волосы слишком красивы, чтобы прятать их в уродливую голубую тряпку, но на самом деле, думаю, ему просто нравится быть мудаком.

Стук моих зубов заглушается хард-роком, несущимся из колонок. Мои густые волосы все еще влажные, обогреватель работает еле-еле, и согреться невозможно. Я дрожу так, будто прямо сейчас из меня изгоняют демонов, осталось только начать выворачивать себе конечности и левитировать в воздухе для полноты картины.

По ощущениям так оно и есть. У меня чертовски сильно болит все, и с каждой последующей судорогой боль только усиливается.

Еще никогда в своей гребаной жизни я не была так несчастна.

– Не волнуйся, Алмаз. Мы уже почти добрались до твоего нового дома, – напевает Рик, и этот звук бьет по моим и без того истрепанным нервам. – Ты понравишься Франческе.

Зловещий тон его голоса заставляет меня напрячься еще больше. Что-то в том, как он это сказал, заставляет меня думать, что ее-то мне стоит опасаться куда больше, чем любого мужчину, которого я встречу на своем пути.

– К-кто она?

На мгновение он замолкает, однако отвечает мне не Рик.

– Тот человек, которого ты захочешь впечатлить больше всех, – произносит Рио, и его голос серьезен.

– Почему?

– Потому что именно она решает, насколько несчастной будет твоя жизнь до продажи.

Опускаю голову и зажмуриваюсь. Прошло всего шесть дней, а я уже чувствую себя побежденной, мой дух начал угасать.

Делаю глубокий вдох, а потом выдыхаю, медленно и ровно.

Я не сдамся. Всеми фибрами своего существа я верю, что Зейд делает все возможное, чтобы отыскать меня. И я тоже не собираюсь сидеть и ждать сложа руки. Я встречу его на полпути, если получится.

Так что если мне нужно одержать победу над Франческой, то я ее одержу.

Я всегда была безрассудно храброй – до такой степени, что это была скорее глупость, чем отвага. И я не собираюсь отступать сейчас.

Лайла Лайла

Лайла

Лайла

Лайла

Лайла

Лайла

Лайла

Лайла

Глава 5. Алмаз

Каждый из нас в какие-то моменты боится смерти. Кому-то становится страшно, когда он осознает, что такое смерть, – до того, как возникают депрессия, тревога и прочие проблемы с психическим здоровьем.

К другим это приходит перед тем, как они находят что-нибудь, во что можно верить, – будь то Бог или что-то иное.

А еще есть те, кто барахтается в жизни, с ужасом ожидая дня, когда они сделают свой последний вздох. Думаю, иногда боятся не столько смерти, сколько того, как именно она наступит.

Так как же умру я?

Будет ли мне больно? Буду ли я страдать? Буду ли я напугана?

Джиджи ощущала весь спектр этих эмоций, когда ее убил человек, которому она доверяла и о ком, вероятно, она искренне заботилась.

Роман с ее преследователем Роналдо не только разрушил ее брак, но и лишил жизни. Только убийцей стал не ее преследователь или муж, как можно было бы предположить, а лучший друг ее мужа, Фрэнк Сайнбург.

Я долго была уверена, что меня ждет точно такая же судьба, что меня погубит мой преследователь, однако вместо этого поддалась его мрачным убеждениям и влюбилась.

Я так старалась убежать от него, но теперь все, чего хочу, – это бежать ему навстречу.

Всю оставшуюся поездку не издаю ни звука. По крайней мере, ничего не говорю – мои зубы стучат всю дорогу, и в конце концов один из моих похитителей не выдерживает и добавляет мощности обогревателя.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем мы останавливаемся, и тогда глубоко у меня внутри поселяется ужас. Я напряженно выпрямляюсь и жду; мужчины выходят из фургона, и двери захлопываются за ними одновременно.

Потом открывается дверь слева от меня и влетает ледяной ветер. Грубая мозолистая рука хватает и тянет меня на себя. Словно меня держит сама старуха с косой, сопровождая на казнь.

– Ай, – взвизгиваю я, настолько мне больно двигаться.

Он не обращает на это внимания и рявкает:

– Пошли.

Голос Рика.

Он вытаскивает меня из машины с таким усилием, будто женщина, только что попавшая в аварию, в ранах с ног до головы, сможет побороть его и вырваться.

Я даже близко не понимаю, где мы, черт возьми, находимся.

От очередного порыва ледяного ветра мое тело покрывается мурашками. Зубы снова начинают отбивать дробь, холод становится почти невыносимым.

Черный мешок срывают с моей головы, и я вздрагиваю от света, резанувшего по глазам. На улице пасмурно, но я так давно не выходила на свет, что мои глаза сейчас слишком чувствительны даже для него.

Прищуриваюсь, мой взгляд сразу же устремляется на чудовище, возвышающееся передо мной.

Рик вытягивает руку в сторону двухэтажного колониального дома, представляя его мне – так, словно я нахожусь в пятизвездочном ресторане, а он снимает с подноса крышку, чтобы продемонстрировать лучшее блюдо, которое я отведаю в своей жизни. Я никогда не бывала в шикарных ресторанах, но, судя по видео в интернете, выглядит это как молочные пенки и палочки, завернутые в сырое мясо.

То есть не аппетитно.

Дом не настолько запущен, как можно было бы предположить, но все же он не в лучшем состоянии. По потрескавшейся белой стене тянутся заросли мха, и это немного напоминает мне о поместье Парсонс. Просто он не такой… красивый. Будто обесцвечен всеми этими заколоченными окнами, покосившимся крыльцом и… Это что, скотч?

– Выглядит… мило, – бормочу я.

Оглядевшись по сторонам, я замечаю, что вокруг нас густой лес. Как будто этот дом оказался среди деревьев совершенно случайно. К нему через чащу идет грунтовая дорога, и подозреваю, это единственный путь сюда и отсюда. Если только я не захочу испытать удачу в непроходимой чаще.

– Пошли, дубак лютый, – приказывает Рик, увлекая меня за собой.

Рио впереди нас бросает многозначительный взгляд через плечо, а затем ведет в дом из мультика «Кураж – трусливый пес»[2]. Только этот вдвое больше.

Представляю, какое дерьмо творится в этом доме; там полно ужасов гораздо худших, чем когда-либо переживал этот фиолетовый пес.

В моем желудке бурлят адреналин и страх, и хотя я ощущаю тяжесть внутри, это совсем не то теплое пьянящее чувство, к которому я так привыкла. Это первородный ужас.

Когда Рик пропихивает меня сквозь дверной проем и толкает вперед, этот ужас только усиливается. Несмотря на то, что воздух здесь затхлый и застоявшийся, внутри дом не похож на лабораторию по производству метамфетамина, как я предполагала.

Это здание словно из 1800-х годов, с обилием деревянных конструкций, устаревшими обоями и странными углами и закоулками, в которых нет никакого смысла. Я в огромной гостиной с коричневыми потрескавшимися кожаными диванами, потрепанными цветочными коврами и криво висящими картинами. В углу стоит телевизор с выключенным звуком, по которому идет «Том и Джерри», а над ним висит паутина.

В щели забилась грязь, а все поверхности в комнате покрыты пылью. Темно-коричневый паркетный пол расшатан, покорежен и скрипит от малейшего движения. Думаю, если бы здесь водились привидения, как в поместье Парсонс, то ни один призрак не проплыл бы незамеченным.

Слева от нас обеденная зона. Повсюду раздавленные банки из-под пива, на столе иглы и трубки из-под крэка и еще – круглое зеркало с небольшой горкой кокаина.

Я нерешительно продвигаюсь дальше; яма ужаса все раширяется, словно пасть акулы перед тем, как она набросится на свою добычу.

Здесь трудно дышать. Слабый запах плесени, и вообще весь этот дом закутан в зловещую атмосферу, как в шерстяное пальто. Тут густо, неуютно и удушливо.

– Добро пожаловать в твой новый дом, – насмешливо объявляет Рио. Он наблюдал за тем, как я осматриваюсь, и, хотя прошло всего несколько секунд, я уже успела почувствовать себя неловко под тяжестью его взгляда.

Прежде чем я успеваю открыть рот, из комнаты перед нами выходят трое мужчин. Судя по мелькнувшему в поле моего зрения холодильнику, это кухня. Заметив меня, смеющиеся люди замолкают. Они медленно приближаются к столу, скорее оценивая меня, чем глядя себе под ноги.

– Это тот самый Алмаз? – подает голос один из парней. Зубы у него так черны, что кажется, будто его рот полон жуков.

Рик подходит к столу и драматично садится, на его лице гордость.

Он широко улыбается и произносит:

– Вы, мать вашу, и так знаете, что это она! Макс уже расплатился, так что теперь мы можем делать все, что захотим, парни.

Они аплодируют ему, а выражение лица Рио становится почти убийственным.

– Гребаные идиоты, – бормочет он себе под нос. Затем повышает голос и напоминает ему: – Нет, ты не можешь делать все, что хочешь, stúpido, потому что у тебя на голове огромная гребаная мишень в форме зет.

Рик беспечно отмахивается от него.

– Да не волнуйся ты, Рио. Мы будем прятаться, пока этот ублюдок не сдохнет, а потом сможем делать все, что взбредет в голову. Плата за нее чертовски огромная, и к тому же мы попробуем ее сами.

Под их похабными взглядами я съеживаюсь. Инстинктивно обхватываю себя руками покрепче, но это вызывает лишь несколько насмешливых ухмылок.

– О, да не стесняйся, малышка. Даю слово, тебе понравится, – кричит один из них, с торчащими в разные стороны черными волосами из-за чересчур большого количества геля.

Я сглатываю, в горле у меня образуется комок, поскольку мой взгляд натыкается на темно-красную лужицу на столе, которую я не заметила раньше.

Даже представить не могу, от чего она.

– Что, принцесса, мы недостаточно для тебя хороши? – спрашивает Рио.