Никогда еще за свою недолгую жизнь Тимофей не видал иконной доски такой красоты, какой обладала та, что он держал теперь в руках. Он скользил глазами по искусной резьбе на левкасе, изображавшей орнамент на полях и узор внутри нимба, и не мог надивиться тому, как этот огромный мужичина, с такими же огромными, пропитанными сажей руками, на которых не осталось живого места от мозолей и заноз, мог сотворить такое чудо. Нет, не он мог — Бог водил его рукой, это он творил эти листы, эти лозы райских растений, эти лучи света, которые, казалось, блестели даже без золочения. Чудеснее всего было в этом то, что Тимофей помнил еще, как сам лично делал наметки этих рисунков, но теперь не мог поверить в то, как Сила Иванович превратил их в нечто завершенное, полноценное. В нечто великолепное.
— Это прекрасно, — сказал Тимофей, обращаясь скорее к доске, чем к Силе Ивановичу, стоявшему в проходе.
— Да что уж, с Божьей помощью, — отвечал Сила, стараясь не возгордиться, как подсказывало ему его христианское сердце, но не умея скрыть самодовольной улыбки.
«То и верно:
... 
