автордың кітабын онлайн тегін оқу Преданные и проданные. Триллер
Вадим Голубев
Преданные и проданные
Триллер
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Вадим Голубев, 2018
Эта книга о тех, кто стал расходным материалом в руках мафии — уголовной, партийной, военной. Их завлекали легкими деньгами и безнаказанностью. Когда же расходный материал становился отработанным, от него избавлялись. Были такие, кто пытался сопротивляться. С ними быстро расправлялись, либо убивая, либо ввергая в тяжелый наркотический сон. Большинство же плыло по течению, ни о чем не задумываясь, радуясь крохам с барского стола.
18+
ISBN 978-5-4496-0612-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
- Преданные и проданные
- Часть первая Казань-Москва
- Часть вторая Оккупанты
7
7
2
5
4
8
6
1
7
3
8
9
15
6
13
3
11
6
3
6
1
14
5
10
8
10
2
3
8
5
4
6
7
8
4
1
3
12
2
5
9
5
10
2
9
6
1
7
2
5
9
4
11
1
4
3
2
1
4
Часть первая Казань-Москва
1
В тот год в Казани буйствовала сирень. Она вилась по берегам Волг, Казанки, Свияги, окрасила в свои неповторимые цвета Кремль, окружила Молодежный центр, заполонила дореволюционные и «сталинские районы, трущобные пятиэтажные новостройки. Одурело бродили среди этого буйства старшеклассники и учащиеся профтехучилищ, лениво обмахиваясь ее веточками. Им было не до выпускных экзаменов — новая вспышка войны между молодежными группировками охватила город. Мало кто из парней ходил теперь в школу или в училище. Вечерами они сбивались в компании, заглатывали для куража дешевенького вина и шли на дискотеку или в кино. Парни знали, что там им предстоит схватка с ребятами из другого микрорайона. Между ними уже давно шла вражда. Однако несколько лет было затишье. Все знали, что нельзя появляться на соседней улице: изобьют. Иногда случались групповые драки. Но это происходило на «спорных», пограничных территориях. В каждом районе были созданы формирования молодежи, которыми руководили представители преступного мира. Они собирали с молодняка дань, имели своих людей в каждой школе. Те раз в неделю должны были принести определенную сумму, установленную преступниками. С каждого ребенка взималось по двадцать пять рублей в месяц. Не желавшие платить «строптивцы» жестоко избивались. Попадало и родителям, если те пытались обратиться в милицию или другими способами уклониться от уплаты «оброка». Несколько случаев избиения взрослых велосипедными цепями заставили покориться всех. Теперь и профессор, и рабочий безропотно давали детям деньги, чтобы те в назначенный день и час могли откупиться от избиений и унижений. «Деловые мальчики» несли собранное «старшим» по улицам, которые отдавали «бабло» районным «королям» и паханам. Последние, оставив себе часть, передавали полученное в общак. На эти средства покупались машины в подарок вышедшим из тюрьмы, отправлялись в лагеря посылки осужденным, шел подкуп работников правоохранительных органов и прочих должностных лиц. Немалая часть этих денег выделялась на спаивание и отравление наркотиками подростков, изготовление для них униформы, самодельного оружия: самопалов, кастетов, ножей. До поры до времени все это держалось на конспиративных квартирах и тайных складах. Паханы выбирали время, когда оружие надлежало пустить в ход.
Какое-то время обходились мордобитиями, будоражившими город. Потом к этому все привыкли. Да и перед людьми встали другие проблемы. Год от года жизнь становилась все хуже и хуже. Повышались цены, пропадали с прилавков дешевые товары, исчезали из магазинов продукты. Они гноились на складах тысячами тонн, уничтожались. По городу же пускались слухи, что все уходит в Москву. Однако ехавшие в столицу в командировки видели, что и там не лучше. Еще хуже обстояли дела в других поволжских городах. Если в Казани власти своевременно ввели талоны, по которым продукты питания мог купить только житель города, то в других местах долгое время и этого не было. Глухое недовольство накапливалось в людях. Рано или поздно оно неминуемо закончилось бы взрывом. В таких случаях преступный мир извлекал из своих запасников такое мощное оружие как война между молодежными группировками. Тогда начиналась жестокая, не на жизнь, а на смерть, борьба. Будучи единой по структуре, мафия стравливала свои низовые отряды, которые даже не подозревали, что воюют против членов одной и той же с ними организации.
Для начала повесили десятилетнего мальчишку, родители которого недавно приехали в Казань из другого города и, не зная местных порядков, обратились в милицию, когда с ребенка начали вымогать деньги. Это привело к своеобразному укреплению дисциплины среди молодежи, беспрекословному подчинению воле преступников и их подручных. Потом зарезали после дискотеки учащегося ПТУ. Дальше — пошло-поехало. Теперь не проходило вечера без группового побоища, в результате которого кого-нибудь не увозили в больницу. Обратив противника в бегство, победившая в драке группировка с песней проходила по улице или же разбегалась по подворотням, заслышав сирены милицейских машин. В одиночку добирались парни до своих «хаз» — подвалов и чердаков, где выброшенных прежними хозяевами старых диванах и кушетках их поджидали одноклассницы. Наскоро подлечив полученные синяки, ссадины, а кое-кто — и раны, ребята принимались за выпивку. Красуясь перед девушками, вспоминали они эпизоды драки. Особое внимание обращалось на проявивших самую большую жесткость, нанесших противнику самые страшные удары. Гуляли по кругу бутылки расстилался сигаретный дым, висел смачный мат, изрыгаемый парнями и девушками. Кое-кто начинал танцевать. Какая-нибудь девица говорила парню: «Ах, ты — бедненький мой! Давай, я тебя пожалею!» и тащила его на продавленный, затруханный диван. Кончившую пару сменяла другая, и так продолжалось до тех пор, пока кто-нибудь из девушек не выкрикивал: «Ой, блядь, третий час! Родители с ночной смены скоро придут! Поздно уже!» Компания разбредалась по домам, а утром не выспавшиеся ребята брели в школу и дремали до конца занятий. Они даже перестали изводить учителей. Вернувшись домой наскоро перекусывали и спали до шести часов вечера. Потом встречались в назначенных местах, и все начиналось снова.
2
— Сегодня работы не будет! — сказал Рашид — «старший» по улице 10 лет Октября. — Дискотеки закрыты, вахитовским таких люлей вломили, что они долго на улице не покажутся.
— Ура! — пронеслось в голове у Сережи. — Можно будет к Верочке сходить, позаниматься физикой — выпускные экзамены на носу.
Родители Сережи — авиаинженеры перевелись в город своей юности год назад из Саратова, где делали знаменитые «Як-40». С Казанью их связывали воспоминания юности, родители, многочисленные друзья. В Саратове у сережиных родителей тоже все складывалось неплохо. Отец за 18 лет работы дослужился до начальника цеха, мать преуспевала в конструкторском бюро. Однако в Саратове было голоднее, чем где бы то ни было в Поволжье. Посещая во время отпусков Казань, родители видели, что там намного лучше. Звали друзья, устроившиеся после окончания Казанского авиастроительного института на огромном заводе, освоившем выпуск флагмана советского воздушного флота «Ил-62». Чашу весов в пользу переезда склонило и назначение генеральным конструктором генерала-лейтенанта авиации — страшного хама и матерщинника.
— Все вы — м… и говно! — сказал он начальникам цехов, ознакомившись с производством. — Вам надо поучиться работать у наших уральских ребят!
Началось выживание с предприятия прежних работников, замена их разухабистыми ребятушками с родины генерального конструктора — города–Верхняя Салда. Там ковали боевую технику — ракетные перехватчики. Уральцам и их покровителям попытались объяснить, что в Саратове производство другое, и военные методы руководства к нему не подходят. Объяснения не помогли. Тогда последовали жалобы в Министерство авиационной промышленности, обком КПСС. Посетившие завод комиссии взяли сторону уральцев. Последним побывал на заводе замминистра по кадрам.
— Трудно, очень трудно работать с новым руководство… бездельникам! — заявил он, подводя итоги очередной проверки на партийно-хозяйственном активе.
После этого полетели головы одного за другим начальников цехов и их заместителей. Дошла очередь и до сережиного отца.
— Мне не нужен такой начальник цеха! — выдал ему генеральный во время одного из своих обходов предприятия.
После этого отца вызвал заместитель генерального конструктора по кадрам.
— Дело очень серьезное, — сказал он. — Надо тебе уходить!
— Я не вижу за собой никакой вины! Виноват только в том, что не прогибался под генеральным! — ответил отец Сережи.
— Ты хочешь, чтобы тебя начали ловить? Ведь попадешься даже на самом маленьком недостатке в работе, а их у тебя предостаточно, отрубим голову так, что и ойкнуть не успеешь!, — ответил кадровик. — Бери, лучше, отпуск и поезжай в Казань. Там большое объединение, тебе что-нибудь подберут. Уйди, мой тебе совет, по-хорошему. Не дергайся!
Сережин отец смотался в Казань. Там он отправился к приятелю с еще институтских времен, возглавлявшему теперь кадровую службу объединения.
— Нет проблем! — ответил тот на просьбу о переводе. — Вакансий начальников цеха, правда, сейчас не имеется. Но замначальника отдела в конструкторском бюро поставим. Оклад сохраним, даже еще на пятьдесят рублей больше будешь получать. Работа — куда спокойнее, чем в цехе.
После отпуска отец Сережи приступил к работе в Казани. Чуть позже к нему выехала семья. Сразу же получили и квартиру. Главный инженер объединения перевелся на работу в Москву, и после квартирных передвижек руководителей различных рангов, семья Сережи заняла двухкомнатную квартиру в старом, но добротном доме на улице 10 лет Октября.
С казанскими нравами Сережа столкнулся на второй день пребывания в школе.
— Эй, ты, пенек обдристанный, кантуй сюда! — услышал он, когда выходил после занятий. На лавочке сидела компания парней с фиксами из нержавейки и синими наколками на руках.
— Надо идти! Рашид зовет! — подтолкнул Сережу сосед по дому блондинистый долговязый Славка, от которого несло мочой и спермой.
— Ты, что ли из Саратова будешь? — спросил сидевший в центре Рашид, двадцатилетний парень в куртке-варенке и серебряном перстне с дешевым камнем на мизинце.
— Я, — ответил Сережа и со стоном упал опрокинутый ударом ноги по позвоночнику.
— Так со старшими не разговаривают, — ласково сказал Рашид. — Вмажьте ему еще!
Пять ног опустились на голову и живот Сережи. Тот покатился по асфальту и замер, отплевываясь от крови.
— Может, достаточно, Рашид? — почтительно склонившись, спросил Славка. — Парень — неплохой, в одном подъезде со мной живет…
— Умойте его и тащите сюда! — приказал Рашид.
Сережу подтащили к колонке и подставили его голову под струю воды. Остановив кровь, текшую из носа и губ, парни поставили Сережу на колени перед Рашидом.
— Ну вот, пенек саратовский! Сегодня мы прописали тебя в Казани. Ему скажи спасибо, что не крепко прописывали, — кивнул Рашид в сторону Славки.
— Теперь к делу! У нас есть господа, есть солдаты и есть батраки. Господа командуют. Солдаты воюют — защищают господ, батраки — прислуживают и приносят господам деньги. Ты будешь, пока, батраком. Будешь носить нам «бабки» и на побегушках. Посмотрим на тебя. Окажешься умным — станешь солдатом. До армии или до тюрьмы будешь солдатом. Потом или вольную дадим, или перейдешь в господа. «Капусту» — четвертной в месяц — отдавать Славке. Он — старший по вашему классу. Отказаться нельзя — напрягать будем, говно жрать заставим! Понял?
— Понял, старшой!
— Тогда топай домой! Ты свободен! — милостиво отпустил Рашид.
До зимних каникул Сережа походил в батраках. Потом его перевели в солдаты: группировка готовилась к войне. Во время батрачества Сережа не терял времени даром. Еще на осенних каникулах Сережа сдружился с Верочкой, жившей в том же доме, только в подъезде для начальников. Верочкин папа был кадровиком объединения, помогшим сережиным родителям переехать в Казань. Верочку не трогали. Она отделывалась только оброком. Ее, не смотря на красоту, не затаскивали на оргии, не растлевали на «хазах». От нее держались подальше, поскольку преступный мир редко трогает сильных мира сего. Предпочитает подкупать их, превращать в свое лобби во властных структурах. Верочкин папа еще не помог мафиози, но мог пригодиться. Поэтому не трогали дочку, следили, чтобы ее не изнасиловали по пьянке. Стоявший рангом выше сережиного отца, верочкин папа не препятствовал дружбе: парень из своей среды, серьезный, начитанный, собиравшийся поступать в авиационный институт. Верочке Сережа сегодня нравится, а дальше всякое может быть. Скорее всего, детские увлечения пройдут, и выйдет Верочка замуж, разумеется, предварительно окончив экономический факультет того же авиационного института за человека с положением или за сына какого-нибудь чиновника из Москвы. А пока родители снисходительно относились к увлечению дочери. Папа при встрече протягивал Сереже руку, как взрослому. Мама время от времени доставала билеты в театр оперы и балета, филармонию, на закрытые выпускные спектакли учащихся театрального училища. В декабре Верочка и Сережа неумело, по-детски поцеловались в подъезде. Теперь они ждали окончания уроков, чтобы до прихода родителей уединить в квартире кого-нибудь из них и целоваться там до самозабвения. Воспитанная в строгости Верочка не позволяла Сереже залезать ей в трусики. Дело ограничивалось поглаживанием небольших упругих грудей, икр ног и поцелуев вокруг бюстгальтера. Развращенные одноклассники подмигивали Сереже и Верочке, рисуя в своих умах картины, на которые было способно их воображение.
До мая сережина «солдатчина» протекала вольготно: пару раз он дрался с пришлыми на дискотеках. В мае началась война. Сережа, как и все парни района, принимал в ней участие. Ему выдали велосипедную цепь, обрезок металлической трубы и пару самодельных гранат. После побоищ он не шел на «хазы» вместе со всем, предпочитая отсыпаться, готовиться к вступительным экзаменам и встречаться с Верочкой. Его называли женихом и не тащили на оргии. Сережа ненавидел порядки, царившие в среде казанской молодежи, но деваться было некуда. Слишком хорошая память осталась у него от «прописки», устроенной Рашидом. С трудом сдерживал он возмущение против творившегося вокруг, понимая, что сделать ничего не сможет, что все давно приняли эту власть тьмы, и никто не поддержит его возмущения. Единственной отрадой были встречи с Верочкой. Она. Выросшая в Казани, знала, что творится вечерами в парках, у дискотек, молодежных кафе, кинотеатров. Поэтому она не осуждала Сережу за частые отлучки, а просто ждала его. Ждала, чтобы с еще не растраченной нежностью, отдаться его объятиям, прижаться к еще не окрепшим мускулам, целовать мягкую щетинку на его щеках, поглаживая шею и мягкие каштановые волосы.
Все помыслы Сережи были об этих встречах, физике с основами высшей математики в перерывах между ними. Даже во время боев он думал об этом, механически размахивая цепью, валя ее на землю противников. Вот и сейчас, слушая Рашида, он представил, как обнимет Верочку, вдохнет аромат ландыша, исходящий от ее шейки, проведет языком по маленькому ушку. Однако сережиным мечтам не суждено было исполниться.
— Работы нет, но есть хорошее, достойное мужчин развлечение, — осклабился Рашид. — К двенадцати ночи всем быть в районном парке, у обрыва! А пока по «хазам»! Выпивки сегодня много. Пить можно, сколько хочешь! Но, чтобы к полуночи все были на месте! И чтобы ментов за собой не привели!
Сережа забежал к Верочке, но она не ждала его так рано и ушла к кому-то из подруг. До своего подъезда Сережа не дошел. Его окликнул Славка. Рядом стоял еще один подвальный житель — Мустафа. Предки этих парней еще до революции жили в подвале этого дома. Прадед Славки был швейцаром, а Мустафы — дворником.
— Пойдем снами, Жуковский! — не пригласил, а приказал Славка. — Уж больно серьезное сегодня развлечение, чтобы оставлять кого-то одного.
— Ребята, мне бы задачки порешать… как раз время есть, — попытался отвязаться от одноклассников Сережа, прозванный ими по имени отца русской авиации за желание учиться в авиационном институте.\
— Наплюй на задачки! У тебя отец в авиа-объединении пашет, а тесть — тот вообще бугор! Тебя и так возьмут! Потопали! Это — приказ паханов, — прервал сережины возражения Славка.
На «хазе» — прокуренном чердаке, на старых физкультурных матах в игривых позах раскинулись одноклассницы. Из магнитофона «Соната» педерестичные голоски завывали: «Жулик будет воровать, а я буду продавать. Мама, я жулика люблю!» Ребят в коморку набилось человек пятнадцать. Девушек было вдвое меньше.
— Почему не все девки в сборе? — хмуро осведомился Славка.
— К Венере Хасан из армии вернулся. Люська с Галькой тоже с дембелями ухряли. Они с ними с седьмого класса долбились. Валюха залетела — абортироваться надо. У остальных профур менструация. Верку с Ядвигой и Улямой не трогаем — у них папаши — бугры, — отрапортовала предводительница девчат Тамара, по кличке Корова. Можно сгонять, привести шалашовок из шестого. Как раз у моей сестренки сейчас двое сидят…
— Ладно! Нечего время терять! Пока ты пойдешь, пока назад их и свою толстую жопу притащишь, пока их научим что надо делать. Давайте лучше выпьем! — остановил Славка Корову.
На этот раз была водка, копченая черноморская скумбрия, ранние помидоры и огурцы с дачи чьих-то родителей. После первого стаканчика ребята побледнели, раскраснелись лица девчат.
— Ух, ты, моя татарочка! — полез Мустафа под юбку татарки Раисы.
— Пока не время! Давай еще по одной! — остановил его Славка.
Время настало после третьей. Потом потные и взъерошенные проводили закуривали. Кто-то стягивал презерватив, давно ставший дефицитом.
— Ну ты и накопил! Как с голодного края! Что тебе Верка твоя не дает, что ли? — спросила Сережу Корова.
— Отчего же… Дает, — соврал парень.
— А ты — сладенький! — бормотала Корова. — Ты, когда с Веркой поссоритесь, ко мне приходи! Я — девка простая — без интеллигентских штучек-дрючек.
— По коням! — прервал ее рассуждения Славка. — Мы, девчата, ночью не вернемся. Так что приберите тут, чтобы в следующий раз трахаться культурно было! Ключ, как всегда, у тебя, Корова! Смотри, чтобы какая-нибудь бомжина не влезла, спирахет не оставила.
Без пяти минут двенадцать компания была в назначенном месте. На подходе к парку к ней присоединился Рашид. Собралось человек триста — вся молодежь микрорайона в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет. Особо выделялись девушки в черной униформе с погончиками.
— А девки то чего? — возиутился было хранитель мусульманских традиций Мустафа. — Сказали, что развлечение для мужчин…
— Эти девки тебе сто очков дадут! — оборвал его Славка. — Из ПТУ они. Кунг-фу и карате владеют в совершенстве. Их в драках пока не используют, берегут. А трахаются они только с «королями». Мы для них — сявки сопливые. Эта гвардия «бабки» от паханов и «королей» получает. Каждой по полтиннику в месяц просто так дают. А если что — по две-три сотни за ночь. Вон, Розка — их командирша. Та, бывает, по штуке за ночь отрывает, если операция успешная.
Славка указал на коротко, очень модно стриженую брюнетку, на форме которой поблескивали какие-то знаки различия — звезды и полумесяцы. Вдруг гул прошел по обрыву. Сквозь толпу пробился микроавтобус. Он остановился рядом с парапетом, ограждавшим обрыв. Из машины вышли парни в черной униформе, старшой микрорайона Галим, какие-то матерые мужики, лиц которых не разглядели. Из автобуса вытащили тумбочку. Из нее выковыряли парня и поставили под фонарем. Лицо парня было в кровоподтеках, по белой рубашке пролегли кровавые полосы.
— Эге, да это же — Илюха-студент, — протянул все знавший Славка.
— Эта падла вонючая ссучиалсь, — ткнул в печень Илюхи Галим. — Перестала выполнять наши законы. Когда он был батраком, его приходилось неоднократно гонять за несвоевременную уплату оброка…
— Меня мать одна растила! Где ей было взять четвертной в месяц?! — выкрикнул Илюха, но осекся и захватал ртом воздух, получив от Галима удар ребром ладони по горлу.
— Солдатом он тоже был плохим! Силком приходилось тащить на разборки, — продолжил Галим.
— Галимчик! У мамы плохое сердце — ее нельзя было волновать! — хрипел, опершись о стол Илюха.
— У моей мамы тоже плохое сердце. Только я, вот, четыре срока отмотал! С одиннадцати лет по лагерям и колониям мотаюсь. Почему моя мама умерла от горя, когда я за всех нас по кичманам парился, а ты свою маму бережешь? А последние полгода ты вообще от нас отбился. Мы тебя и как человека просили: «Будь с обществом!»
— Галимчик! Я ведь — студент!
— От солдатчины освобождает только тюрьма или армия. А ты — студент! Заметь, не зек, не кашеед. Мы через верных ребят в военкомате справились. Тебе повестка только в июне должна прийти, а ты еще в ноябре от нас откололся. В другой город уехал — думал: мы там тебя не достанем. А призываться то тебе, козел позорный отсюда, из Казани! Вот и свиделись. Словом, паханы потолковали, решили, что Илюху править надо… Есть другие мнения? Нет? Никто ничего не хочет сказать? — обратился Галим к толпе.
— Ребята, миленькие! — заплакал, упав на колени, студент. — Я все буду делать! Ногтями землю рыть буду!
— Лезь в тумбочку, медуза! — ударила его высоким сапогом Роза.
Девушки в униформе обступили Илюху. Было видно, как поднимаются их изящные ножки, наносят студенту беспощадные удары. «По яйцам ему дай! По яйцам! Вот так!» — слышалось из-за девичьих спин. Сережа увидел, как между сапожек пролезла илюхина рука. На нее опустился острый каблучок и разбив косточки пальцев до крови, завертелся на них. Илюху затолкали в тумбочку, захлопнули дверцы. Сквозь них потекла кровь.
— Караул! Милиция! Убивают! — закричал Илюха, сотрясая тумбочку.
Сильными накаченными руками девчата подхватили тумбочку, перекинули ее через парапет. Серже показалось вечностью, пока истошный вопль студента не сменил треск досок и костей.
— Да-а, — протянул Славка. — Лететь тут метров тридцать…
— Теперь, кто хочет, может посмотреть, что стало с отступником, — картинно пригласил Галим.
Микроавтобус направил фары вниз, на небольшую залитую цементом площадку под обрывом. Среди темных обломков тумбочки белело то, что некогда было Илюхой.
— Сейчас — по домам! — скомандовал Галим. — Помните: так будет с каждым, кто не захочет жить по нашим законам!
Картины расправы стояли перед глазами у Сережи во время пути домой. Он почувствовал позывы к рвоте. Славка протянул ему початую бутылку водки. Сделав несколько глотков, Сережа услышал: «Что, детский сад, мокро в штанишках?» Обернувшись, компания увидела Розу в сопровождении девчат в униформе и почтительно склонившегося к ней грозного Рашида.
— А вот этот, с бутылкой, ничего! — указала Роза на Сережу. — Как-нибудь потом познакомь нас поближе!
— Конечно, конечно! — закивал Рашид.
На следующее утро Славку, Мустафу и еще кое-кого из «неблагонадежных» вызвали в милицию. На вопросы следователей их ответы были однотипны: «Весь вечер находились дома, ничего не знаем». Через два дня директора школы и ПТУ пошли жаловаться в райком партии: «Выпускные экзамены на носу, а детей от учебы отрывают! Пусть милиция сама разбирается, что к чему!» Никому не хотелось уголовного дела до выпуска. «Выдадим аттестаты об окончании, а там они уже — вроде не наши!» — такова была логика педагогов.
На время выпускных экзаменов война затихла, с тем чтобы разгореться с новой силой после их окончания. Полусонным, ничего не знавшим ребятам понаставили троек и четверок, а кому-то даже — пятерок. За три дня до выпускного вечера Славку, старшого школы — Мустафу и некоторых других вызвал директор школы Ефим Петрович.
— Ребята, выпускной вечер приближается… — начал было он.
— Что ваш выпускной вечер? Суходрочка! — нагло заявил Мустафа. — Неинтересен он нам! Выдайте аттестаты — и айда по домам!
— Нет нам резона под ваши вшивенькие виа изгиляться, — поддержал его Славка.
— Раньше всех в Кремль возили, или на пароходах по Волге катали, а теперь сиди всю ночь в школе, как арестанты! — начал торговаться Мустафа.
— Ребята, вы все в этой школе десять лет учились. Почти все, с первого класса! Отдайте ей только один последний вечер! — принялся упрашивать Ефим Петрович. — Вы же знаете: не я ввел этот порядок…
— Хватит нам время терять! Или мы всю ночь катаемся на речном трамвае по Волге, или вы никого на выпускной вечер не заманите! Вам же хуже будет! Сорвете мероприятие — в РОНО (районном отделе народного образования — авт.) и райкоме вас за это не похвалят! — отрезал Славка.
— Катание — это не вопрос! Пароходство всегда шло нам навстречу. Автобусы, чтобы в порт отвезти, — тоже не проблема. В РОНО трудно договориться будет — там такие бюрократы!
— Это — уже ваши трудности! А порядок на палубе мы обеспечим! — заверил его Мустафа.
3
Нудно шло катание на речном трамвайчике с гордым названием «Свияга». Играл вокально-инструментальный ансамбль — испитые сорокалетние мужики в иностранных шмотках. Отплясывали на палубе в голубых и розовых платьицах девушки. Парни, одетые по случаю выпуска в серые костюмы, стояли вдоль борта. Под навесом сбились в кучку учителя и отличники. Временами парни и девчата спускались в трюмную каюту, где выпускницы оставили сумочки. В них предусмотрительно сложили выпивку. Молодежь предвидела, что выпить не дадут. Ее опасения подтвердились, когда, спустившись в буфет спросили, есть ли выпивка и получили ответ:
— Перестройка, мать ее! Уже два года на сухую катаем…
Тогда и приложились к запасам по первой. В перерывах между танцами курили на корме, закусывали в буфете черствыми коржиками и задеревеневшим чак чаком (татарское национальное блюдо из теста с медом — авт.). «Грелись» время от времени и мужики из виа. Учуяв, что от выпускников пахнет спиртным, «дернули» и учителя. Ефима Петровича потянуло на откровенные разговоры с ребятами.
— Прекрасные вы ребята! — рассуждал он под снисходительные усмешки парней. — Ваше поколение — лучше нашего! Оно больше знает, более практично и целеустремленно. Разницу между нашими поколениями можно проиллюстрировать анекдотом. Профессор хочет помочь на экзамене студенту. «Какой химический материал сходен с тем, чем вы занимаетесь с девушкой в подъезде, провожая ее домой?» — спрашивает он. «Знаю, профессор! Ебанит!» — отвечает студент. «Ну зачем же так круто, голубчик? Я имел в виду целлюлоза…» Вот и вы — максималисты. Всего вам хочется сразу, быстро, с минимальными затратами труда. А в жизни, к сожалению, все не так просто. И всего вам придется хлебнуть, хотя и меньше, чем нашему поколению.
— Чего же нам придется хлебать, Ефим Петрович? Разве, что перестройку? — вклинился в его рассуждения Славка.
— И перестройку тоже! Вон какая война идет в Афганистане! Из одной нашей школы скольких ребят в цинковых гробах привезли…
— Ефим Петрович! Можно вас на минуточку? — возникла перед компанией перепуганная завуч Агнесса Львовна.
— Что там еще? — спросил директор, отойдя с Агнессой Львовной.
— Козлов и Гиттауллина заперлись в мужском туалете!
— Это — не страшно, Агнесса Львовна! Хуже, когда вдвоем запираются два парня.
— Но ведь — это же аморальное поведение! Это — разложенчество!
— Полноте, голубушка! Они уже давно разложились. Их не по углам гонять, а пожалеть надо! Еще несколько месяцев и попадут парни в армию. Многие, думаю, что большинство — окажутся в Афганистане. Сколько их вернется оттуда? И сколько их вернется целыми? Знаю одно — все вернутся нравственными калеками и с искалеченной психикой.
Оркестр, между тем, сделал еще один перерыв. Музыканты снова «грелись», когда руководитель ансамбля — лысоватый Юрасик, прихватил за руку проходившую мимо Корову.
— Ну что, тёлочки, выпьете с нами? — спросил он ее и оказавшуюся рядом Раису.
— Не мешало бы… — согласилась Корова.
— Какие планы после мероприятия? — поинтересовался, выпив, Юрасик.
— Никаких, — обнадежила Корова, рассчитывая получить еще выпивки.
— Может быть, махнем ко мне? Послушаем хорошую музыку, видик покрутим. Я из Москвы с гастролей хорошие фильмики привез. Есть и гала-концерты, и про ниньдзь…
— А порнушка есть? — нагло спросила Раиса. — Я очень люблю порнушку!
— И порнушка есть, и кофеёк растворимый бразильский…
— Что кофеек? Покрепче бы чего! — мечтательно потянулась Корова.
— Есть виски «Тичер», тоже из Москвы привез. Кореш там у меня в валютном ресторане играет — достал. И сигареты «Кент» покурим. Заметано?
— Заметано, заметано… Давай еще выпьем, а то холодно что-то, — подвела итог беседы Корова.
— Стас! Я договорился с девочками! Достань еще бутылку! — крикнул Юрасик долговязому плейбою с длинными сальными патлами и запорожскими усами.
Тот выдернул из футляра из-под синтезатора бутылку вина «Волжское».
В седьмом часу утра нудятина закончилась. У причала выпускников ждали автобусы. Неожиданно быстро собрали свое имущество музыканты.
— Поехали, тёлочки! — остановил у сходней Юрасик Корову и Раису. — Вон моя «тачка» стоит.
— Что вы, дяденька! Вы же выпивали! Как за руль сядете? Опасно с вами ехать. Да и спать мы хотим — устали! — попробовала протиснуться мимо Корова.
— А как же ваше обещание порнушку с нами посмотреть, музыку послушать? — сжал ее руку Юрасик.
— Дяденька! Малолетки мы! Нам в постельку, бай-бай пора! Вы же потом с нами хлопот не оберетесь! — урезонивала музыканта Корова.
— Как пить на халяву — так большие! Как отдавать долги — так маленькие?! — возмутился не терпевший возражений Юрасик. — Быстро в машину!
— Что за дела? — остановился рядом с ними Славка.
— Дяденьки хотят, чтобы мы посмотрели с ними порнушку со всеми вытекающими последствиями, — сообщила Раиса, которую подталкивал к трапу Стас.
— Вот оно что? — протянул Мустафа, глаза которого стали еще более узкими.
— Давай, давай — проходи! Не задерживай движение! — оттер его от группы блондин с выкрашенными в черное прядями на любу.
Подтянулись и другие музыканты. Они видели, что учителей уже нет, а хилых на вид пацанов нет уж много.
— Иди на горшок, сыночек! — оттолкнул Славку Юрасик, выпустив на миг руку Коровы.
— Вот тебе, Макаревич х…в! — Славка ударил Юрасика в лоб.
Музыкант повалился на канаты, перекинулся через них и, подняв фонтан брызг, погрузился в грязные портовые воды. В тот же миг растянулся на палубе блондин, которого Мустафа ударил ладонью по виску, а затем добил ногой по челюсти. Сережа, Боренька и Шабака, достав из пиджаков велосипедные цепи, бросились на остальных музыкантов. Те заметались, начали отступать на корму.
— Мулявина долбанного за борт! — велел Мустафа.
Корова уже схватила Стаса за ноги, а Славка угостил его цепью по спине. Секунда — и Стас, взмахнув руками, перелетел через борт. Капитан и матросы речного трамвайчика не вмешивались. Они наблюдали за схваткой из рубки. Пара музыкантов заколотила кулаками по стальным дверям. Речники безучастно посмотрели на них и не открыли. Получив цепями по спинам от подоспевших Шабаки и Сережи, музыканты прыгнули сами за борт. Остальные участники виа попрятались в трюме. Искорежив инструменты и музыкальную аппаратуру, ребята бросились в сторону от автобусов. Их сопровождали сбросившие туфельки Корова и Раиса. Никто не слышал, как бушевали вытащенные из воды Юрасик и Стас.
— Сучки, б… шки малолетние, засранки! Мы их поили, а они нас так продинамили! — верещал Юрасик, стараясь отлепить от себя остатки американской бумажной куртки, почерневшей от мазута.
— Ваши сопляки нам аппаратуры на пять тысяч переломали! Сейчас позвоним в милицию — всех на х… пересажаем! — вопил Стас, прыгая перед Ефимом Петровичем.
— Подождите, подождите, молодые люди! Я вам не советую звонить ни в какую милицию! — неожиданно жестко ответил директор школы.
— Это почему же? — оторопело спросил Юрасик.
— А потому что вам же хуже будет! Налицо растление малолетних, попытка совершить изнасилование, злостное хулиганство. Мы все видели, как вы, Юрасик, ударили нашего ученика, вступившегося за честь девушек. Мы тоже возбудим против вас встречное уголовное дело. Года по три зоны вам будет обеспечено. Давайте лучше так: мы откажемся от наших претензий, а вы — от ваших, — с этими словами Ефим Петрович пошел к автобусу.
— Ах, ты, гаденыш! — устремился вслед за ним Стас.
— Но, но! Еще раз искупаться захотел? — строго спросил, полуобернувшись, директор. — Давай! Вон у меня полных два «Икаруса» учеников сидит. Живо еще раз за борт сыграешь!
— Ну и молодежь пошла! Курят, пьют, трахаются! Чтобы мы еще раз играли за гроши в этой долбаной школе?! А этому директору, сраному, очки бы разбить не мешало! Чтобы нормальных советских людей воспитывал, а не гопоту! — кляли вслед Ефиму Петровичу школу и учеников служители муз.
Оставив за спиной причал с речными трамвайчиками, компания оказалась на припортовом пустыре, тянувшимся вдоль реки. Это была «нейтральная» территория между двумя микрорайонами. Молодежь сюда не совалась — здесь была территория взрослых дяденек. Здесь они пили, разбирались друг с другом, временами оставляя после себя трупы. Вместе с тем это была самая короткая и безопасная дорога домой. Девчата обулись и кляли грязь пустыря, его загаженность старыми автомобильными покрышками, ящиками, каким-то бесформенным металлом, пустыми бочками. Под ногами в изобилии валялись бутылки, окурки, проржавевшие консервные банки. Пахло речной водой, полынью, мазутом и застарелым дерьмом. Внезапно компания сделала стойку, подобно своре охотничьих собак. Из-за груды ящиков появилась пара.
— Тьфу, зараза! Весь подол мне затрухал! — недовольно ворчала девушка.
— Да брось ты, Джейн! Соскучился ведь! У тебя то заработки в Москве, то эти б… ские экзамены, — отвечал парень.
Молодые люди были из соседнего, противоборствующего района. В минуту компания окружила их.
— Да ведь это — октябрьские! — определил противников Мустафа.
— Отвали, гондоны! — выхватил самопал парень.
Однако ловкий Славка сзади накинул ему на шею цепь, захлестнул ее. Другие ребята навалились на руки захрипевшего парня, обезоружили его. Шабака схватил ящик и начал им бить парня по голове. Попытавшуюся рвануть в сторону девушку перехватила Корова. Крепко обняла ее, не дав возможности обороняться руками. Джейн попыталась отбиться ногами, но получив от Раисы-татарки несколько крепких пинков по коленкам и животу, обмякла и глухо стонала:
— Пусти, сука! Пусти!
— Сейчас мы посмотрим, что у тебя в ридикюле, — подняла сумочку жертвы Раиса. — Так, стилет — пригодится! Пилюльки противозачаточные французские — сойдут! Спиралька, чтобы не залететь! Презервативы американские с усиками — давно даже советских нет в продаже… Годятся! Косметика тайваньская, сигареты «Мальборо», зажигалка «Ронсон»… Да ты — б… на — не иначе как в Москву с иностранцами перепихнуться за баксы ездила, пока мы на экзаменах припухали. Точно, три сотни! Кто с такими «бабками» на выпускной вечер ходит? Только проститутки!
С этими словами татарка запустила руку в пышную прическу Джейн и принялась рвать ей волосы. В сторонке парни обрабатывали кавалера. Ему надели на голову ящик и молотили по нему какими-то тяжелыми железяками. Парень мычал, вертелся, пока ему не дали по хребту распредвалом. На упавшего на колени посыпались новые, еще более тяжелые удары. Под ящиком что-то затрещало, и молодой человек затих, вытянувшись на отбросах. Его продолжали бить. И только когда ящик развалился и под ним обнажилось кроваво-красное месиво, бывшее некогда головой, ребята поняли, что совершили непоправимое. Джейн, с которой успели сорвать золотые побрякушки, и теперь рвали лицо ногтями, дико закричала. Вырвавшись из объятий Коровы, она нанесла удар страшной силы по челюсти татарки. Раиса полетела в кучу дерьма. Джейн отскочила от опешившей Коровы и погрузила в ее половой орган острый носок туфельки. Та с воем опустилась на землю, завертелась на ней. Спотыкаясь, Джейн побежала через пустырь к спасительным улицам. Славка взвел курок самопала и вскинул руку. Треснул выстрел. Джейн, сделав несколько нетвердых шагов, упала на пепелище костра. Когда к ней подошли, по голубому платью уже перестало расплываться кровавое пятно.
— Надо же! — пробормотал Славка. — Я ей в срачень целил…
Тело перевернули на спину. В остекленевших голубых глазах убитой отражалось небо, затянутое грозовыми тучами. Трупы столкнули в воду. Туда же полетели орудия убийства и сумочка Джейн. С трудом отобрали у всхлипывавшей Раисы украшения ее жертвы.
— Твари! Пидарасы! — причитала татарка. — У меня сроду таких цацок не было!
— Ты, что, курва, под вышку нас подвести хочешь? — зло спросил Славка, забросив золото в воду, подальше от берега. — Теперь рвем когти — и молчок! Гроза сейчас будет- все следы смоет.
Середина лета прошла у Сережи в подготовке к сдаче вступительных экзаменов. Отец, видя, что с парнем происходит что-то неладное отправил его к сестре, в дачный поселок на волжских островах. Тетка и ее муж — авиаконструкторы — взялись за племяша. Физика и математика по вузовским учебникам, русский язык и литература (им занималась соседка по даче — заслуженный учитель республики) сочетались с купаниями, прогулками и рыбалкой. Загорелый Сережа приезжал на экзамен, сдавал его и, не заходя домой, уезжал на острова. Также, не заезжая домой, отправился он с родителями на базу отдыха на Кавказ, прочитав свою фамилию в списке зачисленных в институт. В Казань семья вернулась за несколько дней до начала учебного года. Снова Сережа не дошел до Верочки, повстречав у подъезда Славку и Мустафу. Мустафа поступил на вечернее отделение техникума советской торговли и днем мантулил подсобным рабочим в магазине. Славка болтался без дела.
— А зачем жопу рвать — где-то вкалывать — если через два месяца заберут в армию? — ответил он на вопрос наивного Сережи о планах на будущее.
Сереже сказали, что Шабака с Боренькой тоже не у дел — воюют с «октябрьскими». Из парней в вузы поступили только двое, из девчонок — пятеро. Остальные либо работали, либо болтались. Сказали Сереже, что «хаза» прикрыта. Ключи у Славки и Коровы забрал Рашид. Там побелили, притащили кое-какую-то мебелишку. Теперь там живут неизвестные взрослые дяденьки, а пацанам Рашид запретил даже приближаться к чердаку.
— Верно, какие-то беглые на нашей «хазе» кантуются, — предположил Славка. — А мы трахаемся в антисанитарных условиях — в теремках на детской площадке. Девки говорят, что пока тепло будут еще там давать. А пойдут дожди, сказали, — не обессудьте — не будем сраки морозить! Да и вообще, говорят, — вы еще пацаны, вам армию отбывать. А нам делом заниматься надо — семьи создавать. Словом, грусть-тоска!
— А ты опять к Верке собрался? — спросил Мустафа. — Брось, брат! Не ходи! Ее папаша чем-то перед паханами проштрафился. Теперь и его, и всю семью напрягать будут. Ты — парень наш, а они — отрезанные ломти. Им лучше из Казани уехать. Словом, велели тебе паханы от этой девки отстать — не терять свой авторитет.
— А если не отстану? — вскипел Сережа.
— Сам знаешь, что бывает с отступниками. Сначала отбуцкают. Если не поможет — правилку устроят.
— Что же будет с Верочкой?!
— Трахать ее, наверное, будут. Потом лицо попортят. Может, просто попугают… Не знаем, что паханы придумают. Одно скажем: отвали от нее, не ищи на свою жопу приключений!
— Да ладно! «Бабки» есть, пойдем в «гадюшнике» посидим! Там всегда
можно кого-нибудь подцепить. Лярв на наш век хватит!
В «гадюшнике» — молодежном кафе, не смотря на дефицит табачных изделий в городе, висел сигаретный дым. На введенный Горбачевым «сухой закон» Казань реагировала по-своему. Когда Славка попросил бутылку минералки и подмигнул официантке, та принесла водку в бутылке из-под нарзана. Под скудную закуску троица заливала сережину утрату. Кругом были все свои — из микрорайона.
— Ты, брат, не грусти! Сейчас подберем тебе кого-нибудь. А то можно немного подождать — девки из нашего класса после работы придут. Можно будет с ними в сортире подолбиться. Там у дяди Васи — швейцара есть закуток, где он инвентарь держит. Он там диванчик поставил, за трояк пускает потрахаться. Все лучше, чем на детской площадке! А когда занято, можно в кабинке для сранья влундить. Он за это всего рубль берет. Так что не переживай! Дырку мы тебе найдем. Облегчишь яйца! — уговаривал Сережу Славка.
В кафе было полно незнакомых девчат. Они потягивали, кто — «нарзан», кто напиток «Буратино» (в этих бутылках подавали крепленое вино). Время от времени кто-нибудь из них в сопровождении ребят из-за соседнего столика направлялся к туалету. Потихоньку Сережу начало развозить. Довольные Славка и Мустафа переглянулись. Парни заказали еще одну бутылку «нарзана». Расторопный Славка перетащил из-за соседнего столика пару девчонок — вялых и циничных пететеушниц. Они уже успели сходить в туалет с ребятами из техникума, и когда те ушли, искали новых приключений. Какое-то время шел треп обо всем и не о чем. Наконец, одна — пухлая блондинка сказала Сереже: «Пойдем, что ли, в туалет». Парень не успел отреагировать на предложение. В фужер девицы, шелестя виргинским ароматом, упал окурок, и низкий женский голос повелительно сказал:
— Иди, проссысь, доченька, на дорогу! И чтобы духа вашего здесь не было!
У столика стояла Роза в окружении черной униформы. Девчонки заикали от страха, а сережина несостоявшаяся партнерша даже бзднула. Не прошло и минуты, как из словно ветром унесло. Роза по-хозяйски села на освободившееся место. На глазах у растерявшейся компании она налила себе рюмку и, лихо опрокинув ее, спросила:
— Поехали?
— К-куда? — тоже слегка икнул Сережа.
— Здесь недалеко!
— З-зачем?
— Там узнаешь. А вообще-то ты задаешь слишком много вопросов. Поехали!
— Не дергайся, сынок, не то яички отрежем! — дыхнула ему перегаром в ухо высокая косоватая девица. — Роза, этих шплинтов тоже возьмем?
— Ну их! Сегодня у нас работа. На лесбосе перебьетесь! А вы, мальчики, гуляйте! — обернулась Роза к Славке и Мустафе.
Сережу вытолкнули из «гадюшника» и усадили в стоявшее рядом такси. Еще одно рядом ждало розину компанию.
— Как всегда? — спросил водитель.
— Да, по старому адресу! — приказала предводительница.
Сережу привезли в общежитие ПТУ — обшарпанную пятиэтажку. Резиденцией розиной команды была трехкомнатная квартира со стенами, оклеенными вырезками из западных журналов — фотографиями накаченных девиц с неимоверно большими грудями. Приметил Сережа на стенах и пару мужиков с пенисами до колен. Тоже было в комнате, которую занимала Роза. Там фотографии висели вперемешку с портретами Ленина и Горбачева.
— Нравится хата? — спросила косоватая.
— Вожди-то зачем? — удивился Сережа.
— Была тут комендантша — дура идейная. Пусть, говорит, вожди видят, чем вы занимаетесь. Комендантша свое получила, отмучилась… А, вожди пусть висят — смеха ради!
— Попридержи язык! Болтаешь много! — оборвала косоватую Роза.
Сереже припомнился случай, когда зимой пропала комендантша одного из общежитий. По весне ее со следами пыток нашли внутри растаявшей снежной бабы.
— Выбирай, сынок, под кем из вождей трахать тебя будем. Под Лениным или под Горбачевым? Поскорее раздевайся! У нас на вечер мероприятие запланировано…
Не успел Сережа начать раздеваться, как Роза приказала косоватой:
— Подстегни его, Стелла!
Ремень со свистом рассек воздух и опустился на спину парня. Сережа попытался рвануться к обидчице, но другой ремень, бывший в руках Розы, прошелся по его плечам. Его стегали до тех пор, пока он не сбросил одежду. Роза скинула английскую кожаную куртку и осталась в черной кожаной жилетке, мини-юбке и высоких сапогах. Она уложила Сережу на широкую кровать и склонилась над ним… Сережа вскоре кончил с чувством ненависти к насиловавшей его девице. Роза резко ударила парня ребром ладони в солнечное сплетение.
— Вот тебе, сука, за то, что не подмытый!
Сквозь разлившуюся перед глазами синеватую пелену Сережа видел, как в комнату вошла совершенно голая Стелла. Между ног у нее висело нечто похожее на мужской половой орган.
— Разогрей его! — велела Роза.
Стелла прижалась к сережиной спине и начала тереться о нее грудью. В этот момент в лицо Сережи уткнулось что-то мохнатое, пахшее заграничными интимными антиперсперантами… После, улыбнувшись, словно в забытье, Роза выскользнула из-под Сережи. Она блаженствовала, тяжело дыша, и поблескивая испариной. Сзади покусывала сережино плечо косоватая.
.- Пшел вон, мозгляк! — с пренебрежением ответила та.
— Розочка, можно я с ним дотрахаюсь? — попросила Стелла
— Охренела?! Этот мальчик будет трахать меня, когда я тебя трахать устану, — разъяснила ситуацию предводительница.
Парень увидел, как обтирает фаллоимитатор, которым его насиловали, Роза. Она ударила Сережу искусственным членом по лбу и засмеялась:
— Стелла, проводи это существо, чтобы его наши профуру не трахнули!
Косоватая не дала Сереже даже одеться. Грубо толкая парня, она вышвырнула его из квартиры. Пока он одевался на лестнице, услышал как щебетала в квартире Стелла:
— Розочка! Может быть, дадим нашим девочкам выпить?
— Перебьются! Нам на дело идти! В драке с похмелюги злее будут!
Качаясь, брел Сережа домой. Болела попа, слезы душили его. Впервые в жизни с ним поступили так подло и жестоко, а затем без сожаления выбросили, словно использованный презерватив. Он доплелся до своей квартиры и упал на кровать. Рыдания вырвались из его груди. Вдруг унося его собственные переживания, мозг юноши пронзила мысль:
— Как же Верочка?» Ведь с его любовью будет тоже, что сделали с ним. Ее будут насиловать жестко и цинично. А потом могут беспощадно убить. Как помочь? Как спасти Верочку?
Внезапно Сережа вспомнил, что в ящике его стола лежат две самодельные гранаты, которые ему дали Рашид и Славка. Разыскав оружие, Сережа завернул гранаты в платок. В считанные минуты он возник у верочкиных дверей. Оттуда лились звуки оперы «Порги и Бесс». Сережа позвонил. Ему долго не открывали. Наконец, выпорхнула раскрасневшаяся, с помятой прической Верочка.
— А, это — ты… — небрежно уронила она. — Тебя так долго не было…
— Верочка! Мне надо срочно поговорить с тобой!
— Сегодня ты не ко времени, родной!
— Дело очень важное и очень срочное, — впирался в квартиру Сережа.
— Сереженька, миленький! У меня гости! — пыталась преградить дорогу Верочка.
— Хорошо! Удели мне хотя бы минуту! Хоть здесь, в прихожей, хоть на лестнице!
— Будь по-твоему! Только ради Бога, быстрее! — поджала губки девушка.
— Верочка, где же ты? — капризно прозвучал из гостиной хорошо поставленный баритон.
— Кто это? — обескураженно спросил Сережа.
— Это — Александр, мой новый друг. Он — студент театрального училища. Ты знаешь его родителей, — Верочка назвала фамилии заслуженных артистов республики, ведущих актеров драматического театра, снявшихся в недавно вышедшем на экраны сериале.
— А-а-а… — рассеянно промямлил Сережа.
— Милый, мы не виделись целое лето. Я так скучала! И вдруг случайно познакомилась с Александром. Отец получил дачный участок. Оказалось, что мы соседи. Александр такой интересный! Он так много знает! С ним весело и приятно. Он уже снялся в нескольких телефильмах для молодежи. Участвует в массовых сценах в драматическом театре и в оперном.
— Как же наши отношения?
— Это — совсем другое, Сереженька! Это было детство. Оно ушло в прошлое. Теперь нам надо браться за ум — учиться. А с тобой мы останемся хорошими друзьями на всю жизнь. Хорошо?
— Конечно, Верочка! Только я зашел по делу.
— Пожалуйста, Сереженька, скорее! Мне неудобно перед Александром — мы заставляем его ждать!
— Верочка, милая моя! Сейчас идет война между районами!
— Я это знаю…
— Сейчас не щадят никого, даже девчонок! На улицах очень опасно!
— Александр сумеет защитить меня! Он такой смелый!
— Александр не всегда может оказаться рядом…
— Думаю, что теперь мы будем рядом всегда.
— Даже он не всегда сможет защитить тебя. Прошу: возьми этот пакет!
— Что здесь?
— Гранаты. Ими ты сможешь отбиться!
— Сереженька! Какой же ты еще маленький! Мальчишка, да и только! Ну, какие гранаты? О чем ты говоришь?
— Верочка, пока не пообещаешь, что всегда будешь носить их при себе, я никуда не уйду!
— Ну, хорошо, хорошо. Давай свои гранаты, анархист! — девушка небрежно опустила сверток в сумочку. — Что еще?
— Все! Спасибо, что ты была у меня! Прощай, Верочка!
— Что ты, Сереженька! Зачем же так? Ведь мы — друзья?
— Конечно, конечно! Не утешай меня! Я сильный! Я переживу это! — поспешил к двери Сережа.
— Вот глупый! — пробормотала девушка и забыла про оставленные в сумочке гранаты.
Она впорхнула в комнату, где скучал у магнитофона Александр — вальяжный молодой человек, одетый во все американское. Верочка опустилась к нему на колени, и также, как когда-то Сереже, провела рукой по щеке.
— Кто это был? — спросил молодой человек.
— Да так… Один знакомый. Молодой дурачок!
— Извини, Верочка! Сейчас мне надо бежать! В семь спектакль в драмтеатре, я в нем занят. Правда, в последнем акте, но пока загримируешься, оденешься…
— Ой, как интересно! А что сегодня в «Драме»?
— Мутота — «Фронт» Корнейчука. Агитка советская… Но платят, а главное — известность у публики. У меня через полтора года выпуск. Сегодня не приглашаю. Вот послезавтра у нас «Утиная охота». Видела? Сходи! Я оставлю тебе контрамарку. Словом, послезавтра заскочу за тобой часиков в пять. Посмотрим театр, а потом посидим в кафе ВТО.
— Ой, Сашенька, как здорово! А завтра мы увидимся?
— Завтра, Верунчик, у меня сценическое движение. Преподаватель такой зануда! Гоняет нас, как старшина в армии. А пропустить нельзя — напакостит. Ну, пока! До послезавтра.
Однако послезавтра не наступило. Вечером следующего дня к ехавшей на трамвае Верочке подсел парень.
— Пойдем, крошка, развлечемся! — небрежно бросил он, обдав девушку запахом дешевого вина.
Оторвавшись от книги, Верочка заметила, что за ее спиной плюхнулись на сиденье еще двое парней.
— Ну что ты выпендриваешься, фря? — впился в лодыжку Верочке парень. — Сейчас наша остановка. Хата свободна, выпить есть. Отрывай жопу от лавочки!
— Уйди! — попыталась оттолкнуть парня Верочка.
— Я тебе уйду! Пошли! — уже за руку схватил парень Верочку и потащил ее на себя.
— Что, пристает? — участливо спросил один из сидевших сзади. — Ты не бойся! Мы тебя проводим!
— Ребята, не надо меня провожать! Только уберите его! — попросила Верочка.
— Нет, мы проводим! Проводим! — Верочку подхватили и поволокли к дверям.
— Товарищи! Помогите, кто-нибудь! — крикнула Верочка.
Товарищи уткнулись в книжки с газетами и «оглохли». Упиравшуюся Верочку уже подтащили к дверям.
— Шеф! Торомозни! — приказали парни водителю.
Плачущую Верочку вытолкнули из вагона и поволокли в парк.
— А ты — сладкая! Не бойся — мы тебя только оттрахаем. Мучать не будем! — гоготали парни.
— Что такое?! — возвысил голос выходивший из парка пенсионер с орденскими планками на груди.
— Не лезь, дед! Видишь — девка перепила — писать и блевать хочет! — ответили ему.
— Дедушка! Умоляю вас: помогите! — обратила к старику Верочка залитое слезами лицо.
— Канай отсюда, дедок! Не вмешивайся! Пьяная она, пьяная! — как зверь оскалился на старика один из насильников.
— Черт вас разберет! Перепьются, а потом не знают, что выдумать! — бормотнул дед и быстро заковылял от греха подальше.
Получив пощечину, Верочка упала на колени. Потерял равновесие и выпустил ее парень. Девушка сумела выскользнуть из кольца. Она рванулась к выходу. Парни догнали ее. Верочка вспомнила о сережином пакете. Она выдернула его из сумочки, впилась в одну из гранат.
— Б… ский род! — отпрянули от нее парни.
— Отойдите! Прочь с дороги! — закричала Верочка, рванув какой-то стерженек на гранате.
В тот же миг вспышка ослепила ее. Верочка не почувствовала боли. Вылетевший из разорвавшейся гранаты болт вошел ей в глаз, и разрывая девичью грезы и несбывшиеся мечты, впился в мозг. Охваченная пламенем, уже мертвая Верочка упала на траву. В это время рванула от детонации вторая граната, окутав место гибели девушки мерзким, зеленоватым дымом.
Сережу подняли с постели среди ночи. Его привезли на «воронке» в городское управление внутренних дел. Молодой человек с жесткими, остекленевшими глазами усадил Сережу перед собой и сообщил, что разговор будет долгим. Он начал задавать вопросы, касавшиеся интимных отношений Сережи и Верочки. Сережа почувствовал, что произошло что-то страшное.
— Где вы были сегодня, вернее, уже вчера между семнадцатью и двадцатью часами? — спросил молодой человек Сережу.
— В библиотеке института, — ответил тот.
— Вас там видели?
— Не только видели, но и есть документальное подтверждение. У нас в институтской библиотеке автомат пробивает время получения и сдачи книг в читальном зале.
— Были ли у вашей приятельницы и ее семьи враги?
— Что-то случилось с Верочкой? — спросил Сережа, ощутив тошноту.
— Отвечайте на мои вопросы по существу! — прервал его следователь. — Так, были враги или не было?
— Не знаю! Что с Верочкой? — упорствовал Сережа.
— Плохо с твоей Верочкой! Вот, что от нее осталось! — следователь бросил на стол фотографии до неузнаваемости обгоревшего трупа.
— Нет! Это — неправда! Откуда вы взяли, что это — Верочка?
— Вот ее туфельки! Такие — одни на всю Казань! Канадские! Мать первоначально по ним и опознала. Когда в Москву, в командировку ездила, купила там в комиссионном. Триста рублей отдала… — следователь бросил на стол розовые остроносые туфельки, купленные для Верочки к выпускному балу.
— Мало тебе? Вот, ее сумочка. Узнаешь? Правда, несколько обгорела. Вот, ее студенческий билет, вот паспорт. Все это было в сумочке, найденной неподалеку от тела. Так, были враги или не было?! Давай, рассказывай! Помоги нам!
— Не знаю! — выдохнул Сережа и упал в обморок.
Очухиваясь, Сережа услышал обрывки разговора:
— Нет, товарищ майор! У парня стопроцентное алиби. Следов пыток, повреждений костей, внутренних органов экспертизой не установлено. Так точно, товарищ майор, еще со школы состояли в интимных отношениях. Ожоги на теле потерпевшей вызваны боевыми зажигательными веществами. Смерть наступила мгновенно, как показали результаты вскрытия. Болт в мозгу, отсутствуют пальцы на обеих кистях рук.
— Так, это — не убийство! Это — гибель в результате несчастного случая! Ежу понятно! Зачем парня манежите?
— Хотим выяснить: откуда у погибшей оказались взрывчатые вещества? Может быть удастся выйти на тех, кто стоит за спиной враждующих молодежных группировок…
— Слушай, старлей (старший лейтенант — авт.)! Ты, что не знаешь, как дела делаются? Несчастный случай — нет виновных! Закрывай дело! Парень, кажется, приходит в себя. Сестра! Ты чего клювом щелкаешь? Помоги парню! Придет в себя — извинитесь и доставьте домой! — закончил разговор майор.
Прежде чем медсестра начала похлопывать Сережу по щекам, он понял, что продержаться осталось недолго. Молодой человек принял решение упорно отказываться от дачи каких-либо показаний. Ведь скажи он лишнее — преступный мир расправится с ним также, как в свое время расправился он с Илюхой-студентом.
— Так были враги или не было? — попытался гнуть свое следователь.
— Не знаю… Верочка мне ничего не говорила… Плохо мне, товарищ следователь. Отправьте меня домой! У меня такое горе…
— Ладно, домой тебя я отправлю. Если что-нибудь вспомнишь — немедленно приходи ко мне! Смерть наступила в результате несчастного случая — самопроизвольного разрыва самодельной гранаты. Откуда у нее взялась эта граната? Не знаешь?
— Не знаю! Ничего я не знаю! Отпустите меня! — зарыдал Сережа.
— Да, парень! Если бы не начальство — раскрутил бы я тебя. Нутром чую — имеешь ты к взрыву отношение. Ну да ладно! Не пойман — не вор. Мне работы меньше!
Старлей налил Сереже водички. Сестра сделала парню укол и дала успокоительную таблетку. Затем его загрузили в «воронок» и отвезли домой. Сережа едва доплелся до кровати. Не отвечая на вопросы родителей, он, не раздеваясь, рухнул на нее и заснул тяжелым наркотическим сном.
Проснулся Сережа золотистым сентябрьским утром. Еще неважно соображая, прошел в туалет. Выйдя оттуда, жадно прильнул к кувшину с водой. Осушив его до дна, закурил. Что-то тяжелое, как свинцовая грозовая туча, повисло в его мозгу. Тяжесть разрасталась, давила на нервные клетки. И вдруг, подобно молнии, полыхнула ярким, синеватым светом:
— А ведь гранаты — мои! Я своими руками убил Верочку! Я — убийца!
Обморок сменила давящая пелена депрессии.
Хоронили Верочку на Северном кладбище. У авиа-объединения там была своя площадка для руководства. Из белого с черной полосой автобуса вытащили розовый в оборках гробик, и покатили на тележке к могиле. Золотясь на солнце, падали на крышку гроба и помпезно-убогие памятники желтые и красноватые листья. За гробом шли родители, приехавшие из Елабуги родственники, друзья и сослуживцы родителей. Пришла делегация от студентов, немного бывших одноклассников. Корячась, тащили юноши венки из соснового лапника. Проплыло несколько венков из бумажных цветов. Несли охапки гвоздик и выращенных в теплицах объединения белых кал. У свежевырытой ямы поджидали красномордые, полупьяные могильщики. Гробик переставили с тележки на обитый черно-красным искусственным бархатом постамент.
— Не открывать крышку! — запретил представитель МВД в штатском.
— Доченька моя, ненаглядная! — упала на гробик мать Верочки. — Не могу я в последний раз посмотреть на твое личико!
Завыли нанятые по такому случаю бабы. Завсхлипывали девчата из института и школы. Родители Сережи стояли рядом с кусавшим губы верочикным отцом.
— Не надо речей! — тихо сказал он заместителю секретаря парткома, доставшему было бумажку с отпечатанной на машинке прощальной речью.
— Какие будут распоряжения? — участливо склонился к отцу заместитель генерального директора по быту.
— Раз нельзя открывать крышку — хороните скорее! — попросил тот.
Помощник кивнул бригадиру могильщиков. Молодцы подхватили гробик и опустили его в могилу. Застучали по крышке комья глины. В несколько минут над останками Верочки вырос холмик, который усыпали цветами.
— А теперь прошу всех проехать в ресторан «Москва», помянуть нашу бедную девочку! — утерев слезы, сказал верочкин отец.
Славка, Шабака, Мустафа и Борис потянулись со всеми к автобусам. Однако они увидели, что кладбище заполняется ребятами из микрорайона. Появился Рашид.
— Не торопитесь! — приказал он. — Сейчас Галим и другие господа приедут. Верку поминать будем.
— Как же так? Ее папаша, вроде, паханам не угодил, — встрял Шабака.
— Папаша не угодил, но дочь убили другие — октябрьские. Папашу, коль у него такое горе, простили. Где Серега саратовский? — обернулся Рашид к Славке.
— Он, вроде как, чиканулся. В психушке лежит…
Молодежь окружила верочкину могилу. Из подъехавшего к ней микроавтобуса вынырнул Галим. Он влез на постамент для покойников и обратился к толпе:
— Сегодня похоронили нашу девчонку, убитую октябрьскими. Мы должны отомстить за нее! Кровь за кровь! Война с Октябрьским районом будет не на жизнь, а на смерть! Завтра в Молодежном центре дискотека. Мы все должны придти туда. Освобождаются только больные и отсутствующие в городе. Места сбора — прежние. Взять все имеющееся у каждого оружие!
— Опять разборки начинаются! — завыл Шабака
— Заткнись! — ткнул его в бок Славка.
Из микроавтобуса между тем выставляли ящики с самогоном, разбавленным гидролизным спиртом. Сбивались в кучки. Выпивали, утираясь рукавами. Табачный дым завился над могилами. Появились первые опьяневшие. Кое-где начали вспыхивать ссоры.
— Хватит! — скомандовал Галим. — Поминки окончены! Теперь все по домам!
Уехал автобус. Молодежь, предводительствуемая старшими, выстроилась в колонну и двинулась к кладбищенским воротам.
— Моя милка спит в гробу, а пристроился — е…у. Нравится — не нравится — спи моя красавица! — затянули несколько пьяных голосов.
— К нам под окна привезли, поставили покойника. А у покойника стоит аж до подоконника, — ответили с другого конца колонны.
Так с частушками и гоготом вывалились с кладбища.
— Слава Богу! В этот раз могилы не крушили и посетителей не трогали, — перекрестился вылезший из своей будочки кладбищенский сторож.
— Подбрось нас, шеф, на улицу Десять лет Октября! — велели водителю рейсового автобуса, остановившегося на конечной остановке у кладбищенских ворот.
— Ребята! Автобус идет по маршруту. Я не езжу в этот район! — попробовал возразить шофер.
— Я тебе сейчас по репе проеду! Вези, козел! — рявкнул Рашид.
Почти все оставшиеся на кладбище вбились в двойной «Икарус». Без остановок водитель доставил компанию в указанное место. Порезав обшивку сидений, и исписав панели салона матерщиной, парни разбрелись кто куда.
— Привет, Коровище! — бодро заговорил Славка, набрав из телефона-автомата номер Тамары. — Приходи на наше место! Посидим, побалдеем, водочка есть…
— Знаю я твою водочку! Опять, как в прошлый раз, напоишь денатуратом. Я с нее всю ночь блевала! И балдежь я твой знаю — снова сосать заставите. Да еще согнувшись, в детском теремке!
— Да брось, Тамара! Верку, вон, похоронили. Помянуть надо! Как-никак — наш товарищ по классу. Сереги — друга нашего девочка была…
— Кто кроме меня будет?
— Мустафа, Расиа-татарка, Шабака, Борис, Зоя-тихоня, Иринка… Словом, все наши.
— Ладно, сейчас спущусь на площадку.
— Одну нашли! Я пойду встречать, а ты звони Раисе, — сказал Славка Мустафе, повесив трубку.
Приползла и Раиса-татарка. В избушке на курьих ножках расстелили пластиковую пленку. Славка вытащил пару заначенных на кладбище бутылок самогона. Принесла несколько соленых огурчиков и маринованных помидоров Корова. Притащила хлеб и конскую колбасу Раиса. Пошел по кругу стакан, украденный из автомата по продаже газированной воды. Выпили за упокой верочкиной души.
— Сука! — рявкнула Корова. — Ты меня опять вместо водки какой-то гадостью поишь!
— Ну что ты, Тамарик? Точно — водка! Сам в кабаке «Москва» покупал. Да ты выпей еще — распробуй! Давайте за Серегу выпьем! Чтобы его в психушке не шибко лечили! Они умеют из нормальных людей психов делать.
— Б…! Ну, — чистая самогонка! — не унималась Корова, выпив вторые полстакана.
После третьей порции она сама зашебаршила у Славки в ширинке.
— Скотина! Ты когда хрен свой вонючий начнешь мыть? — строго спросила Корова Славку.
— Ты соси, соси! Это — ничего, — скороговоркой ответил тот.
Рядом проделывала тоже самое с Мустафой Раиса-татарка.
Потом Славка предложил прошвырнуться на набережную, купить водки у промышлявших там таксистов. Корова пыталась отнекиваться, что поздно и опасно, но «общество» заставило пойти и ее.
На набережной, ставшей уже пустынной, стояли две «Волги» с зелеными огоньками. Около одной из них торчала пара парней и девушка. Они торговались с водителем из-за водки. Второй шофер — дюжий детина — стоял чуть поодаль, подстраховывал товарища на случай нападения.
— Да брось ты, шеф, в натуре! Давай по двенадцать «рваных» за бутылку! — сбивал цену один из парней.
— У меня только две осталось. Я на бензин больше потрачу, пока за новой партией съезжу! — упорствовал таксист.
— Годится, шеф! Даю пятнадцать! — перебил торг Славка.
— Отчаливай, шнурок! —
Қосымшада ашу