Оглавление

Михаил Левин-Алексеев

СПРОСИ СВОЮ СОВЕСТЬ!

Моей матери Александре Ивановне и отцу-фронтовику Гавриилу Дмитриевичу, бывшему узнику фашистских концентрационных лагерей смерти, а также всем честным оперативным сотрудникам МВД, ФСБ и ГРУ, истинным Патриотам посвящается

Имена и фамилии героев, большей частью, вымышлены. Однако некоторые события отдельных глав книги имели место в действительности. Возможно, кто-нибудь из героев тех событий узнает себя на страницах этого романа. Все остальные совпадения случайны.

И придёт сильная буря, бушующая с Севера,

и повеет свежим ветром девственным.

И да очистится разум человека русского от скверны всякой,

как во время Поста великого очищается плоть наша.

И да поднимется народ русский всей грозной

статью своей величавой. Возвысится над супостатом

ему ненавистным — Иудой, глодающим его тело работящее.

И да свергнет он его рукой стальной, не дрожащей,

с плеч своих, и ударит оземь. И станется на веки

вечные времечко светлое для него, горемычного.

И явится Святая Русь-Матушка для своего народа много-

страдального истинно любящей Божьей Матерью, а не

мачехой безродной. (Автор)

Вступительное слово автора

При написании этого романа, дорогой читатель, моей рукой водили совесть, справедливость, патриотизм, обида, ненависть и политический расчёт.

Все эти составляющие человеческого ЭГО, вы обязательно уловите в моём романе.

Надеюсь, что сюжет моего романа не оставит Вас равнодушными к моим героям. Книга, что Вы держите сейчас в руках, первая в моей жизни. Задумал я её и приступил к работе над ней, будучи с семьёй в эмиграции в 2003 году. Не скрою, этот год оставил тяжёлую рану в душах членов моей семьи. Невыносимо тяжко далось нам с женой решение покинуть на длительное время Родину, взяв с собой малолетнего сына. У каждого из нас дома оставались пожилые родители со скудными пенсиями, заработанными честным и непосильным трудом. Мы их оставили один на один с той жестокой российской действительностью, поджидавшей их каждый день за порогом собственного дома. Что мы тогда могли поделать, когда на наши головы и головы миллионов россиян внезапно обрушился «чёрный август» 1998 года? Год, когда Ельцин, начал разорение собственного народа, того народа, который в 1991 году, доверив ему свои судьбы и судьбу страны, избрал его первым Президентом новой России. Если бы только люди знали, что их ждёт с этой воровской властью!? Если бы знали! Миллионы российских семей остались в то время лицом к лицу с внезапно нагрянувшей нищетой, унижением и чудовищными по своим масштабам человеческими трагедиями. Как вы уже догадались, дорогой мой друг читатель, только это обстоятельство погнало мою семью за кордон в поисках хоть какого-либо маломальского материального достатка, который нужно было заработать на будущее своему сыну. Однако вы прекрасно понимаете и, разумеется, помните, что эта беда национального масштаба коснулась далеко не всех в нашей стране. Она не коснулась тех отпетых мерзавцев во власти, которые, повинуясь своим хозяевам с Запада и Лэнгли, сознательно готовили её для народов России. Именно с ними посредством своих героев я и буду вести жестокий и бескомпромиссный бой на страницах своей книги. Именно о них я попытаюсь донести своему читателю то, о чём не говорится и не пишется на страницах продажных газет, заполонивших прилавки отечественной прессы. О том, что во властных структурах создана и тщательно отработана система, по которой уходит за рубеж стратегическое российское сырьё. Также немногие знают и о хорошо продуманном и глубоко законспирированном механизме экономической диверсии, постоянно проводимой США и западными спецслужбами против Российской Федерации. Посредством завербованных ими госчиновников из центрального аппарата власти идёт масштабное обескровливание государственной экономики. Идёт сознательное уничтожение ими нашей Родины! Это они в девяностых загнали страну в огромные кабальные долги перед МВФ — одно из главных «достижений» ельцинской эпохи правления! От Калининграда до Сахалина, от Нарьян-Мара и до Астрахани уровень жизни рядового россиянина по вине ельцинской банды упал до положения национального позора. Поэтому, дорогой мой читатель, Вам предстоит пережить с моими героями весь захватывающий драматизм бескомпромиссной схватки за правое дело с теми, кого русский народ во все времена называл не иначе как иудами и христопродавцами. Этот роман написан не разумом бывшего опера, тяжко переживающего ту ситуацию, в которой его герои начали оперативную разработку опасной группы международных преступников. Он написан жгучей и, как однажды выразился русский генерал А.И.Лебедь, «тихой ненавистью к государственным князькам», для которых грабёж страны и её народа явился целью в жизни. Автор выражает бесконечную благодарность всем своим соратникам, живущим ныне и погибшим от рук бандитов, стоявших с ним плечом к плечу в жестоком бою с организованной преступностью в сибирском регионе в девяностые годы. Бесценный опыт оперативной работы его коллег по оружию лег в основу сюжета этого романа. Наряду с этим, автор романа на всю оставшуюся жизнь пронесёт в своём сердце чувство искренней признательности преподавателям — наставникам из Омского юридического института МВД РФ. Особенно — преподавателю ОРД[1] полковнику милиции и оперу от Бога Варнавскому Александру Александровичу, обучившему автора нелёгкому искусству оперативно-агентурной работы. Своим студентам он прививал чувство справедливости и служебного долга перед простыми людьми, честными тружениками величайшей в прошлом державы, попадавшими в кровавые когти «братков». Эти простые люди испытывали перед криминалом точно такой же ужас, который испытывали во время Великой Отечественной Войны те, кто оказывался в руках гестапо или СС! А ведь бандитами были наши — русские парни! Ребята, отцы и деды которых защищали этот же народ от фашистских орд!

Дорогой читатель! Вам и только Вам судить об этом романе. Только Вы решите, удалось ли мне донести свои взгляды через те чувства и чаяния, которыми наделены мои герои-оперативники, несущие нелёгкую службу в оперативных подразделениях МВД и ФСБ во имя безопасности нашего великого Отечества. Если какому-нибудь преступнику попадётся в руки моя книга, и он прочтёт её, то пусть он знает одно: на его преступном пути всегда и везде, рано или поздно встанет опытный опер-патриот, неважно из какого ведомства — ФСБ, МВД, ГТК… Встанет и вырвет из его цепких зубов всё то, что он пытался умыкнуть у нашего народа. Как бы злодей ни камуфлировал содеянное, в какую бы страну ни спрятал достояние Отечества и какие бы «высокопоставленные» связи при этом ни использовал — истинный опер вернёт государственное добро туда, откуда оно было похищено. Даже если для этого, порой, понадобится его собственная жизнь.

 ОРД — оперативно-розыскное дело

Глава 1
Назначение

г. Новокузнецк, апрель 1996 г.

С раннего утра моросил холодный, мелкий дождь. Золотова будто кто-то пнул в бок, и он проснулся в шестом часу утра от мерзкого рявканья бесчисленной стаи ворон, облепившей ещё безлиственную крону чёрного тополя. Нехотя поднявшись с постели, Дмитрий осторожно, чтобы не разбудить жену, подошёл к окну. Форточка была распахнута, и свежий весенний ветерок, ворвавшись в комнату, нежно потрепал золотовский чуб. Светало. Дмитрий отодвинул одну половину штор, и тут же слабый свет раннего апрельского утра вырвал из темноты спальни семейную фотографию Золотовых, висевшую на стене возле кресла. От неё на Дмитрия струился нежный взгляд двух пар дорогих ему глаз — улыбающейся дочурки Ксении и его супруги Алевтины. «Господи, скорее бы лето», — шепнул себе под нос Дмитрий, вглядываясь в унылый двор с остатками куч грязного снега, ещё не успевшего растаять. Мыслями он унесся в свою недавнюю спортивную юность, в жаркий Сочи, — город, который Золотов безумно любил. Там, на бесконечных учебно-тренировочных сборах и соревнованиях, счастливо прошла и завершилась его легкоатлетическая карьера. «Ведь это было так недавно! — думал Дмитрий. — Всего каких-то одиннадцать лет назад». Ему никогда не забыть тот бешеный стук собственного сердца в ожидании выстрела судьи-стартёра на стометровке, когда твои ноги с накопленной в них годами тренировок энергией, ждут заветного выстрела, чтоб катапультой выкинуть на дистанцию твоё тело из стартовых колодок. «Затем — спринт! Быстрей! Ещё быстрее! Финиш! Табло!? Где же это чёртово табло!? Ага, вот оно! Ур-ра-а! 1. Золотов Дмитрий — „ЦС Труд“- 10.3!» Вот они, те блаженные мгновения твоей победы! А дальше? Дальше ты стоишь на цеРемонии награждения, едва сдерживая от волнения слёзы, когда тебе, как олимпийскую медаль, вручают удостоверение и заветный серебряный значок — «Мастер спорта СССР». И, наконец, то незабываемое райское наслаждение, охватывающее тебя, когда после этого ответственного старта в сезоне, ты с разбегу плюхаешься в набегающую на тебя ласковую волну Чёрного моря. «Нет!» — решил про себя Дмитрий. — Моя юность даром не прошла, есть что вспомнить! Ведь как в песне поётся: «Спорт — это жизнь! Целая жизнь! И даже немного больше…» Эту песню своей спортивной молодости Золотов любил до самозабвения.

— Дим, ты чё так рано вскочил?

От неожиданности Золотов вздрогнул всем телом и обернулся.

— Тьфу ты, ч-чёрт, как напугала! — в сердцах выругался он — Чего тебе? — недовольно спросил Дмитрий, увидев Алевтину, сидевшую на кровати.

— Сегодня же воскресенье, — сонным голосом ответила жена. — У твоего отца день рождения. Ты должен был пойти с Ксюшкой… или что, — Алевтина с упрёком взглянула на мужа, — опять есть работа?

— Да нет же. Ты… это, спи. Это я так… выспался. Всё, спи дальше! — мямлил Золотов первым, что приходило в голову. Не подав вида, Дмитрию — ох! как было неприятно оттого, что Алевтина невольно прервала его нежные воспоминания о недалёком прошлом. Сама, не осознавая того, своим неосторожным вторжением, она нечаянно вернула мужа из жаркой летней молодости в промозглую сибирскую весну. Ничего более не сказав, жена отвернулась к стене и через минуту-другую уснула. Золотов пошёл на кухню и по дороге заглянул в детскую комнату к пятилетней дочери. Ребёнок спал, как ангел. Только сопел её мокрый носик, простуженный сырым весенним ветерком на прогулке в детском саду. Поправив съехавшее набок одеяло, Дмитрий склонился над кроваткой и горячо поцеловал бархатную щёчку Ксюшки. За последние два года он стал замечать, что его отцовское чувство, помноженное на чутьё оперативника, раз за разом заставляло Золотова испытывать животный страх за дочь и её будущее. Как никто другой, он прекрасно понимал, какое суровое вРемя переживает народ. Трагизм этого вРемени ещё войдёт чёрной строкой в нормальные (а не соросовские[1]) школьные учебники истории. Его причины мы будем долго осмысливать, чтобы больше никогда, ни при каких обстоятельствах не допустить подобного разгула бандитизма, какой случился в девяностые годы ХХ века.

У Золотова неожиданно всплыла в памяти одна инспекторская проверка в ноябре 1994 года. В составе сводной комиссии ОППН[2] УВД области он участвовал в областном рейде — инспекции по работе ОППН в отдалённых городках области. В самом конце инспекторской проверки они посетили тот детский ПРП[3] ОВД Заводского района, где только что отловленные в теплотрассах и подвалах десяти-, двенадцатилетние мальчишки и девчонки с жадностью уплетали в пээрпэшной столовой казённые харчи. Полуоборванные, голодные, завшивленные, с бесконечными от антисанитарии телесными язвами, они ярко напоминали о тех послереволюционных годах, когда Совнарком молодой Советской Республики поручил Председателю ВЧК Ф.Э.Дзержинскому покончить с детской преступностью и беспризорностью. Зрелище было душераздирающее. И это происходит в наше вРемя и в нашей великой стране! Как тяжело было Золотову смотреть в эти детские глаза с недетскими взглядами! Глаза детей, видевших в этой жизни только зло, предательство и насилие пьяниц-родителей! Эти глаза, не видевшие ничего, кроме мрака и смрада подвалов, наркотиков, глаза маленьких волчат, готовых в любую секунду, ощетининевшись в драке за выживание, вцепиться в глотку такого же члена волчьей стаи. При воспоминании того рейда у Дмитрия подкатил ком к горлу. Он с ужасом на секунду представил свою Ксюшку там, среди этой беспризорной детворы, оборванную и голодную. От нахлынувшей на него злости на щеках Золотова зашевелились желваки, и он с хрустом сжал свои кулаки. В эти минуты оперативник люто ненавидел всех: их родителей, школу, милицию. А больше всех он ненавидел всю кремлёвскую банду, допустившую такое в конце ХХ века в одной из самых высокоразвитых стран мира.

«За что этим детям всё это? — спрашивал он себя. — За какие такие грехи перед людьми и Богом они терпят всё это? Ведь каждый из них и провёл-то на этой Земле всего каких-нибудь девять или одиннадцать вёсен — да и то только пять из них осознанно». Дико и больно стало оперу за нашу державу российскую. Разгорячённый такими мыслями, Дмитрий ещё раз крепко поцеловал спящего ребёнка и ушёл на кухню. Немного успокоившись, он сел за стол и заварил себе чай с «Золотым корнем». Дмитрий иногда в шутку называл его «Золотовским». Удобно устроившись на мягком кухонном диване, мужчина вновь погрузился в раздумья. Оперативник прекрасно понимал, что сейчас у него коренным образом меняется вся служба и, разумеется, с ней вся его прежняя жизнь. Как? С чего начать? Этот вопрос уже два месяца изводил Золотова до бессонницы. Дело в том, что в январе 1995 года приказом начальника ГУВД области генерал-лейтенанта Савёлова Золотова утвердили в новой для него должности начальника отделения по борьбе с коррупцией в областном Управлении по борьбе с организованной преступностью (УБОП). «Что и говорить, должностёнка крутая!» — постоянно думал Дмитрий. Но как к ней подступиться, он пока ещё не представлял. Совсем недавно, в недалёком прошлом, Золотов был простым опером ОБХСС и, к слову сказать, очень прилично знал всю судебную бухгалтерию. Рыться в бухгалтерских документах, выявлять факты замаскированных хищений — это была его стихия. Правда, ему очень везло на наставников, накрепко вдолбивших в его голову с первых шагов службы в БХСС одно золотое правило: «Только тогда ты можешь считать себя настоящим опером, когда у тебя есть, пусть небольшая, но хорошо обученная и работоспособная агентура» Этому правилу на протяжении всей службы Дмитрий Савельевич Золотов следовал неотступно. Отбор и обучение агентуры было для него что-то вроде охотничего азарта и страсти. Порой он так увлекался любимой работой, что своего начальника ОБЭП[4] городского УВД полковника Паршина своими надоедливыми расспросами о тонкостях оперативного искусства иногда доводил до бешенства. Однако в душе опытнейшему старому оперативнику было лестно видеть, как каждое сказанное им слово в конфиденциальной беседе с молодым сотрудником относительно секретов службы тщательно записывалось в золотовский конспект. Такие ученики, как лейтенант Золотов, не встречались никогда Паршину за всю почти тридцатилетнюю службу в МВД. Ну а сам Дмитрий прекрасно знал, что у Николая Ивановича за плечами просто уникальный опыт вербовки так называемой «светской агентуры», состоящей, как правило, из работников торговли, инженерно-технических работников предприятий и, разумеется, интеллигенции. Кстати сказать, полковник Паршин имел почётное звание — «Заслуженный работник МВД СССР». За что он его получил — до сих пор остаётся загадкой для всех его подчиненных оперативников. Ходили слухи, что его особо ценный пенёк[5] «сдал» ему какого-то областного партийного работника, занимавшегося скупкой иностранной валюты. На его совместную оперативную разработку Главным Управлением БХСС МВД и Вторым Управлением КГБ СССР было испрошено разрешение аж в Комитете партийного контроля при ЦК КПСС! Об этом эпизоде сам Паршин не рассказывал никому. Оно и понятно: по-видимому, был строжайший приказ «сверху»: «О тёмных делишках некоторых чиновников из партаппаратов КПСС не должен знать никто! Это внутренние дела Партии. Хотим — сами казним! Хотим — сами милуем!» Вот Паршин и молчал. За что справедливо и был удостоен звания Заслуженного Работника МВД СССР. Дмитрию полковник не единожды внушал: «Учти, Золотов, когда готовишь человека на негласное сотрудничество с органами, здесь важна каждая мелочь. Не учтёшь её — всё! Человек не пойдёт с тобой на контакт». Такое не раз случалось у самолюбивого Золотова. Однако справедливости ради нужно сказать, что рвение и дотошность молодого лейтенанта ОБЭП не оставались незамеченными у его начальства. Не оставались по простой причине — у Дмитрия «в заначке» всегда имелась свежая и, что самое главное, достаточно достоверная информация о взятках и «тёмных делах» городского начальства. Но любимым коньком опера всё же была и оставалась качественная вербовка нужного объекта. Именно такая через два с небольшим года службы у него состоялась. Ему удалось привлечь к негласному сотрудничеству главного бухгалтера одного из немногочисленных машиностроительных заводов города Светлану Данвиц. Уж как это удалось Золотову — об этом знал только он. Паршин был просто обескуражен, но, разумеется, радовался успеху своего подопечного. Через эту серьёзную даму, немку по национальности, УВД и УФСБ города была раскрыта сеть подпольных токарей-умельцев, нелегально мастеривших огнестрельное оружие кустарного производства и достаточно неплохого качества. Сбыт этой смертоносной продукции кавказским ОПГ[6] организовывал начальник заводской охраны. Дело, конечно, было не по линии ОБЭП, но достаточно грандиозное, даже в масштабах сибирского региона. Оперативная его разработка была особо ценна ещё тем, что в преступную цепь оружейных мастеров под видом покупателя был внедрён майор «седьмого флота»[7] из Дагестана. За успешную реализацию этого дела Дмитрий получил именные часы от начальника ГУВД Шакурова и был досрочно представлен к званию капитана, проходив тем самым в «старлеях» чуть более полутора лет. Всё это уже в прошлом. «Как же быть мне сейчас?» — этот вопрос он задавал себе помногу раз в день. Ведь сейчас в своём поле зрения он обязан был держать матёрых госчиновников. Обязанности службы нацеливали только на это. «Здесь уж без тонких оперативных подходов не обойтись», — справедливо рассуждал капитан УОП. — Это тебе не какие-нибудь там «торгаши» из трестов да заводские мастеришки, тянущие со своих предприятий на дачи металл или тесаную древесину. Это другой уровень, другая категория, если хотите. Здесь официальная власть со всеми своими неотъемлемыми прибамбасами. Тут деньги, постоянная драка за влияние и власть, тут межклановые, дворцовые интриги, наконец. И все они, нынешние новые «боссы» — это хорошо сплочённая команда со столичной, высокооплачиваемой адвокатской братией, плотно опекающей её «тело» от компетентных органов «государева ока». «Как воздух, — думал Дмитрий, — мне понадобятся надёжные и, главное, достоверные источники информации из их среды обитания». Приобрести из этой «компашки» надёжную агентуру для Дмитрия теперь стало делом далеко не простым. Возможно, уже «паршинской» школы тут может и не хватить. Менялся общественный строй в стране, а с ним менялся и менталитет людей. Наконец, появилось ещё одно обстоятельство, тяжким грузом ответственности ложившееся на плечи Золотова в связи с его новым назначением — это работа по своим сотрудникам. «Да-а, для меня и моих подчинённых такая работёнка будет испытанием тяжким, — нервно размышлял будущий начальник отделения по борьбе с коррупцией. — «Хватать за задницу бандюгу или там интеллигентного воришку — дело одно, но вот накрывать своих за «кривые косяки» — это уже совсем другое. Оно конечно, — продолжал размышлять Дмитрий, — с предателями, как и во все времена, было на Руси, будем обходиться жёстко и справедливо. Но, однако, правда есть и в другом — необходимо весьма тщательно разбираться со своими, не перегнув при этом палки. За этим стоят судьбы людей. А сломать судьбу человеку, не разобравшись, проще простого! Однако к подозрительным, порой даже ненавидящим наше отделение взглядам со стороны сотрудников районных ОВД, к сожалению, придётся привыкнуть, потому как для некоторых из тех, кто чувствует за собой гнилые грешки, мы теперь враги номер один, что-то вроде местного гестапо… Всё, хватит! — осадил себя оперативник, — Хорош рассусоливать и переливать из пустого в порожнее! Раз мне это выпало — значит, так тому и быть! Приказ — есть приказ!» И он ещё раз до мелочей вспомнил день своего назначения на должность.

В нашей стране Главное Управление по борьбе с организованной преступностью было создано 25 января 1989 года в связи с резким, можно сказать, катастрофическим ухудшением криминальной обстановки в СССР. Подразделения служб криминальной милиции МВД СССР, по мнению руководства Министерства и Правительства, объективно могли не справиться с надвигающейся волной открытого бандитизма. Поэтому в составе МВД появилось новое формирование со своим оперативно-розыскным аппаратом и силовым подразделением СОБР[8]. Новую силовую структуру чья-то умная голова вывела из состава СКМ[9] (что впоследствии оказалось полностью оправданным) и переподчинила напрямую Министру внутренних дел СССР. Задача новой службы заключалась в противостоянии проявлениям самого опасного вида преступности, такого как организованный вооружённый бандитизм, экономическая диверсия, и сращивание ОПС[10] с государственными аппаратами власти. Формирование новой службы, впрочем, как и любого нововведения в масштабах государства, проходило достаточно болезненно. Правда, в оперативных аппаратах ГУВД, УВД центральных областей новую службу создавали довольно резво. Сразу же начал накапливаться первый как положительный, так и, чего греха таить, отрицательный опыт. Но успехов у нового подразделения в борьбе с бандформированиями было несравненно больше. А вот до сибирских просторов это серьёзное новшество докатилось только лишь к концу 1994 года. Приказом Министра МВД РФ по Сибирскому и Дальневосточному регионам предписывалось: «Начальникам СКМ УВД, ГУВД краёв и областей в кратчайший срок выделить по несколько единиц личного состава для комплектования новых подразделений РУБОП, УБОП, ОБОП». В городе, где жил Золотов, в городской ОБОП при областном Управлении на должность начальника отделения борьбы с коррупцией и собственной безопасности претендовали два кандидата. Первым поначалу был Арсеньтьев Игорь — капитан милиции, старший оперуполномоченный ОБЭП из Орджоникидзевского РОВД, и Золотов Дмитрий из ОБЭП Центрального РОВД. Арсеньтьева категорически не отдал начальник РОВД, полковник Казанцев. Сам бывший кадровик, Казанцев молниеносно «смикитил», что с областными кадрами ГУВД за своего сотрудника воевать бесполезно, по необходимости всё равно отнимут. И он тут же предложил Игорю повышение — начальником ОБЭП райотдела, так как прежний уже собирался на пенсию. А по закону — повышение, есть повышение, тут уже областные кадры ничего предъявить не смогут. Да и Арсеньтьев в УБОП не рвался. Оставался Золотов. Тут, конечно, Паршин ничего поделать уже не мог. На должности начальников отделений своего ОБЭП уже были недавно назначены коллеги Дмитрия, а старшим оперуполномоченным он уже являлся на тот момент. Но Николаю Ивановичу отдавать талантливого сотрудника из своей службы было тяжело. Оттого у него из-за Золотова произошёл грандиозный скандал с начальником УВД города полковником Железиным. Не помогли даже связи Паршина и в ГУВД. Понять его несложно — ведущие кадры отдавать не желал никто, так как это напрямую связано с показателями раскрываемости у службы. А взять и обучить пРемудростям оперативной работы молодого паренька — это и вРемя, и, разумеется, нервы. Ко всему прочему, в то вРемя отношение на местах к нововведению МВД было откровенно скептическим. В связи с этим поначалу в новую службу отсылали по принципу: «Забери Боже, что нам негоже!» То есть людей, которые снискали на прежних местах работы недобрую репутацию в нарушении уставной дисциплины. Кстати, впоследствии это не лучшим образом отразилось на престиже нового оперативного подразделения в начальной стадии его существования. Да и если говорить, по совести, то Дмитрий тоже по поводу своего перевода особым желанием не горел. Отказывался. Областному кадровику из ГУВД уговоры Золотова видно порядком осточертели, и он, не найдя ничего лучшего, пожаловался на капризы молодого сотрудника самому Железину.

После праздников, по случаю Нового 1995 года, Золотов, как обычно, явился на работу к девяти часам утра. Ещё стоя за дверью и поворачивая ключ в замке двери своего кабинета, он услышал, что на его столе уже долго разрывается телефон. Напарника по кабинету на работе пока не было. Чертыхаясь, что замок плохо поддавался, Золотов всё же успел влететь в кабинет и, не раздеваясь, схватил трубку:

— Старший оперуполномоченный ОБЭП Золотов слушает!

— Привет, Димка! Узнал?

— Конечно! — Золотов в трубке сразу узнал знакомый, бодрый голос секретаря начальника УВД Ларису Юдину. — А-а, Лариска, привет, ласточка! Ты по мою душу, или кого-то надобно пригласить из наших? — заискивающе ласковым голосом спросил девушку Золотов.

— Нет, Дмитрий, дорогой, — в унисон ответила она ему, — вызваниваю тебя! Слушай сюда, — продолжала Юдина, — Тебя «на ковёр» к себе в 10.30 вызывает «папа»!

Золотов, как и все в городском гарнизоне знал, что Железина сотрудники называли между собой «папой» или, на худой конец, «батон».

— Когда? Сегодня что ли? — Золотов тихо, но смачно матюкнулся в сторону от трубки. На это вРемя у него была запланирована встреча со своим подопечным резидентом «Моховым». Всё срывалось.

— Димка, ты, пожалуйста, не матерись, я же всё же дама, как-никак! — обиделась девушка. — А Железин вызывает тебя по какому-то серьёзному делу. Вчера твой Паршин и Железин на таких матах таскали друг друга, что даже меня выгнали из приёмной. Двери закрыли, думали, что не слышно. Но орали по поводу твоей персоны так, что полэтажа УВД слышало. Я особо ничего не поняла, только то, что тебя переводят.

Дмитрию стало стыдно за свой язык.

— Ой, Лорка, ты прости меня за непарламентские слова, — поспешил он извиниться, — Это я так, сдуру лязгнул! — Золотов облегчённо перевёл дух. — Я-то, было, подумал, что что-то серьёзное по службе, может, где прокололся! — Дмитрий взмок от напряжения.

— Ну, так ты это, смотри не опоздай, Дим! Шеф — сам понимаешь — «опаздальщиков» не переносит! — предупредила Юдина.

— Всё, всё, Лора, я понял! Спасибо. Передай, что предупреждён, ну всё, пока! — оперативник положил трубку. «Вот зараза, наверное, Паршин сдался! — решил про себя Золотов, — Ладно, через час узнаем». Дмитрий ещё стоял у телефона, когда в кабинет вошёл его напарник Олег Матюшин. Мельком взглянув на друга, Олег спросил: «Ты чё это, Демьян, у тебя лицо такое, как будто ты вот-вот помрёшь от поноса?!» Матюшин по своему отделу БЭП имел репутацию хохмача и, конечно, не преминул и на этот раз сострить в отношении Дмитрия.

— Всё, Олежек, наверно меня пинают отсюда! — ответил Золотов, глядя в одну точку.

— Как, пинают? За что пинают и, главное, куда пинают? — всё ещё пытался шутить напарник, -Можешь объяснить толком?

— В «шестёрку» наверно, на коррупцию, начальником отделения! — нехотя ответил Золотов.

— Тьфу ты, Золотой, прям уж-таки «напужал», дружище! Я-то, было, подумал, что из органов прут! — Тут Матюшин хитро заулыбался, прищурив левый глаз. — Так это, Дмитрий, с тебя в таком случае ампула коньяка причитается, не меньше! — И тут же спохватился, — Слушай, а Паршин-то, не против?

— Ага, не против, — иронически хмыкнул Золотов, — Вчера за меня на матах с Железиным сцепился так, что чуть стёкла из его окон не повылетали!

— Откуда знаешь? — раскрыв рот, удивился Олег.

— Только что Лорка Юдина, секретарша его, по секрету поведала. Хотя, ха! — Дмитрий весело хохотнул, — Кой к чёрту секрет? Половина УВД, говорит, слышало и «ржало»! Через час «на ковре» сам велел быть!

— У-у, Демьян, с тобой уже точно всё ясно. — Матюшин сложил руки на груди крест-накрест и, как монах на молитве, посмотрел в потолок, — Я думаю, там уже всё решили. Так что, «дамочка», просьба — не суетитесь под клиентом! — загоготал Матюшин.

— Ладно тебе, Олег, хватит издеваться! — Золотов с укоризной посмотрел на друга, — Дьявол его знает, что там ещё будет! Из ОБЭП уходить мне неохота!

Тут Матюшин вышел из-за стола, подошел к Дмитрию и протянул руку:

— Ну, тогда я тебя поздравляю, Дмитрий Савельевич. Большой тебе удачи, дружок, на новом, так сказать, поприще. Да и попутного ветра в вашу нежную, прыщавую задницу»! — как всегда «изящно» пошутил Матюшин.

— Бо-ольшое тебе спасибо, дружище Битнер! — отозвался Золотов. И друзья басовито заржали.

— Ты вот что, Олежек, позвони-ка моему «Мохову» … Ну, ты его знаешь, это мой «резак»[11]… Скажи, что меня, возможно, переводят в другую структуру. Забей с ним стрелу[12] и скажи, что теперь с ним будешь работать ты. Паршин в курсе, мы на эту тему с ним говорили. Да, и ещё: на контрольной встрече скажи ему прямо, что если он и дальше будет так работать со своим кустом агентуры, как в прошлом году, то вылетит из резидентуры на свою пенсию. Бабки казенные надо отрабатывать, а то совсем уже опух дед, за полгода в его сообщениях, я только одну хреновину и видел!

— Вопросы, офицер? — шутливо обратился к Матюшину Дмитрий.

— Вапросав нэт, гэнанцвале! — с кавказским акцентом рявкнул Олег, — Пра каньяк нэ забудь, а?

— Нэ забуду! — в тон ответил Золотов.

Они пожали друг другу руки. Золотов не знал и не мог знать, что виделись они последний раз в этой жизни. Через неделю Матюшин укатит в служебную командировку в Грозный. А ещё через неделю придёт известие, что пуля семнадцатилетней чеченской девки-снайперши оборвала жизнь этого весёлого и жизнерадостного парня, осиротив тем самым двух его малолетних дочерей. Нелепую смерть друга Дмитрий перенесёт очень тяжело.

Поднимаясь на третий этаж управления, Дмитрий споткнулся о ступеньку и, если бы не ухватился вовремя за перила, то растянулся бы на лестничном марше во весь рост. «Вот ч-чёрт, нехорошая примета, не к добру это», — мелькнуло в голове.

Лариса, как всегда, была на месте и безупречно одета. Красавицей, конечно, не назовёшь, но свою точёную девичью фигуру она хранила ревностно. Её муж служил замом начальника пожарной части, что недалеко от УВД, и был в приятельских отношениях с Железиным. Это в конечном итоге и определило место её работы.

— У себя? — тихо спросил Золотов, кивнув на дверь Железина.

— У себя, — ответила девушка, — Сейчас, подожди минуточку!

Юдина отодвинула от себя какие-то бумаги, торчавшие из красной папки, на которой сияло золотом: «На подпись». Проворно выпорхнув из-за своего стола, скрылась за дверью с табличкой — «Начальник УВД, полковник милиции Железин Н. Ф.». Дмитрий же остался скучать в приёмной, с интересом разглядывая вымпелы спортивной славы УВД. Впрочем, через минуты три возвратилась секретарша и мотнула головой Золотову на дверь начальника: иди, мол, ждёт.

— Как он? — на ходу шёпотом бросил ей Дмитрий.

— Иди, не знаю… вроде не злой, — тоже шёпотом ответила Лариса.

— Разрешите, товарищ полковник?

— Входи, входи, Золотов! Уже наверно в курсе, зачем вызвал? — с порога спросил Железин и упёрся в Дмитрия тяжёлым сверлящим взглядом.

— Догадываюсь, Николай Фёдорович, — стоя навытяжку ответил оперативник.

— Ну и? — полковник вопросительно поднял брови.

— Предлагают новую должность в «шестёрке» … — нерешительно забубнил Золотов, — Областной кадровик нашего Паршина… вот, к стенке уж ставит за меня… Не знаю… смогу ли…

От такого нахального ответа подчинённого на висках начальника от ярости вздулись вены. Побагровевший Железин подскочил с кресла.

— Нет, ты понял?! Совсем обнаглел, юноша! Сегодня чтоб мухой принял должность! — зарычал он на весь кабинет, — Тебе уже не предлагают! Тебе приказывают! Мне приказали — я тебе приказываю! — наступал на него Железин. — Не хочешь — письменный отказ мне на стол! Сейчас же! И, проваливай к такой-то матери! С этого момента ты мне уже не друг и впредь на мою поддержку больше не рассчитывай! А как ты дальше будешь продвигаться при мне по службе — вопрос о-очень сложный!

Обомлевший Золотов стоял, как истукан, не зная, что ответить разъярённому полковнику.

— Ты и твой Паршин… вы оба …кровопийцы! Тому, видите ли, службу не разоряй, и этот… — Железин мотнул в сторону Золотова головой. — Заладил, как не целованная девка, — «Не смогу!» «Не знаю!» Тьфу ты, — полковник с пренебрежением сплюнул, — Противно смотреть! А ещё образцовый офицер считаешься! Сможешь, чёрт тебя задери! Или ты слюнтяй, и звать тебя — никак! Ну? Чего молчишь?

Вообще-то Золотов очень уважал этого человека. Уважал прежде всего за глубокую порядочность и человечность. Нельзя сказать, чтобы Железин относился к когорте добряков. Напротив, он был достаточно жёстким, порой даже жестоким. И если уж кто-нибудь из начальников служб за упущения попадался ему под горячую руку, то возвращался «с ковра» в мокрой от холодного пота рубашке. Однажды участковые инспектора по секрету поделились с Дмитрием одной «увлекательной историей» о своём бывшем сослуживце Марковце. Так вот тому, когда Железин узнал, что его участковый, злоупотребляя положением, вымогал за водку и сущие гроши двухкомнатную квартиру у своего подучётного алкаша, то в его же служебном кабинете «съездил» Марковцу ногой по «мужскому достоинству». Квартиру последний, разумеется, вернул, но из МВД уволился, так как, прекрасно понимал: такой «царский подарок», без подключения к делу прокуратуры, ему оказал только Железин. В противном случае, Марковцу, светили бы нары на лет эдак…

Что и говорить, любили в гарнизоне Железина и рядовые сотрудники, и офицеры. Для вверенного ему подразделения он был, что называется отцом родным, и «всыплет» кому, если есть за что, и пожалеет если тяжело. Главное, что у него была очень редкая для нашего вРемени черта характера: полковник никогда не был глух к просьбам подчиненных в разных житейских делах: квартирных, общежитейских, служебных — словом, разных. Но были и враги, люто ненавидевшие его и державшими на него камень запазухой. Этим Железин попросту не давал злоупотреблять службой. За этим он следил строжайше и самолично. Попадись ему кто-нибудь из УВД на «кривых делишках» — все! Пиши, пропало, — ни за что не пощадит! Его боялись.

Словом, Золотову, немного опомнившемуся от железинской взбучки, ничего не оставалось, как покорно взять под козырёк:

— Есть, товарищ полковник, принять должность! Извините меня, Николай Фёдорович, я вёл себя как пацан. Разрешите идти?

Обычно не очень-то улыбчивый начальник подошёл к Дмитрию и, расплывшись в отеческой улыбке, протянул руку и с жуткой силой потряс золотовскую ладонь.

— Ну, вот так-то оно, пожалуй, лучше будет! И не дрейфь, капитан, с кем мне ещё воевать против разного там жулья, если не с такими, как ты?! Успехов тебе, Димка! Дуй, давай в область сегодня же! Завтра в 10.00 ты должен быть в кадрах ГУВД у генерала Павлова на утверждении. Да, постой-ка, Павлов для меня передаст кое-какие бумаги, привезёшь нарочным. Всё. Свободен!

Если бы только Дмитрий Савельевич Золотов знал, какие испытания уготовила для него жизнь в новой должности. Но этого он ещё не знал. Как говорят, от судьбы не уйдёшь.

 Учебники, выпущенные на деньги Сороса для России, с искажением истории и охаиванием нашей духовности.

 ОППН — Отдел по предупреждению преступлений среди несовершеннолетних (бывшая инспекция по делам несовершеннолетних ИДН)

 ПРП — приемник распределитель

 ОБЭП — Отдел борьбы с экономической преступностью (бывшая служба ОБХСС).

 «Пень» — на сленге оперативных работников МВД означает — действующий агент.

 ОПГ — организованные преступные группировки.

 «Седьмой флот» — на сленге оперативного состава МВД, это служба наружного наблюдения. Бывший Седьмой отдел УР, ныне ОПО — оперативно- поисковый отдел УВД.

 СОБР — специальный отряд быстрого реагирования.

 СКМ — служба криминальной милиции.

 ОПС — организованные преступные сообщества

 «Резак» — на сленге оперативников означает «резидент».

 «Забить стрелку» — на блатном сленге означает назначить встречу.

Глава 2
Семья

г. Новкузнецк, апрель 1996 г.

Золотов проснулся от того, что его за плечо трясла дочь: «Пап, а почему ты спишь на кухне? Поедем сегодня к бабуле, ты вчера обещал! Бабуля звонила только что, и дедушка ждёт нас!» Дмитрий не заметил, как под грузом одолевших его мыслей — хороших и плохих — он заснул, сидя на кухне возле недопитой чашки кофе. В последний месяц он особо чувствовал усталость, поэтому его не удивило что, защищаясь от таких перегрузок, организм отключил его помимо воли. Золотов обнял ребёнка, притянул к себе и поцеловал.

— Ласточка ты моя, я же всё помню и знаю. Наш дедушка Савелий сегодня именинник! Нашему дедуле сегодня 80 лет! Ты меня подожди немного, я по-быстрому обмокнусь в душе, потом мы с тобой чуток перекусим чего-нибудь, и навострим лыжи к дедуле и бабуле!

Ум пятилетней девочки, принимающий всё сказанное за чистую монету, пока ещё решительно никак не мог справиться с последней фразой отца. Удивлённо посмотрев на заспанного Дмитрия широко раскрытыми глазами, Ксения серьёзно спросила: «Папа, а как мы с тобой будем „вострить“ лыжи бабушке?» Золотов от души расхохотался.

— Это папа шутит, — вошла в кухню Алефтина. — «Навострить лыжи» — это куда-нибудь пойти или поехать, — объяснила она ребёнку, — Но так говорить некрасиво, ты меня поняла?

— Ага, поняла, — кивнула Ксюшка и убежала в зал.

— А вообще отвечай ребёнку нормально, нечего её жаргоном пичкать! — процедила сквозь зубы Алефтина, — Придёт время, сама в школе ещё нахватается всякой дряни!

— Ну, ладно, ладно, я же шутил! — весело возразил жене Дмитрий. — Ты, это, мать, давай-ка чего-нибудь приготовь перекусить, только немного, у родителей всего навалом,

И Дмитрий, захлопнув за собой дверь, зашёл в ванную комнату. В прихожей раздался телефонный звонок. Золотов прислушался. Сквозь шум стекавшей с него воды, он понял, звонила его мать, Александра Ивановна.

Сначала трубку схватила дочь: «Да, бабуля, проснулся уже! — чеканила девочка, — Он уже моется в ванной! Щас маме дам трубку! — И Ксения вручила трубку матери.

Алевтина говорила со свекровью с большой неохотой.

— Да, сейчас выходят, только Ксюшка чуть поест. Нет, нет — только немножко! Я поняла! Поздравьте от меня Савелия Леонтьевича, — сухо отвечала Алевтина, — Я? Нет, не смогу. Мне много шить надо. Хочу закончить заказ сегодня. Что? Ладно, оденем теплее, не волнуйтесь… Нет, я не против, пусть ночует, завтра вечером с Димой заедем и заберём её… Ладно, пока, Александра Ивановна…

Золотов знал, что эти две женщины ненавидят друг друга, хотя открыто это не проявлялось. Однако Дмитрия, как и любого нормального человека, такое обстоятельство очень тяготило. Причина взаимной неприязни свекрови и невестки была весьма банальна. Мать Дмитрия, Александра Ивановна, была человек, про которых говорят — душа компании. Общительная, не по-женски остроумна, она очень любила своих верных подруг по бывшей работе, обожала кино, и испытывала большую страсть к детективным романам. Возможно, последнее обстоятельство и передалось Золотову по наследству. Но вот жена его, Алефтина, была прямой противоположностью свекрови и имела характер сухой и жёсткий. И ведь было в кого. Её мать и золотовская, стало быть, тёща, всю свою сознательную жизнь работала в торговле и кроме как импортных шмоток да денег для этой женщины абсолютно ничего не существовало, даже планета Земля. Когда Алефтине исполнилось шесть месяцев, Раиса внезапно решила развестись со своим первым мужем Рахманом — узбеком по национальности. Её не устраивало то, что он работал простым каменщиком на стройке и, как она любила всегда выражаться, не соответствовал её «купюрному» уровню. Сразу же после развода, не желая оставаться в мусульманской Фергане, куда её из тамбовщины по комсомольской путёвке «занесла» романтика, Раиса забрала дочь и укатила из Узбекистана в Казахстан. Рахман, очевидно, с этим смирился не сразу, больше года он упрашивал её вернуться к нему, даже однажды, узнав каким-то образом адрес Раисы, он приезжал в Казахстан. Но тщетно. Женщина в своём решении была непреклонна. На новом месте, определив Алевтину в ясли, Раиса устроилась в «общепит» буфетчицей. Спустя полгода она так же неожиданно, как и развелась, снова вышла замуж. И надо же такому случиться её, «купюрный уровень» действительно «подрос»! Её второй муж, Владимир Андреевич Марусев, работал в геодезической партии водителем у топографов. А, как известно, во все времена у нас в стране ни геологи, и уж тем более топографы нехваткой денег не страдали. Эти две профессии и все, что было с ними связано, находились под серьёзной опекой и протекцией КГБ СССР, а «контора» своих подопечных материально, разумеется, никогда не обижала. Но тут у Раисы возникла другая незадача, Владимир Андреевич оказался далеко не последним человеком по части выпивки. Соответственно, от ежемесячного, действительно солидного, «купюрного уровня» иногда отламывались весьма приличные куски на удовлетворение похоти «зелёного змия». Вот тогда в семье Марусевых вспыхивали грандиозные скандалы, часто заканчивавшиеся рукоприкладством. Андреич был невысокого роста и уж тем более, в отличие от Раисы, не гренадёрского телосложения, однако ж, поддавал ей крепко — от души, прямо на глазах у дочери. Безусловно, это не могло не сказаться на характере Алефтины. Родителей Дмитрия она почему-то невзлюбила сразу после свадьбы. Отсюда и вытекали довольно натянутые отношения со свекровью. Мать Дмитрия не переносила того, как Алефтина позволяет себе прикрикивать на мужа по пустякам. А тут ещё эта маниакальная любовь к деньгам и тряпкам, доставшаяся ей от матери, вовсе действовали на свекровь как красная тряпка на быка. Дмитрий работал как раз там, где и сосредотачивались товарно-денежные отношения, и по своему служебному положению он просто не мог их не касаться. А если учесть нашу вечную для тех годов российскую проблему какого-либо дефицита, всего чего не коснись, то у Золотова были обширнейшие возможности в использовании службы для наживы. Этим, конечно же, беззастенчиво пользовались многие его сослуживцы по ОБХСС и в дальнейшем ОБЭП. Здесь уже Алефтина давала своим постоянным упрёкам Дмитрию настоящую волю: мол, твои дружки бэповцы «имеют» всё и всех, и только ты, как белая ворона, божий праведник, ничего в дом не несёшь кроме зарплаты! Долгое время Золотов сначала отшучивался, затем, когда жена упорно не отступала, терпеливо объяснял, что репутацию и биографию портить не намерен. Но когда уже и это не помогало, стал срываться на мат, потому как по-иному жену на место не поставишь. Руки Дмитрий никогда не распускал, этого у него попросту не было в крови, но после ссоры они порой не разговаривали неделями. В последний год Золотов почувствовал какое-то слабо уловимое изменение в характере жены, вернее её полное безразличие ко всему и к семье, в частности. Он никак не мог понять чётко, что же всё-таки произошло с супругой, но что произошло — знал точно. За бешеным ритмом работы и стремительно меняющейся ситуацией буквально во всей стране Дмитрий не мог себе представить, что их брак с Алефтиной уже дал глубокую трещину, и что существовать ему осталось менее полугода. Его личная жизнь, так же, как и новая должность, тоже приготовила ему сюрприз и испытание на прочность. Но это там — в недалёком будущем, а сегодня он с дочуркой Ксенией вышел на улицу. Поправив ей шарфик и вдохнув полной грудью прохладного весеннего воздуха, они быстрым шагом зачастили по мокрому тротуару к автобусной остановке.

Глава 3
Родители

г. Новокузнецк, апрель 1996 г.

Путь до остановки пролегал по улице Кутузова, но Дмитрий решил пройти через городской парк имени Юрия Гагарина. Так получалось немного длиннее, но он подмигнул дочери:

— Зайка, а давай-ка мы, с тобой пройдём через парк? Синичек посмотрим. А может, и скворушку увидим, весна ведь на дворе?

— Папа, а что такое скворушка? — Ксения удивлённо посмотрела на отца.

— Скворушка — это такая чёрная птичка. Она больше синицы с воробьём, но меньше вороны. Кстати, очень хорошо поёт, а прилетает к нам, в Сибирь, из тёплых краев только на лето. Вообще-то её зовут скворец, скворушка — это ласково! — старательно пояснял Золотов дочери. — А ещё она может говорить по-человечьи.

Тут Ксения, раскрыв рот, так посмотрела на отца, что ему стоило огромных усилий не расхохотаться в присутствии многочисленных прохожих.

— По-человечьи?! — переспросила девочка. — Как ты, я? И мама, и бабушка? Даже дедушка, когда не сердитый?

— Ну конечно, зайка, только её этому надо научить, а сначала поймать и посадить в клетку, — объясняя, Дмитрий, мельком глянул на часы, — 11.15.

— Не, в клетку не надо, мне жалко! Она должна летать, где хочет! — насупилась дочь, — В клетке можно держать только тигра, льва и медведя, они кусаются! А птичку не надо, она ведь маленькая и слабая! — Ксения чуть не заплакала.

— Так, всё, Ксения Дмитриевна, я тебе всё расскажу по дороге! — остановил её Золотов, — А сейчас давай-ка, включаем скорость — и ходу! А то у бабушки весь рыбный пирог остынет!

Дмитрий взял крепче дочь за руку, и они лёгкой трусцой побежали по узенькой аллейке парка в сторону остановки. На ходу Золотов весело шутил, то корчил рожицы, то передразнивал кого-нибудь из героев любимых её мультиков. Ксения заливалась от смеха до слёз. Когда проходили мимо знакомого места, внимание оперативника привлёк одиноко стоявший куст боярышника, что находился возле лавочки на обочине аллеи. Поравнявшись с ним, Дмитрий на секунду остановился и внимательно пригляделся. «Точно. Так и есть!» Агент выставил знак, означавший, что для оперативника в тайнике приготовлена информация. «Смотри-ка, а закладка сделана совсем недавно! — мелькнуло у Золотова. — Нитка-то совсем белоснежная, а ведь вчера весь вечер и почти полночи дождик моросил. Значит, агент повесил её утром. Что ж, в коня бы овёс! — думал Дмитрий, — Сейчас отведу ребёнка к дедам, а вечером „почту“ изыму!».

— Папуля, ну что ты остановился, что-нибудь увидел? Покажи, что? — дочь трясла отца за рукав.

— Нет, зайка, это мне показалось, я думал, что сидит синичка! — сочинил на ходу отец. Ксения внимательно посмотрела в сторону боярышника.

— Папа, а что это за птичка! — и ребёнок пальчиком указал на берёзу, что стояла недалеко от куста боярышника.

— Ух, ты! — обрадовался Дмитрий. — Вот повезло нам, так повезло! Смотри, зайка, а ведь это сидит скворчик на ветке! Помнишь, я тебе об этой причке говорил сегодня?

— А как же! — весело взвизгнула Ксюша. Но отец уж серьёзно забеспокоился:

— Ладно, Ксюнька, побежали дальше, а то деды нас с тобой отругают за опоздание! — Тут Золотов, недолго думая, схватил дочь в охапку, посадил на плечи и зашагал по лужам быстрым шагом. Девочка не возражала. Проехаться на папиной шее с комфортом лишних полкилометра одно удовольствие! По поводу скворца упрашивать тоже не стала, прекрасно понимая, что весна впереди и на птиц ещё успеет насмотреться вдоволь.

Автобусная остановка была почти безлюдна, если не считать пары молодых ребят, бурно обсуждавших с отборным матом безграничные возможности «материнских плат» и компьютеров. Правда, завидев подошедшего с дочерью Золотова, они мгновенно приутихли. Золотова стало одолевать предчувствие приближающегося чего-то очень важного в его жизни. Ни с того, ни с сего оперативника вдруг охватила непонятная тревога по поводу информации, подготовленной для него агентом. Какие-то неведомые ему голоса подсказывали, что в тайнике лежит не какая-нибудь там очередная «непроверяемая лажа», а что-то этакое — неординарное. «Вот, дьявол! — зудело в голове у Дмитрия. — Давно не испытывал такого мандража! Ну прямо как перед стартом! Ух, как не терпится изъять и прочитать. Но! Спокойно, Ипполит, спокойно! — уговаривал он себя. — Всему своё время! А то спешка-то нужна при ловле блох, ну, и при… что-то там про чужих жён ещё…»

— Пап, а мы летом поедем с тобой в тайгу рыбку в речке ловить? — как всегда прервав отцовские думы на самом интересном месте, поинтересовалась Ксения.

— А как же, ласточка! — весело отозвался он. — Летом-то, сама понимаешь, без неё родимой нам с тобой не прожить! Обязательно махнём к дяде Коле на Кайлык хариусов ловить! Помнишь, как в прошлом году! Вот только палатку новую купим и махнём, а то наша-то старенькая, совсем как решето — вся в дырах! — Дмитрий весело потрепал дочь за волосы.

— А мы поедем скоро? — не унималась Ксения.

— Хм, — ухмыльнулся отец — Ну-у, не так чтобы скоро, но и ждать не долго осталось. Видишь ли, зайка, сейчас пока ещё холодно, ещё не лето, да и папа работает. Месяца через три — в июле, когда совсем станет жарко, вот тогда и махнём недельки на две все вместе с мамой.

Сказав это дочери, Золотов невольно поймал себя на мысли, что абсолютно не желал бы брать с собой Алевтину. Что-то внутри его самого против этой мысли стало отчаянно противиться. Подобное ощущение такого неожиданного душевного протеста его не на шутку насторожило.

— Папа, что ты не смотришь на меня! — обиделась девочка. — Я с тобой разговариваю, а ты всегда о чём-то думаешь и думаешь, и не слышишь, что я говорю!

— Да, конечно, зайка, — виновато улыбнулся Дмитрий. — Так о чём ты меня спросила?

Ксения очень строго посмотрела на отца.

— Я тебя пока не спросила, а вот теперь спрашиваю: ты скоро рябчиков будешь стрелять?

— Рябчиков? — растерялся отец, — Каких рябчиков? — Но тут, спохватившись, вспомнил. — Господи, ну, конечно же, рябчики! Молодец, Ксюшка, что вспомнила! Надо же, помнит! — тихо рассмеялся Золотов. — Это, если ты помнишь, называется охота! Её разрешают у нас в сентябре, ранней осенью то есть. Поняла?

— Поняла! — кивнула Ксюша. Дмитрию доставляло огромное наслаждение рассказывать дочери о своей безумной страсти к охоте и рыбалке. Даже сидящие на сиденьях впереди их двое мужичков средних лет, услышав их с дочерью разговор об охоте, затеяли между собой бурный спор о сроках открытия в этом году сезона на боровую дичь.

А в это время перед глазами Золотова стоял тёплый прошлогодний сентябрь. Именно тогда в тот раз он впервые взял с собой на охоту Ксению. Радости ребёнка не было предела. И на той первой ксюшкиной охоте Дмитрий был буквально поражён тому, что его четырёхлетняя дочь абсолютно не боится выстрела отцовской ТОЗ-34 двенадцатого калибра. Мало того, Ксения даже попросила отца один раз выстрелить. Обомлевший от такой просьбы дочери Золотов, сильно прижал приклад ружья к своему плечу и присел на корточки. Дочь своим детским пальчиком нажала на спусковой крючок. Грохнул раскатистый выстрел, сотрясший верхушки ближних елей. Дмитрий, потеряв от сильной отдачи равновесие, смачно шлепнулся задом в холодную таёжную лужу. Увидев это, Ксения зашлась таким визгом и хохотом, что звонкая трель её детского смеха стРемительно вытеснила девственную тишину таёжного утра из глухих и темных распадков ещё дремавшего леса. А далекие реликтовые лога кедровников ещё долго пестовали в своих игольчатых кронах переливистое эхо. В эти мгновения Золотову казалось, что вся божественная благодать мудрой сибирской тайги крепко слилась в едином порыве с необузданной радостью и восторгом ребёнка. А как внимательно дочь слушала рассказы отца о голодных и опасных медведях-шатунах, о хитрых рысях, волках-людоедах! И уж как она старалась на охоте, отыскивая в высокой траве отстрелянных отцом рябчиков! С каким упоением она целый месяц напролёт без удержу трезвонила своим детсадовским подружкам о своей первой в жизни охоте! Золотов, несмотря на малолетний возраст дочери, всегда относился к ней по-взрослому, и был на седьмом небе от ощущения того, что ребёнок просто не чаял в нём души. Папа в её детской душе был для неё всем! За этими приятными разговорами и воспоминаниями автобус увозил их всё дальше и дальше из грязного весеннего города. Он вёз их мимо апрельских лысых полей, многочисленных дорожных виадуков в отдалённый район их родного города. Туда, где в небольшой двухкомнатной квартире на седьмом этаже жили пожилые пенсионеры-родители Золотова, которых он, как и их внучка, безумно любил. Автобус подкатил на конечную остановку, что находилась в ста метрах от родительского дома. Новый район, где они жили, был просто великолепен! Образованный совсем недавно, он казался райским уголком вдали от удушливых, коптящих небо заводских труб. Его широкие проспекты и бульвары раскинулись на месте бывшей деревушки — спутницы города, от которой и унаследовал своё название. Особый шарм району придавли десяти-, пятнадцатиэтажные дома, построенные по новейшим проектам. Взметнувшись в небо, белоснежные громады, словно гордые лебеди, величаво несли себя среди берёзовых околков и овсяных полей. По дороге от остановки к дому Дмитрий и Ксения из праздного любопытства заглянули в новый универсальный магазин, недавно открывшийся возле родительского дома. О нём ещё на прошлой неделе писали городские газеты. В столь ранние воскресные часы посетителей было ещё совсем мало, поэтому молоденькие продавщицы, вчерашние пэтэушницы, откровенно скучали. Огромный универсам Золотову очень понравился. Дочь тут же попросила отца купить «Пепси-колы» и весьма почитаемых ей конфет «Гулливер». Для себя и родителей Дмитрий взял бутылку «Столичной». А как же! Ведь его батьке — Золотову Савелию Леонтьевичу сегодня исполнилось 80 лет! И кроме как холодной водки, с домашними пельменями, пожилой фронтовик не признавал ничего!

— Бабуленька, любимая, вот и мы с папой! — выпалила с порога Ксения, стРемглав кинувшись на шею к бабушке.

— Ну, слава Богу, что не задержались! А ну-ка быстренько мыть руки и за стол! — расцеловав ребенка, строго распорядилась Александра Ивановна. Мать у Дмитрия всегда отличалась хлебосольностью, поэтому для неё начать разговор, не угостив гостя, хоть чем-нибудь было делом просто немыслимым. Тем более что пришёл сын с внучкой.

— Дедуля, с днём рождения тебя! Живи сто лет и не болей! — заголосила внучка. — А мы с папой новую палатку купим и летом поедем в тайгу на речку хересов ловить!

— Хариусов, зайка! — прыснул со смеху отец.

— Да ты моё золото…! — только это и смог выдавить из себя со слезами дед Савелий. Ксения немного растерялась. Забравшись к нему на руки, она стала утирать старческие слёзы своим платочком.

— Дедуля, миленький, не плачь, ведь мы же пришли с папой, я буду играть с тобой! — уговаривала внучка, старательно вытирая слёзы старика. Восьмидесятилетний отец Дмитрия был очень человеком чувствительным. Сказывалась война с гитлеровскими концлагерями смерти, где он провёл узником три года. В тёмных ледяных бараках при каждодневном адском труде он потерял всё своё здоровье. Что уж там говорить о его нервах!

Савелий попал в плен 22 ноября 1941 года под Наро-Фоминском, когда шли тяжелейшие бои на подступах к столице. Его 486-й полк тяжёлой гаубичной артиллерии сибирской дивизии в кровопролитных боях попал в кольцо и был разбит. Большую часть плена Савелий Золотов провёл на угольной шахте в польском городе Катовице. А когда советские войска, тесня гитлеровцев на всех фронтах Великой Отечественной, подошли к границам Польши, то немцы в спешном порядке погнали узников концлагерей дальше на Запад. Однажды на этапе их загнали на ночёвку в огромный сарай. В первую же ночь Савелий заприметил под кирпичной стеной сарая щель. Невелика щель, но для измождённого голода и высохшего узника сгодится! И со своим другом, таким же военнопленным Лёнькой Минеевым, уроженцем Алтайского края, они глубокой ночью пролезли через эту щель. Ползли по грязи от проклятого места изо всех сил всю ночь; колени, локти изодрали в кровь. На что надеялись — не знали сами. Ими владела только одна мысль: бежать! Остановились, когда начало светать, да и сил уже не было. Так и ползли по ночам. Сколько их было, Савелий с Леонидом не считали. Перед рассветом друзья забрели на чью-то усадьбу, спрятались на чердаке коровника в соломе, затихли. Вдруг они услышали, что кто-то поднимался к ним по лестнице. От страха у Савелия и Леонида затряслись колени, а сердца колотились так, что стук их как им казалось, слышен на улице. Перед ними предстала красивая молодая женщина, которая остолбенела при виде непрошеных гостей. После короткого замешательства хозяйка ушла, а Савелий с другом стали ждать своей участи. Это была территория Чехии. В посёлке ещё хозяйничали немцы. Но чешская семья Кадечков их не выдала, а наоборот, до конца войны, рискуя своей жизнью и жизнями детей, прятала их на чердаке. В случае обнаружения беглых военнопленных у каких-либо семей, расстрелу подлежали бы все до одного без исключения, даже дети! Вот так и стали для Золотова Савелия чешская семья Анны и Богуслава Кадечков больше, чем родной. Золотов-старший всегда с теплотой вспоминал при случае чехов и, конечно же, при этом плакал. Савелий и Леонид всячески помогали им по хозяйству, приглядывали за тремя малолетними детьми — Кветой, Миланом и Вячеславом. Играли с ними, вырезали для них игрушки из дерева. А однажды около пяти часов утра друзей разбудил лязг гусениц и рокот двигателей наших «тридцатьчетвёрок». Это было 8 мая 1945 года. Не чуя ног под собой, друзья опрометью кинулись на улицу. Выбежав из ворот усадьбы, они едва не угодили под гусеницы танковой колоны Четвёртого Гвардейского танкового корпуса, месяцем позднее переименованного в 4-ю Танковую Кантемировскую дивизию.

— Ребята! Родные! Я свой! Я наш! Я гражданин Советского Союза! — на всю улицу изо всех сил орал Савелий проезжающим мимо их войсковым соединениям. Наконец, не выдержав, он упал на колени и, охватив голову руками, надрывно зарыдал. Только сейчас он ощутил, что для него — ефрейтора Золотова Савелия Леонтьевича, 1915 года рождения, русского, гражданина СССР, война окончена! Что скоро он коснётся рукой Родины, поцелует её землю и упадёт к ногам обезумевшей от счастья и поседевшей как лунь матери.

Дед любил внучку до самозабвения и бесконечно баловал её разными незамысловатыми подарками. Да и девочка знала, что у деда Савелия в «загашнике» для неё всегда припасена новая игрушка или на что-то вкусненькое. Поэтому без лишних слов внучка направилась в комнату деда, где её ждал очередной сюрприз.

— Это мне!!! — завизжала Ксения из комнаты

— Господи, да кому ж ещё?! — смеялся дед. Он был очень доволен, что игрушка понравилась внучке — Бери, бери, моё сокровище, она давно тебя дожидается!

Ксения, даже не скинув куртки, стояла посреди зала, где был накрыт праздничный стол, и намертво сжимала в своих детских объятиях мягкую игрушку, огромную, с её рост, чёрную ворону.

За столом сидели весело. Дмитрий торжественно поздравил отца с 80летием, сказав при этом много тёплых слов в его адрес. Ну а внучка деловито забравшись на табурет, и вытянувшись «по струнке», как заправская актриса, рассказала своё любимое стихотворение Корнея Чуковского — «Ехали медведи на велосипеде…» Растроганный, подвыпивший дед топал от души ногами, хлопал в ладоши и кричал своей любимице, что было мочи «браво!». Александра Ивановна, хоть и было это против её правил — не лезть в дела Дмитрия, всё же осторожно поинтересовалась у сына:

— Дима, а что у тебя с должностью?

Золотов-младший, немного разомлев от выпитого, ответил не сразу. Чуть задумавшись, он внимательно посмотрел на мать:

— Что? А-а… С должностью… с должностью порядок, буду принимать завтра… а что это ты вдруг спрашиваешь, мама?

Мать с отцом переглянулись.

— Уже завтра? Так скоро? — удивилась мать.

— Ну да, завтра! А чё тянуть-то? Э, мам, если бы ты знала, что было позавчера в управе — пух и прах! — громыхнул Дмитрий.

— А что случилось-то, господи прости? Что-нибудь плохое? — с тревогой переспросила Александра Ивановна.

Дмитрий усмехнулся:

— Железин, материл, так что перепонки лопались!

— Тебя?! За что?! — вплеснула руками мать.

— Должность приказал принять, — ответил Дмитрий. — А ещё грозился, что, мол, вот если откажусь, то из друзей своих вышибет и по службе «гноить» будет. Меня уж и в ГУВД утвердили.

— Фу ты, напугал! — облегчённо вздохнула мать. — Я-то уж бог весть что подумала! А вообще Железин правильно сделал — мужик должен о карьере заботиться. Я, сынулечка, так рада за тебя, что ты у меня в гору идёшь, ведь не каждому ж предложат подполковничью должность! — обрадовалась Александра Ивановна, преисполненная гордостью за сына. Хотя, зная его характер, она справедливо полагала, что ему придётся крайне нелегко на новом месте.

— Ну, тогда заодно, обмоем и твою новую должность! — вмешался в разговор отец. Осушив до краёв наполненную рюмку, Золотов-старший неожиданно опустил в пол глаза и то ли задумчиво, то ли обречённо сказал сыну:

— Она, — кивнул он на мать, — так ничего и не поняла. А я-то знаю, под какой паровоз тебя кидают! Видно, и на твою долю выпало повоевать, как когда-то и мне! Береги себя, Дмитрий, и семью тоже. Эти сволочи при нынешней власти кровожадные, за деньги и власть не пощадят никого. Я боюсь за тебя и внучку, ты не шибко-то на рожон… — Отец, не договорив, заплакал. Дмитрий впервые в жизни получил от отца такое напутствие. Слова старого солдата больно резанули по его сердцу. Возникла пауза. У тридцатипятилетнего сына не нашлось сразу, что ответить на это. С подступившим к горлу комом Золотов-младший подошёл к отцу и, обняв его, с трудом произнёс:

— Ладно тебе, батя… ну что ты так переживаешь, я же не один буду… У меня классная компания подбирается, все мужики проверенные, опытные опера, с мозгами дружат. Да и жулью нам на горло наступить будет не просто, мы в отделении, надеюсь, будем друг за друга как один!

— Дедуля, а почему ты снова плачешь? — Ксения по своему малолетству ещё не понимала о чём идёт речь, но чувствовала, что взрослые говорят о чём-то очень серьёзном. Увидев, как родители стали раскисать, Золотов-младший не выдержал и решил разрядить обстановку:

— Ну, всё! Хватит обо мне! И вообще — бросьте вы эти похоронные разговоры, все же ведь живы и здоровы. Мы — Золотовы! А Золотовы — народ крепкий! Давайте-ка выпьем за вас, родичи, вы у нас самые лучшие в мире! Правда, Ксюшка?

— Правда, папуля! Бабуля и дедуля лучше всех! — звонко захохотала внучка и подняла фужер с «кока-колой». Громко чокнувшись и выпив, Золотовы с большим задором, в полный голос спели любимую дедовскую песню:

Ехал я из Берлина по дороге домой

на попутных машинах, до сторонки родной.

Ехал мимо Варшавы, ехал мимо Орла,

там, где русская Слава все тропинки прошла!

Эх, встречай да крепче обнимай!

Чарочку хмельную полнее наливай!

Настроение у всех поднялось. Но, однако, за кажущейся безоблачностью, мать Дмитрия улавливала в глазах сына некую печаль. Душой и сердцем Александра Ивановна чувствовала, что семейный тыл у сына оставляет желать лучшего. Она знала, что сын лишён самой что ни на есть элементарной семейной теплоты и заботы. Единственной отдушиной в его семье была Ксения, в которой он видел весь смысл своей жизни. Это удручающее обстоятельство постоянно наполняло сердце матери нарастающей тревогой за будущее Дмитрия. Сидя за праздничным столом, Александра Ивановна долго терзала себя сомнениями — стоит ли заводить этот разговор сегодня или нет. Но решив, что другого случая вскоре не представится, спросила напрямую:

— Что-то ты, сынуля, не особо весел. Работа работой, оно конечно, тут у тебя идёт всё в гору, а вот твоя вторая половина, видно, на всё хрен давно положила…

Когда мать Дмитрия была сердита, то в выражениях себя особо не стесняла.

— Во как! –– вздрогнул Дмитрий от такого неожиданного поворота разговора. — А с чего ты так решила?

— Не обижайся, сынок, — подхватил разговор Савелий, — но баба твоя, правлу сказать, дрянь! Просто змеюга! Вместо того, чтобы с тобой и дочерью вот так, по-людски, приехать к родителям, она, видишь ли, снова очень занята! Ишь ты — портниха херова! Уж год как носа сюда не показывала! — всё больше распалялся Золотов старший.

— Какое неуважение! — продолжала мать, — И кому?! К нам — старикам! Мы ей ничего плохого никогда не делали! За что только она нас так ненавидит? Пусть хоть с тобой считается — со своим мужем!

На глазах у матери появились слёзы обиды. Дмитрий хорошо знал свою мать, уж если она завела серьёзный разговор на наболевшую тему, то увильнуть от него делом было просто бесполезным. Собственно, и очередная выходка Алефтины — отказаться приехать к родителям мужа на круглый юбилей его отца — была просто оскорбительна. Дмитрию было крайне неприятно выслушивать справедливые родительские обиды. Но и не согласиться с их мнением он не мог. Родители были абсолютно правы.

— Да, мама, откровенно говоря, дело вырисовывается мерзкое. Знаешь, Альку в последний год действительно словно подменили. Какая-то совсем чужая стала! — тяжело вздохнул Дмитрий, — Не знаю, мама, да и в толк никак не возьму, что ей вообще от жизни надо. Деньги? Ну, это понятно, это у неё в крови от тёщи. Но почему она вас — моих родителей так ненавидит, этого не понимаю.

Он лукавил. Ещё семь лет назад, после женитьбы сына, Александра Ивановна тонко просчитала меркантильный характер снохи и однажды в откровенном разговоре с Алефтиной резанула ей всю правду-матку. С тех пор и берёт начало взаимная «любовь» двух взаимоисключающих личностей. Мужа своего Алефтина никогда не любила и вышла за него лишь потому, что по своей природе он хоть был человеком мягким и добрым, но, однако, весьма честолюбивым. Как когда-то в спорте, Дмитрий отчаянно стремился достичь приличной служебной карьеры и во имя этого себя не щадил. Супруга, зная об этом, мечтала в скором будущем увидеть себя во всём блеске элитарного общества жён больших начальников. В её расчётливом сознании прочно засела мысль, что милицейская карьера мужа — это та лакомая кормушка, через которую в недалёкой перспективе можно будет подтягивать в свой карман серьёзные деньжата, как это делают многие из его сослуживцев. Тут неожиданно мать хлопнула по столу ладонью.

— Вот что, Дмитрий! Не хотела тебе говорить, да уж видно придётся. Хоть обижайся на меня, хоть не обижайся, думаю, она погуливает от тебя налево! — выпалила Александра Ивановна, глядя прямо в глаза сыну. От такого подозрения, брошенного матерью в адрес Алефтины, у Дмитрия мелкой дрожью заколотилось сердце, а на лбу выступил пот. На какое-то мгновенье он даже подумал, что мать пошутила. Но, взглянув на её серьёзное лицо, понял — не шутит. Золотов занервничал.

— Мама, ты что это? Ты думай иногда что говоришь! — повысил голос на мать Дмитрий. — У тебя что, и доказательства есть?

— Ладно, ладно! Ты не кипятись! Мы родители, и прожили больше тебя, и что я сказала — учти на будущее! А ещё лучше, проверь. У меня сердце чувствует, что с этой красавицей что-то нечисто. Ты же мужик, в конце концов! — продолжала мать, — Ничего страшного не произойдет, если узнаешь правду. Заодно и знать будешь, как поступать дальше. Это не шутка! Это твоя жизнь, чёрт побери! Ещё вспомнишь моё материнское слово! — заключила Александра Ивановна.

— И правда, сынок, — вставил слово отец, — Ты, главное, не суетись! Посмотри просто внимательнее за ней. Ещё же ничего не произошло, это только мать высказала своё предположение, не более.

Слова отца немного разрядили неожиданно накалившуюся обстановку. Золотов-младший, чуть поостыв, взял на руки все время крутившуюся под ногами дочь, прижал её к груди и поцеловал.

— Всё, мама, я понял. Посмотрим, что будет дальше, может, ты… Ох, как бы ни хотелось, чтоб это оказалось правдой… Ладно… Время всё разложит по полкам.

— Вот именно, разложит… Поскорей бы… — сказала мать, — Но ты как муж скажи ей, сегодня же скажи, что так, как сделала она, поступают только свиньи…