Оглавление

Глава I

Снова стало темно и холодно. Вокруг ощущалась сырость и отовсюду доносился хаотичный шум. Снова эта знакомая темнота, снова эта предсказуемая очередность происходящего. Тихий голос внутри шептал: «Сейчас появится свет! Вон там! Сейчас. Вот-вот…» Появившиеся лучи брызнули ядом яркого света в глаза. Секунды словно превратились в минуты, где отчётливо слышалось каждое биение сердца…

Резкий и бурный стук в дверь пришёлся очень некстати. Словно назойливая реклама в момент кульминации в кинофильме, он прервал странствия Кэрол в царстве сумрака, в попытках разгадать суть странного сновидения. Подобные сны ей снились нередко и в них неустанно повторялись одни и те же действия с одними и теми же образами.

— Открывай, Кэрол! Я знаю, ты там! Ты всегда там! Куда же тебе ещё деваться! — голос соседки по лестничной площадке звучал как резиновый сгон для чистки стёкол. — Открывай! Тебе тут ещё и почту принесли.

Кэролайн медленно повернула голову к старому будильнику на прикроватной тумбе и снова укуталась под одеяло.

— Если ты сейчас же не откроешь, то мне придётся съесть самой все круассаны, что я купила, и выпить твой любимый кофе, — соседка Лиззи была очень настойчива и её голос мог пробудить даже коматозника. — Долго мне тут стоять ещё? Я уже весь этаж разбудила. Открывай, старая дева!

Дверь отворилась не сразу. Кэрол понадобилось около четырёх минут, чтобы перелезть с кровати на инвалидное кресло и подъехать ко входной двери. Она с трудом дотянулась до верхней щеколды на двери и, покрутив ручку замка, она медленно потянула на себя дверь.

Соседка была девушкой невысокого роста, с хвостиками, собранными как у школьниц и пышными ресницами. Одевалась всегда не по возрасту. Оттуда, видимо, и выбор причёски и яркого макияжа. Яркая майка кораллового цвета и тёмной-синие джинсы сидели на ней хорошо, но придавали ей довольно-таки легкомысленный вид.

— Снова не спала всю ночь? — завела беседу Лиззи, проходя в комнату, не дожидаясь приглашения у Кэрол.

— Мне нужно отвечать на вопросы, ответы на которые ты знаешь заранее? — саркастично ответила Кэрол, пытаясь пригладить спутанные волосы.

— Ты бы комнаты проветрила. Чем тут у тебя пахнет? — брезгливо спросила соседка.

Лиззи отдёрнула шторы, дав лучам солнца проникнуть в пыльную и душную обитель Кэролайн. Перебравшись в спальню, она стала заправлять её постель.

— Я оставила круассаны с кофе на стойке на кухне. Ты бы выпила его, ведь не любишь остывший, — сказала Лиззи, складывая вещи соседки на стул.

Кресло Кэрол медленно покатилось в сторону стойки. Ей всё ещё сложно было проснуться. Сделав глоток горячего кофе, Кэрол закатила глаза под закрытыми веками, сделала глубокий вдох, вдыхая аромат напитка, и наконец ответила соседке:

— Снова этот сон.

— Снова вспышки? Тебе просто следует чаще выбираться из дома. А то у тебя скоро крыша поедет. — Элизабет отпила горячего напитка, — Вон, тебе уже пришельцы видятся.

— Брось ты. Причём тут это? — недовольно среагировала женщина. — Я просто пытаюсь найти какое-то логическое объяснение всем этим образам.

Кэролайн уже посвящала свою подругу про содержание этих снов, и, каждый раз, заводя беседу об этом, она невольно пыталась подсознательно задействовать те самые зоны мозга, откуда берутся эти видения, и понять их природу. Каждый раз повторялось одно и то же: её окружала кромешная темнота, её малость трясло от стужи, а вокруг доносился какой-то шум. Она не знала, где она. В мыслях была сумятица, а сердце жадно искало ответа на вопрос. Но на какой? Неожиданно на неё падают яркие лучи света. Эти лучи не грели тело, но каким-то образом они грели ей душу. Она находила в них спасение. Но затем вдруг стремительно лучи пропадают и света больше нет, как нет больше и вопроса. По-прежнему неизвестно какого. Снова сумрак. А на сердце осадок в виде чувства вины.

Как правило, ей снились гораздо более понятные и даже приятные сновидения. Зачастую ей снились странствия за кулисами бродвейского театра, где её торопили быстро надеть очередной костюм и выйти на сцену для финального эпизода. Однако, из-за участившихся сновидений с загадочными вспышками, Кэролайн не на шутку озадачилась, выискивая ответы в чертогах разума. Когда очередная попытка разгадать этот ребус не увенчалась успехом, её поневоле начали посещать мысли о том, что ей стоит обратиться к специалисту, ибо дело может быть не столько в содержании снов, сколько в их происхождении. Возможно, из-за долгого пребывания в четырёх стенах её разум стал засоряться ненужной чепухой и ей попросту была необходима умственная перезагрузка.

— Твой мозг пытается тебе подсказать, что нужно перестать сидеть в заточении. — Проговорила Лиз, будто прочла мысли подруги, — Хотя, некоторые люди такого наговорят про значение снов, что даже мурашки по коже!

— Сны — глупая шутка мозга над его владельцем. Не более того! — сказала Кэрол, не до конца веря в собственные слова. Женщина дотянулась рукой до поясницы и стала поглаживать спину, аккуратными движениями делая повороты туловищем, — Мне тяжело спать. Тело затекает, спина ноет, всё чешется.

Кэролайн была прикована к инвалидному креслу более двух лет. Утратив возможность ходить, она утратила и возможность нормально спать. Из-за слабой подвижности её тела и из-за пассивного образа жизни в целом, организм Кэрол был расположен к быстрому утомлению и был уязвим к разным заболеваниям, как это часто бывает у пожилых людей.

— Тебе нужно чаще гулять!

— Ножками по набережной, — саркастично прерывает соседку Кэролайн.

— Гулять можно и на твоём кабриолете, — ехидно с улыбкой парирует Лиззи.

— Чего я там не видела?

Кэрол разворачивает кресло и направляется в ванную. Несколько раз повернув ручки старого крана, и, настроив наконец нужную температуру, она начинает стягивать с себя ночную сорочку. Соседка Лиззи, закончив с лёгкой уборкой спальной комнаты, подходит в ванную помочь своей немощной подруге:

— Может хватит сидеть взаперти? Ты губишь свои годы. Посмотри на себя!

— Ты пришла учить меня как жить? — с недовольством буркнула Кэрол.

Лиззи усаживает подругу в ванную и садится на её край:

— Кэролайн, сколько мы с тобой знакомы? Год-два? Я не знаю, какая ты была до того, как села на свой звездолёт, но могу предположить, что не такой, как сейчас. — Лиззи выдохнула, выдержала паузу и продолжила, — Мне хотелось бы видеть тебя счастливой. А находясь целыми днями в этих четырёх стенах, ты не обретёшь счастья.

Каждый раз, слушая от Лиззи её попытки наладить её жизнь, Кэрол отвечала тишиной в ответ. Так она поступила и в этот раз.

Лишь спустя пятнадцать минут, вернувшись на кухню после принятия душа, Кэрол продолжила беседу с Элизабет:

— Как успехи на работе? — женщина интригующе перевела взгляд с чашки на подругу, — Как на личном?

— Почтальон снова засунул всю почту для третьего этажа ко мне в ящик. Видимо, у него что-то не так со зрением… Или с головой!

— Мы обе знаем, почему он так делает, — ответила сразу Кэрол с улыбкой и, покачивая головой.

— Будь он не ладен, этот Брайс. Стоило мне обменяться с ним парой слов в том кафе, как теперь он всячески меня преследует.

— Сначала были письма со стихами, а теперь чужая почта? — снова улыбнулась Кэрол, — Он весьма оригинален.

— Эти стихи я нашла потом в поисковике. Надо же быть таким наивным! — Лиззи сделала злобный жест кулаком, пытаясь казаться сильной эгалитарной женщиной.

Кэролайн подкатила на коляске к зеркалу, висевшему в коридоре и долго всматривалась в него. Она была весьма эффектной женщиной для своего возраста, пока с ней не случилось несчастье. Кэрол Хант никогда не была обделена мужским вниманием. Её сложно было отнести к числу див и супермоделей, но её скромная, но в то же время чарующая притягательность не оставляла равнодушным очень многих мужчин. В её внешности угадывались как западные, так и европейские корни. Она была симпатичной шатенкой среднего роста, с довольно стройной фигурой и выразительными чертами лица. Свои каштановые волосы она собирала в хвост, а макияжем она давненько не пользовалась. Внешний облик Хант претерпел немало изменений с момента, как она утратила способность ходить. До того, как оказаться прикованной к креслу, она вела яркую и насыщенную жизнь. В её жизни присутствовало всё: слава, любовь, деньги, друзья. Но, как и во многих аналогичных жизненных ситуациях у сотен и тысяч других людей, несчастье влекло за собой пустоту, одиночество и забвение. Это, в свою очередь, отразилось и на её внешности.

Кэрол Хант была довольно известной в своих кругах писательницей. Она писала так называемые авантюрные романы. Критики и публицисты часто сравнивали её романы с творчеством Гюстава Эмара[1] и Майн Рид[2], но в современной интерпретации. Однако, в строках юной Хант чувствовалось нечто иное. В её художественно-описательных формах присутствовали невыдуманные эмоции и переживания, что ей некогда довелось испытать. Её манера повествования зацепила чувства и тронула сердца многих, кто некогда на себе испытал горечь отвергнутых чувств и разочарование от собственной немощности выразить все эти чувства словами — простыми и в то же время такими точными и правильными. То, что литературным критикам отдалённо напоминало произведения известных авторов девятнадцатого века, многим казались книгами автора, понимавшего простую человеческую натуру, не приукрашивавшего её естество, знающего её тёмные и слабые стороны. Её творчество принималось на ура бесчисленным количеством домохозяек и ярыми любительницами красочных романтических историй. Как смогла понять Кэрол, её романы читали как правило те, в чей жизни не было ничего кроме насущной серой рутины, где не было места ни великим чувствам, ни красивым поступкам. Но далеко не это являлось главной составляющей её творчества. Книги Кэрол пользовались успехом, ибо в них был голос правды, голос обычной женщины, чья жизнь мало чем отличалась от жизни тех, кто эти книги читал. Хант завоевала признания читателей не сюжетными линиями, а своими суждениями и глубиной своей мысли, своим умением сказать в двух словах о том, о чём думал каждый, но не всякий смог бы сформулировать и целой повестью.

Кэрол не удалось поступить в колледж, как все её одноклассники. И потому, по окончанию школы, ей пришлось сразу устраиваться на работу. Образ её жизни не предоставлял право выбора и, тем более, не предоставлял никаких привилегий. Возможности получить академическое журналистское образование у Кэрол не было, но тяга к этому ремеслу влекла её, и она всерьёз увлеклась этим. Вдохновением для неё были маститые писатели и публицисты. Прекрасно понимая, что миру не нужны ещё одни Эмили Бронте[3], Джейн Остин[4] или Маргарет Митчелл[5], а нужно что-то новое, Хант черпала музу из каждой прочитанной строки, каждой вычитанной реплики, каждому услышанному слову из знаменитых экранизаций. Всё это она варила в своём творческом котле, по индивидуальному рецепту, пока однажды всё же не осмелилась взяться за написание своего первого произведения.

Кэрол не стремилась уподобляться какому-то из любимых авторов. Ей хотелось рассказывать истории. Простые истории: о красоте внешней и красоте, скрытой от глаз, об отталкивающем безобразии и об уродстве, что манило красотой душ, о любви, что разбивало сердца и о ненависти, что сплотила бы заклятых врагов. Хант всецело желала завлечь потенциальных читателей не красноречивым обликом сюжета, но искусным обрамлением повествуемого простыми словами. Будучи приверженцем заурядного повествования и незамысловатых формулировок мыслей, Хант чувствовала себя комфортно в среде обыденных слов и незатейливых словосочетаний, и нарочито исключила эксцентричный писательский манер, которому она так импонировала у своих любимых авторов. Она взращивала в себе писателя, не пытающегося копировать, а стремящегося создать что-то новое. За основу, направляющую её творчество, она решила использовать сюжетные линии, которые могли бы иметь место в жизни любого из потенциальных читателей. Её саму всегда удивительным образом волновали истории обычных людей, чьи судьбы были полны интригующих поворотов. Кэрол решительно затевала и продумывала внутри себя все изгибы событий. Её героями были обычные люди, которых, по сути, волновали обыденные вещи. Изюминка была лишь в грамотности подачи. Лаконичность и житейские страсти. Это было её писательское кредо.

Так, бесчисленные часы проводя за чтением, в раздумьях прорабатывая собственные писательские стратегии, задолго до написания первого произведения, у неё в голове зародилась целая проза, детально продуманная и очерченная удивительными красками. Она пропускала эту историю через себя, прокручивая её в уме снова и снова. Найдя огрехи в сюжете, она тотчас стремилась исправить их. И снова занималась анализом придуманного.

Она грезила о том, чтобы дать читателям прикоснуться к этим историям, почувствовать их так же, как чувствует она.

Работая над своими сочинениями, она выработала свой стиль.

Для Кэролайн было важно не просто рассказать какую-то историю, а, в первую очередь, передать эмоции, ощущение, настроение. Огромное значение имело то, чтобы читатель невольно был затянут в омут всех волнительных чувств и переживаний, описываемых в её творчестве. И это стоило немалых усилий. Навыки писательского ремесла, как, впрочем, и любого другого, нужно было вытачивать, доводя до совершенства. Как и у любых деятелей искусств, всё, когда-либо прочитанное ею, красной нитью проходило через её собственное творчество. В её в арсенале было много литературных формул, которые она изучила, впитав в себя настроение прочитанных книг. Однако, тем не менее, в её трудах наблюдался собственный уникальный почерк, с которым сложно было проводить аналогию, выискивая шаблоны.

Когда впервые местное издательство Дэйзи сообщило, что хочет опубликовать её книгу «Возьми меня за руку», Кэролайн была вне себя от удивления. Её счастью не было предела. Тогда это стало началом её карьеры писательницы. Когда «Возьми меня за руку» стала настоящим бестселлером, ей стали приходить многочисленные письма с издательств, желавших с нею посотрудничать, заинтересованных в её новых произведениях. Обратить на себя внимание издательств первым сочинением пыталось огромное число начинающих писателей, и лишь самые яркие произведения могли удостоиться чести быть опубликованными с первой попытки. И среди таких сочинений был роман Хант. Её работа пробилась сквозь обилие отосланных в издательства рукописей прочих авторов. Ей это удалось

Следом за первым успехом последовал и второй, а затем и третий. Её труды окупались всеобщим признанием.

Зарекомендовав себя как хорошего писателя, Кэрол поневоле стала всё чаще появляться в светских кругах, общаться с известными людьми, проводить время на всевозможных мероприятиях, устраиваемых разными меценатами, политиками и бизнесменами.

Жизнь заиграла новыми красками, забила ключом, обрела, как казалось писательнице, истинный смысл. Она стала узнаваема. Творения её души в виде бесконечных абзацев и глав теперь стали неотъемлемым атрибутом каждого третьего книголюба. Неустанно поступали звонки с разными предложениями. Писательницу переполняла гордость за себя, за своё детище, за то, что не побоялась однажды отправиться в издательство Дэйзи со скромным сочинением «Возьми меня за руку».

Но её яркой и насыщенной жизни не суждено было продлиться долго. Едва ли успев насладиться таким образом жизни, Кэролайн Хант стала жертвой автокатастрофы, после которой, все её представления о будущем рушатся как карточный домик. Получив глубокую психологическую травму, она уже не чувствовала в себе той силы и азарта. Былые амбиции разбиты. В ней угасала она, как личность, ибо как личность она сохранилась только на обложках своих книг. Ощутив на себе боль от невостребованности и забвения не только от публицистов, но и от близких ей людей, она стала изгоем общества, аутсайдером. Травма позвоночника, полученная при аварии, оставила след не только физический, но и психологический.

Частым последствием таких случаев, как у Кэролайн, была депрессия. Сотни и тысячи, оказавшиеся жертвой несчастного случая, испытывали тяжёлую всепожирающую печаль, потерю веры в себя и апатию. Депрессивное состояние не обошло стороной и писательницу. Она глубоко и полностью поглотила её, окрасив своим мрачным серым всё привычное, всё житейское, всё душевное. Некогда любимые вещи стали для Кэрол обычными, необходимое стало ненужным, красивое стало блёклым.

Кэрол отчётливо понимала, что её шансы обрести прежнюю полноценную жизнь так же ничтожны и малы, как найти у себя на лужайке золотой самородок весом полтора фунта[6]. Она не витала в собственных иллюзиях и её не тешили лживые надежды, что однажды она сможет ходить. Она приняла свою обречённость физическую, но вместе с этим неосознанно обрекла себя быть несчастной до конца своих лет. Писательница, создавшая множество невероятных историй о любви, не верила, что любовь найдёт место в жизни её самой.

Она не пыталась свести счёты с жизнью, как это делали едва ли не каждые третьи, севшие на коляску. Но мировоззрение у Кэрол перевернулось кардинально. Её душевное состояние повлияло на её сон, аппетит и интерес к окружающему миру.

Лечащий врач Кэролайн, профессор Эдисон, упомянул, что у неё появится неосознанное стремление закрыться ото всех, что она может агрессивно реагировать на любое проявление внимания и настоятельно рекомендовал, что нужно будет противиться этому, бороться с любым проявлением депрессивных форм и всячески стараться отвлечь себя мыслями о хорошем.

Словом, врач озвучил краткую инструкцию «Как адаптироваться к образу жизни немощных», а дальше дело обстояло за самим инвалидом. Каждый «новичок» среди персон с ограниченными возможностями справлялся с бедой по-своему. Для многих это не было знаком свыше и те попросту немного меняли образ жизни, в целом продолжая жить размеренной и довольно счастливой жизнью. Кто-то начинал бороться с депрессией посредством алкоголя, стараясь заглушить в себе мысли о собственной немощности. Кто-то умудрялся извлекать из этого выгоду, ведая широким массам об обстоятельствах несчастного случая, чтобы засветиться в СМИ. А кто-то не справлялся с переменами, свалившимися на плечи, и заканчивали своё существование собственной инициативой.

Кэролайн Хант не была слабой духом женщиной. Мысли о суициде никогда не посещали её. Хоть она и была сломлена, она никогда не задавалась вопросом «А что, если?» каждый раз, когда вставал вопрос «А что дальше?».

Мощным антидепрессантом для Хант была её соседка и подруга Лиззи. Юная и энергичная Элизабет Уильямс была неотъемлемым персонажем в жизни Кэрол. Её позитивный настрой и задорный нрав всегда приободряли слабую Кэрол, хоть она и не всегда признавалась ей в этом. Лиззи была тем самым персонажем, которая могла играть второстепенную роль в ярком и эпичном фильме, но без которой этот фильм не имел бы и половины успеха. Её жизнерадостность придавала Кэрол сил, помогала ей не завянуть, как обделённый вниманием цветок.

Больше всего писательница ценила в ней то, что Лиззи не даёт развиваться её виктимности — синдрому «жертвы», страдающие которым чувствуют себя обделёнными и «пострадавшими», и требуют от всего мира оплаты некого долга за их мучения. Кроме того, Лиззи всячески помогала ей и делала это так, словно Кэрол — её родная сестра, которая оказалась на временном перепутье из-за лёгкого недуга, подкосившего её эмоциональное состояние.

Самым неоценимым в отношении Лиззи к своей соседке было то, что она не видела в ней ущербного человека, лицо с ограниченными возможностями. Она помогала, не пытаясь навязать свою помощь там, где она могла справиться сама. Помогала, ничего не требуя в ответ. Соседка всегда оказывалась рядом, когда Кэрол необходимо было помочь, но своим отношением к ней никогда не давала ей задуматься, что видит в ней немощного инвалида.

Кэрол взялась за обод колеса и толкнула его, направляя коляску в сторону входной двери.

— Спасибо, Лиз. Не знаю, зачем тебе это. Ты чудо.

— Уже пора?

— Да. Будь не ладны эти собрания для… Как их там… Лиц, перенесших эмоциональные потрясения.

— Может встретишь там кого? — подмигнула Лиззи.

— Если бы не наставления того психолога, я бы ни за что не попёрла на эти дурацкие собрания. Да и какие там могут быть мужчины, Лиз? Ты чего?

— По-твоему среди инвалидов не может быть нормальных мужчин? — снова услышался сарказм в голосе Лиззи Уильямс.

— Я такого не говорила.

Лиззи взялась за ручки коляски, повела её вперёд и колёса преодолели дверной порог. Дверь в квартиру закрылась и на кухне остался стыть второй стаканчик с кофе.

 Гюстав Эмар (13.9.1818—20.6.1883) — французский писатель, автор приключенческих романов, популярнейший представитель французской массовой литературы XIX века.

 То́мас Майн Рид (4.04.1818—22.10.1883) — английский писатель, автор приключенческих романов и произведений для юношей.

 Э́мили Джейн Бро́нте (30.07.1818—19.12.1848) — английская писательница и поэтесса, средняя из трёх сестёр Бронте. Автор романа «Грозовой перевал», а также ряда стихотворений.

 Джейн О́стин (16.12.1775—18.07.1817) — английская писательница, провозвестница реализма в британской литературе, сатирик, писала так называемые романы нравов.

 Ма́ргарет Ма́нерлин Ми́тчелл (8.11.1900—16.09.1949) — американская писательница, автор романа «Унесённые ветром».

 Фунт — единица измерения массы в англоязычных странах. 1 фунт = 0,45359237 кг.

Глава II

Вид на улицу был потрясающий. С крыльца подъезда дома, где жили Элизабет и Кэролайн, открывалась дивная панорама проезжей части, уходящей вдаль, с осенними листьями по обе стороны дороги, по которой семенили тяжёлые американские седаны. Бостон в эту пору был поистине великолепен. Тротуары были вымощены каменной кладкой, напоминавшей центральные площади в далёких европейских столицах. Фонари у дороги были выполнены в традициях старой Америки — строгие формы, металлические дужки, державшие плафоны, неизменно выкрашенные в чёрный цвет и лампы с тёплым светом, напоминавшим свет рождественских огней на ели. Сам дом был построен ещё в середине пятидесятых годов. Кладка из тёмно-бурого кирпича не только являлась отличным материалом для строительства, но и отлично украшала фасад здания. Окна были обрамлены белыми наличниками, что делало здание выразительнее и изящнее. Высокие вязы и клёны в это время года обретали лимонно-золотой окрас и превращали улицу в некий коридор фестиваля Холи[1] в Индии, где улицы наполнялись солнечным светом и радужными красками. Рекламных щитов на фасадах близлежащих зданий было мало и потому они радовали местных жителей своим первозданным видом и грацией. По стенам соседних домов змейкой спускались пожарные лестницы. На некоторые лестничные площадки были вынесены комнатные растения, часть из которых так и не прижились с выхлопными газами и прямыми солнечными лучами.

Вечерами же улица обретала ещё более уютный вид. Обилием тёплого света и тесными закоулками она походила на некую китайскую аллею, где были бы развешаны бесчисленные бумажные светильники, излучающие рассеянный тёплый свет, а вокруг неспешно бродили бы люди, думая о чём-то своём. Когда лёгкий прохладный ветер тихо гладил листву деревьев, а на асфальте разбивались первые капли дождя, шум автомобилей затихал, уступая соло целому оркестру из летящих с поднебесья капель, шелестящим листьям деревьев и быстро собирающейся воде в водосборных лотках. Симфонии аккомпанировал удивительный петрикор,[2] свежий аромат утолённой жаждой земли.

Элизабет вела коляску своей подруги, пока та не остановила её:

— Лиз, дальше я уж как-нибудь сама. У тебя наверняка куча своих дел.

— Боишься, что, придя туда, уведу всех красавчиков? — игривым голосом произнесла Лиззи и наклонилась, чтобы поцеловать Кэрол в щёки. — Позвони, если что-то понадобится. Я сегодня во вторую смену. Могу и зайти за тобой, если хочешь.

— Спасибо, Лиз. Я прогуляюсь. К тому же, я обожаю такую погоду. Мне будет приятно пройтись… То есть, проехаться по улицам. В общем, ты иди. Спасибо ещё раз, — скромно улыбнувшись, Кэрол обняла одной рукой Элизабет.

Собрания для лиц с посттравматическим синдромом, проводились по субботам и, к счастью, не так далеко от дома бывшей писательницы. Кэролайн требовалось около двадцати-двадцати пяти минут, чтобы добраться до здания, расположенного между музыкальным училищем и книжным магазином. Крыльцо у подъезда не было оборудовано пандусом и потому Хант приходилось просить местных служащих ей помогать каждый раз, посещая собрания.

По заверению психотерапевта, подробно ознакомившегося с делом Кэролайн, её состоянию очень помогли бы сеансы групповой терапии на собраниях для лиц, получивших физические и эмоциональные травмы. Первое, что должно было покинуть Кэрол, это было чувство раздражения. Но, приезжая каждый раз на инвалидной коляске к крыльцу, не оборудованному пандусом, раздражение было неописуемо. К тому же, далеко не все посещающие собрания находили приятным выбираться из дома и таскаться туда, будучи прикованным к коляске, или еле ковыляя на костылях. Однако, мало кто перечил наставлениям врача и собрания проходили практически в полном составе.

В группе было двенадцать человек. Сеансы вёл доктор Блант. Суть сеансов состояла в том, чтобы, не боясь раскрыться другим, попытаться взглянуть на проблему со стороны. Участникам собраний следовало добровольно делиться проблемами с остальными членами группы, тем самым перебарывая страх признания наличия собственных проблем и страх говорить о них. Выслушав каждого, доктор Блант подытоживал реплики своим видением проблемы и подсказывал её решение. Кто-то находил в этом утешение. Кому-то это действительно помогало. А кто-то посещал их, потому что жизнь была так скучна, что присутствие на таком мероприятии казалось чем-то интересным и интригующим.

Несчастье объединило двенадцать разных людей. Люди из разных слоёв общества, разных профессий, разных вероисповеданий и убеждений оказались в одном помещении и их связывало одно — все они обрели эмоциональный дефект. Никто не был доселе знаком с кем-либо из присутствующих в группе. Знакомились и понемногу узнавали друг о друге уже оказавшись частью группы. Раз за разом посещая собрания, присутствующие могли составлять психотип друг друга, если люди были готовы делиться своими мыслями и тревогами. Однако практически каждый сначала старался держаться особняком. Но спустя некоторое время, в группе понемногу стали завязываться и приятельские беседы.

В помещении, как правило, было душно. Тёплый законсервировавшийся в стенах здания воздух медленно циркулировал по дыхательным путям, выжимая из находящихся внутри пот и чувство терпения. На стенах висели постеры с какими-то музыкальными исполнителями, танцорами, а в углу широкого зала были расставлены большие динамики, провода которых были спутаны и вели куда-то к железной стойке у огромного зеркала. Очевидно, помещение использовалось для танцевальных, либо музыкальных репетиций.

— В прошлый раз мы с вами проводили мистера Эллиота, а неделю назад наши собрания покинула миссис Гилберт, — начал сеанс доктор Блант. — Сегодня в нашей группе есть новенький. Поприветствуйте — мистер Гленн Хадсон!

Вялым хором группа поприветствовала новоприбывшего, как это делают обычно в средних школах.

Гленн Хадсон был мужчиной среднего телосложения, ростом чуть выше обычного. Овальное лицо и легкая небритость приятно гармонировали с его отросшими волосами, убранными назад. Своей манерой оглядываться по сторонам, изучая всех присутствующих, он вызвал небольшое раздражение у тех, кто это заметил. По его внешнему виду сложно было определить, что он мог страдать депрессией и посттравматическим расстройством. Поведение не было скованным, а на лице вовсе временами проскальзывало нечто напоминающее улыбку. В его крепких руках угадывалось его спортивное прошлое. А ноги сильно исхудали, атрофировавшись от травмы позвоночника; ступни неестественно лежали на подставках для ног.

— Кто хочет начать? — прервал процесс визуального изучения новенького доктор Блант.

Гленн Хадсон увидел Кэролайн Хант и их взгляды пересеклись. Какое-то мгновенье он смотрел на неё с лицом телезрителя, который увидел на экране известного актёра, но не мог вспомнить его имя.

Доктор прошёлся взглядом по сидящим поодаль и остановил взор на мисс Андерсон, девушке невысокого роста, без физических нарушений, как у многих:

— Ингрид! Как ты провела эту неделю? Расскажи о своих фобиях[3]. Приступы гнева были?

Молодая девушка засуетилась, сидя на стуле. Было очевидно, что сверхнастороженность заставляла её чрезвычайно остро реагировать на все происходящее.

— Давай, попробуй, — промолвил Ингрид доктор Блант.

Мисс Андерсон, как и многие другие члены группы, была тёмной лошадкой. Она не торопилась поведать всем о своих проблемах, вызвавших у неё эмоциональный и психический диссонанс. Желание хранить в тайне причины её раздражительности и гнева было непоколебимо. Всякий раз, доктор Блант пытался вывести её на разговор, временами, даже провоцируя Ингрид острыми комментариями в её адрес, но, на удивление самого врача, она не поддавалась и держала себя в руках, неизменно держа язык за зубами.

Ожидание реплики от мисс Андерсон продлилось недолго. Внимание доктора перекочевало на сидящих от него по правую руку. Пройдя взглядом по присутствующим, доктор Блант остановил свой выбор на Кэролайн.

— Мисс Хант! Прошу вас!

— Пожалуй, я воздержусь, док.

— Ну что же, настаивать не стану. Разве что, скажите, какое чувство одолевает вас прямо сейчас?

Хант замешкалась, выискивая правильный ответ. Наконец, она ответила:

— Сожаление.

«Сожаление» — первое, что пришлось на ум Кэролайн. Ей вспомнился тот злополучный велосипед, на котором она ехала. Она сожалела о том, что приобрела его, о том, что решила в тот день проехаться на нём. Она сожалела, что жизнь пустила её по тернистому пути, обрекая быть калекой всю оставшуюся жизнь.

— Благодарю, мисс Хант! Негусто. Но хоть что-то. — И следом внимание доктора перекочевало на парня в клетчатой рубашке и в кепке, одетой козырьком назад.

— Мистер Клемент! Прошу вас! В прошлый раз у вас здорово получилось, — приободрил доктор.

Зал дружно поприветствовал: «Давай, Эдди!»

Взгляды Хадсон и Хант снова пересеклись.

Молодой Эдвард Клемент определённо был настроен на откровения. Получив поощрительную похвалу от доктора Бланта в прошлый раз, он готов был с уверенностью выступить со своим монологом и на этом собрании.

Придя впервые на собрание около двух месяцев назад, он был замечен как фигура, несущая отрицательный заряд энергии. Угрюмое выражение его лица вкупе с его плотным телосложением и отсутствием шеи создало у всех впечатление, как о некоем маньяке-мяснике. Крылья его ноздрей были постоянно напряжены. Многие тогда задавались вопросом «А не ошибся ли он группой?». Хоть доктор Блант и пытался затрагивать и «лечить» резкие вспышки гнева, тем не менее, профиль группы был заточен для лиц, кто плотно увяз в трясине депрессивных эмоций. Однако, спустя буквально пару сеансов, группа увидела в Эдварде довольно приятного человека. Он не боялся ведать о своих проблемах незнакомым людям, чем и расположил их к себе. Почти всех.

— Всем привет!

— Привет, Эдди, — отозвалась группа.

— Как вы знаете, со мной произошёл страшный случай. Вернее, не со мной самим, а с моим другом.

— Расскажите о нём, Мистер Клемент, — попросил доктор Блант.

Рассказывая свою историю, молодой Мистер Клемент делал акцент на то, какой сильной была его привязанность к его другу. Он мог подолгу описывать свой трепет, что он испытывал к нему и свою печаль, что пропитала его насквозь, когда его друг умер. Однако, Эдди Клемент никогда прежде не рассказывал ничего о нём самом. Каким он был, кем он был. Известно было только его имя — Макс.

— Приходилось ли вам когда-нибудь видеть в чьих-либо глазах искреннюю любовь и преданность? — уверенно начал мистер Клемент. — Современный мир практически стёр и опошлил понятия и о первом, и о втором. Нынче всё только на словах…

— Эд, кем был твой друг? — прервал его голос из зала.

— Всё, что мы видим по телевизору — это всё фальшь и обман. — Продолжил Эдди. — Люди навязывают нам свои сюжеты в фильмах, якобы пропитанные любовью, а в действительности, это истории, высосанные из пальца, придуманные кучкой бесчувственных идиотов методом выкрикивания друг другу строчек развития событий в киноленте с их точки зрения. Уверен, им не доводилось любить. Их никогда не любили.

— Мистер Клемент, по-моему, вы немного отошли от темы, — поправил Блант.

— Люди…

— Какие люди? Вы о ком? — доктор с интересом взглянул на собеседника.

— Люди, они…

— И что же?

— Они не способны так любить, — впервые за его выступления на собрании у него появился ком в горле и в воздухе повисла тишина. Глаза Эдди заблестели, он сомкнул веки и по его щекам скатились слёзы.

— Мистер Клемент, поделитесь с нами, о чём вы сейчас думаете, что происходит у вас на душе? Поведайте нам. Поведайте мне, — доктор был озадачен ходом развития их беседы, и он всячески пытался подтолкнуть мистера Клемент продолжить его монолог.

— Люди напридумывали сотни и тысячи способов охарактеризовать свои чувства, свою любовь. А знали ли они что это за чувство? Может это им всего лишь казалось любовью? А знали ли они что значит быть преданным?

В группе послышались перешёптывания. Через мгновение снова воцарилась тишина. Каждый из присутствующих в недоумении смотрел на Эдди. Взгляды некоторых были ему настолько неприятны, что буквально поедали его. В воздухе застыла вопрошающая интрига.

Переведя дыхание, Клемент решил закончить свой монолог:

— Моего друга звали Макс. И мне будет его не хватать.

Один из одногруппников, пожилой мистер Миллиган, поспешил поставить запятую вместо точки в речи мистера Клемент:

— Эд, погоди, ты так и не описал нам своего друга. Каким он был человеком?

Эдвард резко поднял голову, зафиксировав свой взгляд на нём. Это был взгляд недоумения и разочарования. Его губы затряслись, а глаза снова наполнились солёным блеском.

В этом мгновении присутствующие ощутили холод арктического циклона. Холод пронизывал буквально каждого в группе.

Наконец, молчание Эдди прервалось.

— Мой друг Макс — не человек. Это мой пёс.

Группа сразу оживилась и многие залились смехом. Глаза Эдди Клемент раскрылись ещё шире. Его губы затряслись ещё сильнее, а подступавшие слёзы теперь стекали одна за другой. «Некогда казавшийся многим суровым маньяком-убийцей оказался наивным ребёнком, потерявшим собаку» — Именно так подумали те, кто забыл на время о своей депрессии и залился безудержным смехом. Смех этот как автомат стрелял по робкому сердцу молодого Эдди, где каждая пуля оставляла неизгладимый след у него на душе.

В зале слышались разные возгласы. Казалось, что эти секунды длятся вечность. Терпеть такое было невыносимо для пациента Клемент. Его тучная фигура диковинно сочеталась с опущенной головой, свисающими вниз руками и с его печальной мимикой на лице.

— Тишина! — громко крикнул доктор Блант. — Перестаньте смеяться!

На Эдварде не было лица.

— Проявите уважение! — воскликнул доктор.

Но пациенту, потерявшего друга, уже не хотелось оставаться в обществе насмехающихся над ним людей. Он медленно встал, осторожно отодвинув свой стул, и направился к выходу, где висели пальто и куртки. Доктор Блант поспешил за ним. После минуты уговоров, он вернулся один.

— Суть таких собраний, как это, в том, чтобы сопереживать друг другу, говорить друг другу утешительные и напутственные слова, чтобы попробовать на минуту пропитаться болью других, чтобы взглянуть на всё их глазами. Наши комментарии должны давать силу и решительность одногруппникам. Все эти наши встречи призваны вселять друг в друга уверенность в преодолении возникших психо-логических травм. Мы должны приободрять, а не высмеивать друг друга. Как вы многие уже поняли, приободрения должны строиться на простых, но конструктивных умозаключениях, к которым мы стремимся, а не на простом похлопыванию по плечу. Но, умоляю вас, высмеивания не относятся к нужной нам категории! Наши с вами встречи это не только психотерапия, когнитивно-поведенческая терапия[4], нейролингвистическое программирование[5] и аутотренинг[6], это в первую очередь сопереживание и поддержка, — доктор снял очки и, зажмурившись, помял кончиками пальцев переносицу. — Сегодня я разочарован многими из вас.

— Посттравматический синдром, — продолжил доктор Блант, — это не только эмоциональные нарушения, вызванные экстраординарными природными общественно-политическими событиями: военными действиями, актами насилия или стихийными бедствиями. Причинами патологии могут быть и невротические расстройства после утраты близких членов семьи, в том числе и домашних питомцев. Не стоит высмеивать чью-то восприимчивость и мнительность. Есть люди, которые предрасположены посттравматическому синдрому из-за обыкновенной чувствительности, восприимчивости, впечатлительности, недостаточной сформированности адаптационных механизмов нервной системы. Мистер Клемент один из таких персон. Относитесь к чужим проблемам с уважением, даже если не можете их вовремя понять.

Доктор Блант редко позволял эмоциям брать верх, одолевать им и позволять вести себя непрофессионально. Случай с мистером Клемент немного пошатнул его уверенность в своей твёрдости и компетентности.

Стараясь не акцентировать сильно внимание на случившемся, доктор предложил продолжить сеанс. Желающих выступить по собственной инициативе не оказалось. Тогда Блант взглянул на новенького в группе:

— Мистер Гленн Хадсон. Почему бы вам не представиться и не рассказать немного о себе и о том, что привело вас к нам?

Внимание группы переключилось на новенького.

Мистер Хадсон медленно сглотнул ком, и неуверенными движениями подтолкнул свою коляску поближе к центру.

— Здравствуйте, я Гленн. Признаться, я, как и многие здесь, стал посещать эти собрания по наставлению врача. Говорят, это должно пойти мне на пользу. Хотя, я бы не назвал себя депрессивным человеком, знаете ли. Но… Говорить о том, как я стал инвалидом и как я с этим живу, я не готов. Не знаю, нужно ли это вообще? Думаю, мало кому вообще будет это интересно.

— Однако, вы здесь. Так почему бы вам не попробовать? — отозвался доктор Блант.

— Несчастный случай. Автоавария.

Гленн Хадсон снова посмотрел на Кэролайн Хант. Он выдержал паузу, провёл рукой по вспотевшему лбу и продолжил:

— При аварии я повредил позвоночник. Врачи сказали, что шансов на то, что я снова буду ходить, нет. Случай довольно тяжёлый. — Хадсон немного развернул коляску, показав тем самым, что закончил речь.

— Ну что ж, благодарю вас, мистер Хадсон, — подытожил Блант.

Зал поаплодировал новичку, и Гленн снова переглянулся с Кэролайн. На этот раз он увидел у неё на лице что-то похожее на улыбку. Немного помешкав, он ответил ей тем же.

Собрание продлилось еще около сорока минут. Послушав ещё нескольких участников группы, доктор долго говорил о силе постоянного нервного перенапряжения и характерных нарушений сна в виде ночных кошмаров или бессонницы. Он объяснял, как со временем у пациентов с посттравматическим синдромом может развиться так называемый церебрастенический синдром[7], а также нарушения со стороны сердечно-сосудистой, эндокринной, пище-варительной и других ведущих систем организма, если своевременно не постараться решить глубинные эмоциональные проблемы. Всем было скучно, и все хотели поскорее закончить собрание.

Закончив свою речь о фиксации на тяжелых воспоминаниях прошлого и склонности к уходу от реальности, доктор Блант объявил о завершении этого собрания. Все участники группы стали собираться по домам.

Кэрол Хант стягивала с вешалки свой шарф, когда к ней подъехала коляска Гленна Хадсона.

— Привет.

Кэролайн посмотрела на новенького и ответила ему:

— Привет.

Гленн не знал, как завести беседу. И тогда её завела Кэрол:

— Как вам у нас?

— Зрелищно, — многозначительно ответил Хадсон.

— А, вы про беднягу Эдди? Да, досталось ему сегодня. Хотя, я и сама немного удивилась, что речь идёт о собаке, нежели о человеке.

— Мне кажется, я вас знаю, — осторожно сказал мистер Хадсон.

Натянув на себя тёплый свитер, Кэрол повернула свою коляску в сторону Гленна и бросила на него вопрошающий взгляд:

— Увлекаетесь чтением?

Секунду поколебавшись, Гленн улыбнулся.

— Вы — Кэролайн Хант. Автор бестселлеров «Однажды ты поймёшь», «Возьми меня за руку» и «Унисон».

— Не думала, что меня ещё помнят.

— Я, сказать по правде, большой поклонник вашего творчества. У меня есть сборник ваших сочинений, который я не раз перечитывал.

— Рада, что вам понравилось. Ну, мне пора. Увидимся. — Настроение Кэрол немного наполнилось позитивом, восполнив тем самым гнетущее послевкусие от сцены с Эдди Клементом.

— Всего хорошего. До встречи!

Встреча с Кэролайн потрясла мистера Хадсона.

Малость повозившись с вещами, он направился к выходу.

 Хо́ли (также известный как Пха́гвах или Бходжпу́ри) — Фестиваль красок, ежегодный индуистский фестиваль весны.

 Петрикор — землистый запах, который ощущается после дождя.

 Фо́бия, боя́знь — симптом, сутью которого является иррациональный неконтролируемый страх или устойчивое переживание излишней тревоги в определённых ситуациях или в присутствии (ожидании) некоего известного объекта.

 Когнити́вно-поведе́нческая психотерапи́я — широко распространённая комплексная форма психотерапии.

 Нейролингвистическое программирование — псевдонаучное направление в психотерапии и практической психологии, не признаваемое академическим сообществом, основанное на технике моделирования (копирования) вербального и невербального поведения людей.

 Аутотренинг — Снятие мышечного и нервного напряжения, совершаемое методом самовнушения самостоятельно, без постороннего вмешательства; применяется в медицине, спорте, педагогике, на производстве, в самовоспитании.

 Церебрастенический синдром — симптомокомплекс, сочетающий в себе астению и другие психические и неврологические нарушения, которые развиваются из-за органического поражения головного мозга.

Глава III

По дороге домой, Кэрол столкнулась с домовладельцем. С мистером Блэком ей не доводилось общаться часто. Однако, и за непродолжительное время знакомства, она интуитивно нарисовала для себя его психологический портрет. Всему причиной — её привычка анализировать окружающих на предмет их скрытых помыслов, идущей далеко вперёд любого общения с кем-либо. Привычка, выработанная в подростковом возрасте. О статном мужчине, исправно следящим за собой, но не всегда следящим за своими колкими репликами в адрес жителей дома, она знала немного. Но того, что она прознала о нём от своей соседки Лиззи, было вполне достаточно, чтобы отнести Блэка к числу лиц, которые пользуются дурной репутацией. Слухи о домовладельце доносились до Элизабет отовсюду. Болтали разное. По словам одних, он был азартным транжирой, спускающим все сбережения в покер, по словам других, он частенько пользовался услугами девиц лёгкого поведения. Но все всегда сходились в одном: всё это было бы неважно, если бы он не был человеком бестактным и бесцеремонным. Своей манерой общения мистер Блэк оставлял горький и неприятный осадок у жильцов дома. Он не выбирал слов. А если бы и мог, то в его словаре не было бы слов теплоты и дружелюбия. Всё, чем был одержим мистер Блэк, это деньги и женщины, которых он мог увлечь в свою комнату. Высокий, европейского происхождения мужчина, с лицом, походившим на утёс, из которого торчит каменный выступ в виде его носа. Скалистые глыбы вместо скул. Поредевшие волосы, зачёсанные бриолином в духе сороковых годов. Всегда носил тёмно-коричневый костюм в полоску.

— Добрый день, мистер Блэк.

— Здравствуйте, мисс Хант.

— Позавчера лифт застрял между этажами. Надеюсь, лифт починили и такого больше не будет? — поинтересовалась Кэролайн.

— Лифт исправен. Быть может, это вы что-то не то там нажимали или вовсе задели своей коляской, — небрежно ответил мистер Блэк. — Думаю, не будет лишним, если бы были бы аккуратнее.

Кэрол на секунду остановила коляску, приковав к Блэку свой недоумевающий и в то же время возмущённый взор, и тронулась дальше.

— Всего доброго, мисс Хант, — послышалось ей в след.

— Ну что, как прошла вечеринка? — Лиззи уже встречала Кэрол на площадке у её двери.

— А почему ты не на работе?

— Ты невнимательно слушала. Я сегодня во вторую смену, — Лиззи взяла у Кэрол ключи и открыла верхний дверной замок.

Войдя внутрь, подруга стала помогать Кэрол раздеться и направилась на кухню ставить чайник.– Ну что, когда возьмёшь меня с собой на ваш дрэг-рейсинг? — послышался звонкий голос Лиззи из кухни.

— Лиз, там не все на колясках. И хватит подшучивать над моим транспортом.

— Да брось ты, значит там и пешие есть? — игриво спросила Элизабет.

— Разумеется.

Переодевшись, Кэрол покатила коляску на кухню, где ей на встречу выпрыгнула Лиззи и, сдел