Оглавление

Дураки

повесть

«Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться…»

Еккл. 1:9

* * *

В летний субботний день клязьменская шпана — а настоящая шпана в зажиточном Подмосковье давным-давно перевелась — планировала собраться у ворот Николая Степаныча. Вместе решили поехать порыбачить. Вечерний лов бывал неплохим на дальнем озере. «Дальним» же его называл один Николай Степаныч и только потому, что рядом с другим водоемом, ближе к Клязьме и Учиновке, он сдавал дачникам небольшую хибару.

И всё пошло не так с самого начала. Пробило три часа дня, парни не появлялись. Николай Степаныч выгнал запыленный «шевроле» за ворота и уже с полчаса топтался перед калиткой и ворчал на своего Дружка, преданную лохматую псину. Отправляясь на рыбалку, собаку он брал обычно с собой. Дружок нетерпеливо поскуливал у ног хозяина.

Из троих явились двое. Петька Колесников и Веселуша. И один Веселуша принес удочки, сумку, рыбацкие принадлежности…

Николай Степаныч рыбачить за компанию не любил. Однако с прошлого года, когда намечал по­ехать куда-нибудь подальше, звал с собой соседских ребят. Вчерашние старшеклассники и разгильдяи, а сегодня студенты — соседские дети успели обзавестись водительским правами. Кто-нибудь из ребят, обычно Колесо — так прозвали Петрушу Колесникова, — садился за руль по дороге обратно.

Без водки и закуски рыбалка бывала ничуть не хуже. Но если есть что ловить, как в прошлые годы. Сегодня же клевала мелюзга, на блесну хватал окунь, щука, но редко и небольшая. Пара рюмок под стрекот кузнечиков, сваренная на костре уха — простые радости жизни скрашивали как скудный улов, так и невезение с погодой, а с капризами климата тоже приходилось считаться.

Петя Колесников, парень неглупый, но расхлябанный, уже успевший вылететь с бюджетного отделения экономического факультета, не извиняясь за опоздание, стал еще и жаловаться. Удочки и спиннинги пропали, кто-то из домашних засунул снасти непонятно куда. Перерыть пришлось и сарай, и чердак, но всё так и пропало. Петруша принес только блесны, да и те старенькие, допотопные.

— Взял я всё для тебя, не переживай, — без обиды сказал Николай Степаныч. — Ну что, рыбаки, по­ехали? Дружок!

Пес вскочил в открытый багажник и, едва умещаясь среди вещей хозяина, как по команде затих.

На ходу, под настроение, изменились и планы. Ехать решено было не к озеру, как намечали, а на речку. Вода в Уче оставалась ледяной даже летом, не окунешься. Зато рукой подать, езды на двадцать минут, не больше. Погода выдалась ясная, теплая, день стоял воскресный, и на обратном пути пробок было не избежать, Старое Ярославское шоссе в такие дни запружено дачниками. К тому же на днях сосед по улице поймал в Уче всё же увесистую щуку. Сосед мог и пошутить, крупной рыбы с Учи давно никто не приносил. Но уличить болтуна в бахвальстве можно было одним-единственным способом — поехать да порыбачить…

Дорогой говорили о женщинах. С Николаем Сте­панычем, отставным полковником, всегда почему-то приходилось говорить об одном и том же. Овдовев, он жил один с уже повзрослевшей дочерью. И жил невесело. Девочка была инвалидом. Аутистом, не то дауном она и родилась, а в семью попала из детдома. Впрочем — вдовец да не совсем, как поговаривали. Бывшего полковника частенько видели с женщиной лет на двадцать моложе его.

— С женским полом, полковник, это такое дело… Никогда ничего не поймешь. По усам текло, а в рот не попало.., — развязно городил Петруша Колесо, развалившись на сиденье справа от Николая Степаныча.

Николай Степаныч нехотя переспрашивал:

— Объяснил бы неучам… Это как так?

— Да так… Сегодня есть, а завтра нет… С одной вроде ничего, да всё не то. А с другой всё то, да…

— Да вообще ничего, — дружелюбно поддел Николай

Степаныч.

Студент на заднем сиденье, тоже в черных очках, в разговор не вмешивался, но ухмылялся каждой реплике друга.

— Болтун ты, каких свет не видывал, — сказал Николай Степаныч. — У тебя же девушка была?

— Не у меня, а у него, — Петруша Колесо повел головой на друга за спиной. — Я в них вообще разочаровался.

— В ком?

— В бабах.

— Ты?!

— Ну а как? Они же все, типа это… Я красивых предпочитаю, а не смазливых. А красивые, они…

Ну типа не первой свежести, загуленные.

Николай Степаныч качал головой.

— Если так хорошо разбираешься, привел бы хоть одну, показал бы, — сказал он.

— Вам?

Полковник смерил собеседника непонятным взглядом.

— Ну и приведу… Верусю, директрисину дочку… Из школы, Павлову, знаете? Могу и ее, — уже без шуток обещал

Колесников Петр. — Сладите… Наши вон втроем на речке… Ну там, где беседка и кабины, знаете?

— И чего втроем? — не понимал собеседник.

— Отделали, и ничего.

— Ты-то откуда знаешь? — Николай Степаныч с досадой мотал головой. — Третьим был, что ли?

— А может и был. Да не я, а он. — Студент развернулся к своему другу.

Но тот продолжал ухмыляться. Сказанного, впрочем, тоже не оспаривал.

Главное Петруша Колесо всё же утаивал. Дочь Николая Степаныча Анну, девочку с ограниченными возможностями, вдвоем с другом они не просто обхаживали, не просто билеты в кино ей дарили, — так думал Николай Степаныч, — а в обмен кое-чем себя уже отблагодарили, и на этот раз не друг, а он, Петруша.

Близости с девушкой Петруша так и не добился. Но надежды не оставил. Да и друзей обещал не обделить. Друзей же — орава. Веселуша слыл среди всех самым совестливым.

— Запросто так и приведешь? — спросил полковник, всё еще в чем-то сомневаясь.

— Запросто. Просто так.

— Ну веди тогда, ладно.

Собеседники обменялись взглядами. И обоим стало ясно, что время прежних простых отношений закончилось. Полковник, видимо, постарел. Молодой человек повзрослел. Всю оставшуюся дорогу молчали.

К Уче, местной речке, выезжали по раскатанным проселкам сплошь в ямах и лужах. Луг в стороне зажелтел от камышей. Слева же тянулся свежий забор выше роста. Еще пару недель назад ограждений не было. Кто-то строился и начинал, как водится, с забора…

Николай Степаныч уверенно проехал через заросли, отделявшие дачи от лугов и речки, и через рытвины с водой, проложенные грохочущими досками, вывернул на берег. На поляне, поближе к иве, сникшей над заводью, остановились.

Пес первым выбрался в высокую траву. За ним студенты. Прежде чем вынимать вещи из багажника, парни закурили.

— Ну и ну… Мать родная, умереть не страшно, — щурился по сторонам Николай Степаныч.

— Вы про что?

— Смотри! — полковник показал взглядом на лес, подступавший к реке за оградами и домами. — Красиво, что скажешь?

— Вам бы стихи писать. Премию бы дали, — съязвил Петруша. — Когда сравнивать не с чем…

Полковник будто бы соглашался:

— Ты прав, не с чем. На островах Канарских не бывал, и тьфу на них… Спиннинг — мой, блесны — твои. Вот тебе… Хоть и китайский, а «шимано», не ухайдакай.

Втроем принялись разбирать рыболовное снаряжение. Николай Степаныч сразу же пошел обследовать берег, хотел проверить пригодность знакомых мест. Собака, семеня следом, весело завиляла хвостом.

Студенты развели костер, натаскали веток и опять дружно курили. Петруша Колесо не переставал деловито отвечать по своему айфону. Звонили то родители, то девушки, то друг. Всеволод подвесил над огнем котелок, налил в него из бутылки воды и вскоре смог заварить черный чай. И всё это время, обсуждая что-то свое, парни оглашали громким хохотом и поляну, и весь берег речки.

— Рыбу распугаете, хорош галдеть, — появился у костра Николай Степаныч. — Я вон туда пойду. А вы… да левее попробуйте. Места хватит. Там мужик один всё на блесну окуней цепляет. А потом перекусим, окей?

Пес стелился у ног хозяина, от нетерпения опять поскуливал. С улова мелкой рыбешки, если уж ставили удочки, перепадало и на его долю.