В этом смысле Россия — это абсолютно другая реальность, которая не свойственна ни одной европейской стране. Эти огромные размеры и различия регионально-политических культур затрудняют формирование любой значимой и сильной оппозиции, потому что для ее формирования нет сопоставимых ресурсов. Оно делает очень сложной любую борьбу на национальном уровне.
Пространство России, ее размеры — это не только преимущество, но колоссальное проклятие, потому что это обуславливает замедленное развитие огромного количества территорий. В силу разной истории, разного состава населения, разной структуры экономики, разных географических и даже климатических условий, различные территории России имеют разную скорость развития.
На практике то, кто в конкретном случае воспринимается на территории как «настоящий» мэр, зависит от ряда обстоятельств: распределения полномочий в конкретном уставе муниципального образования, личного влияния и авторитета конкретного руководителя, его опоры на стабильное большинство в представительном органе.
Как отмечал В. Я. Гельман, электоральный цикл 1997—2000 годов продемонстрировал «подрыв реального влияния на важнейшие политические решения таких формальных политических институтов, как партии, парламент и законодательство в целом. Их роль в новых условиях оказалась занижена за счет усиления неформальных практик административной мобилизации избирателей, клиентелизма и коррупции»
До этой гипотетической трансформации нынешняя система управления регионами может сохранять устойчивость на довольно длительный период. Никаких внутренних предпосылок для ее радикальных изменений сейчас мы не видим.
Таким образом, возглавлять новую региональную фронду сейчас практически некому. Ситуация может измениться, но не до, а после федеральной политической трансформации. Новому возрождению влияния региональных элит должно вначале предшествовать резкое ослабление федеральной власти и ослабление контроля из центра над региональными администрациями. Только тогда сохранившиеся в администрациях и региональных парламентов местные влиятельные руководители могут начать свою игру. Сами же они трансформацию вряд ли инициируют.
Но в небольших и небогатых регионах никаких ресурсов у местных элит что-либо противопоставить администрации нет, да и сама администрация не воспринимает себя как самостоятельную силу и представителя региона. Таким образом, администрации постепенно перестают быть центром кристаллизации региональных элит (остаются ими лишь частично), эта роль все больше переходит законодательным собраниям и иногда местным советам.
Кроме того, в силу личных связей и авторитета, а также опоры на мощные экономические либо иные ресурсы могут проводить собственную политику, в том числе кадровую, некоторые губернаторы — политические тяжеловесы. Они могут не сильно оглядываться на федеральные ведомства. К ним, несомненно, можно отнести Сергея Собянина, Андрея Воробьева, Алексея Дюмина, Рамзана Кадырова, а также в меньшей степени Рустама Минниханова и Олега Кожемяко.
С теми, кто, по мнению центра, имеет силу (а опора на сплоченные этнические и/или клановые общности — это сила), в его представлении лучше договориться по-хорошему и связать круговой порукой и общей ответственностью. Кроме этнических регионов, высокую силу сплоченности и умение действовать сообща нередко демонстрировали элиты или части элит таких регионов, как Новосибирская область, Краснодарский край, Ярославская область, Иркутская область. Эти регионы на общем фоне, несомненно, выступают как более сильные политические игроки и лоббисты. Возможно, причина в политических и исторических традициях данных территорий.
Региональные элиты (точнее, их осколки) в региональных администрациях сейчас представлены лишь по утилитарным для власти причинам: необходимость сохранить управление в некоей сфере и объективная потребность иметь на соответствующей должности пользующегося уважением в данной сфере специалиста; заинтересованность губернатора в конструктивном взаимодействии с «местными» по политическим причинам (включая поддержку в заксобрании), для чего нужны некие авторитетные фигуры из состава местных внутри администрации; отсутствие у самих новых губернаторов собственных политико-управленческих команд в иных сферах. В основном речь идет о личном авторитете какого-то конкретного уважаемого заместителя губернатора, а не об институте.
