автордың кітабынан сөз тіркестері  Музыканты прошлых дней

Ромен Роллан

Можно даже сказать, что пластические искусства для своего полного развития вообще нуждаются в досуге и роскоши, в утонченном классе общества, в известном устойчивом равновесии цивилизации. Но когда материальные условия делаются более суровыми, когда жизнь становится тяжелой, скудной, отягченной заботами, когда она лишена возможности развития во вне, она сосредоточивается в себе самой; вечная потребность в счастьи толкает ее на иные художественные пути: красота преображается, она принимает более духовный характер, она находит себе прибежище в искусствах более глубоких — в поэзии, в музыке. Она не умирает. Я вполне искренно верю, что она никогда не умрет. Для человечества не существует ни смерти, ни воскресенья. Светоч не угасает; он лишь перемещается передаваясь от одного искусства к другому, от народа к народу.

Музыка сбивает с толку тех, кто ее не чувствует: ее содержание кажется неуловимым; она не поддается переводу на язык логики и как будто не имеет связи с действительностью. Какую же пользу может извлечь история из того, что находится как бы вне пространства и вне истории?

Бывают случаи, когда музыка является единственным свидетелем большой внутренней жизни, которая ничем не проявляет себя во вне

Сходства и различия готических памятников позволили Виолле ле Дюку разыскать великие торговые пути XII века

А между тем, политическая жизнь нации — это лишь самая поверхностная сторона ее существа. Чтобы постичь ее внутреннюю жизнь, источник ее энергии, надо проникнуть в самую ее душу посредством литературы, философии, искусства, в которых нашли свое отражение идеи, страсти, мечты целого народа.

Тот, кто велел написать на своей могиле: «Hierruhtein rechtschaffener deutscher Mann, ein eifriger Christ, ein treuer Gatte»(«здесь покоится честный немецкий гражданин, ревностный христианин, верный супруг»), упомянув в самой последней строке о музыкальном таланте, — хотел показать, что величие свое он полагал скорее в сердце, чем в искусстве.

Но не значит ли это обеднять искусство? — Нет, отвечает Глюк, это значит, напротив, сводить его к основному принципу прекрасного, представляющему собой не толькоправду, как говорил Рамо, но ипростоту.

«Простота, правда и естественность — вот три великих принципа прекрасного во всех произведениях искусства».

В конце концов, если бы даже у «их не было специальной музыкальной подготовки, то искреннее суждение людей столь умных и эстетически просвещенных всегда имело бы большой вес; если же мы станем отстранять и этих людей, то, спрашивается, чье же мнение окажется заслуживающим внимания? Было бы смешно, если бы музыка стала отвергать мнение всех непрофессионалов. В таком случае пусть она себе замыкается в рамки кружка, и нечего о ней говорить! Искусство заслуживает почета и любви лишь в том случае, если оно. подлинно человечно и обращается ко всем решительно людям, а не к одной лишь кучке педантов.

Слава Франции состоит в том, что ее многогранная душа не довольствуется одним единственным идеалам; дело не в том, чтобы идеал этот был нашим, а в том, чтобы он был великим.

«Вовсе не тишина, — говорит он, — успокаивает лучше всего слишком потрясенное воображение. [325] Опыт и рассуждение учат нас, что существуют звуки, гораздо более способные оказать такое действие, нежели тишина. Это те звуки, которые, подобно звукам в «Logistille», долгое время тянутся почти в одинаковом движении, причем звуки последующие не бывают на много выше или ниже, медленнее или быстрее, чем звуки предшествующие, так что поступательное движение голоса совершается чаще всего по самым малым интервалам. Повидимому, эти звуки, которые ускоряются или задерживаются в смысле выразительности и движения не иначе, как следуя медленному и однообразному нарастанию, более способны вернуть уму то ровное течение, в котором и состоит спокойствие, нежели тишина, заставляющая его следовать охватившему его непроизвольному и беспорядочному потоку мыслей».