У меча тогда спросил он, Хочет знать его желанье: Не захочет ли оружье Мяса грешного отведать И напиться злобной крови? Понял меч его желанье, Он учуял мысли мужа, Говорит слова такие: «Отчего же не желать мне Мяса грешного отведать И напиться злобной крови, Коль пронзаю я безгрешных, Пью я кровь у неповинных?»
Ягодкой меня все звали, Золотко меня прозвали, Уточкой была отцовской, Милым матери гусенком, Водяною птичкой брата, Зябликом была сестрицы, Как цветок я шла дорогой, Как малина шла по пашне, Я по берегу шумела, В полевых цветах качалась; Распевала по долинам, На холмах кукушкой пела, По лесочкам я играла, Веселилась в каждой роще.
«Ахти! Лемпи ты сыночек! Если хочешь взять красотку Постоянною супругой, Точно курочку в объятьях, Поклянись мне вечной клятвой, Что войны ты не затеешь, Как бы золота ни жаждал, К серебру бы ни стремился!» Тут веселый Лемминкяйнен Говорит слова такие: «Я клянуся вечной клятвой, Что войны я не затею, Как бы золота ни жаждал, К серебру бы ни стремился, Но и ты клянися также Не ходить гулять в деревне, Как бы плясок ни желала
Что бы было, если б пел я, Распевал я очень много, Пел бы я в долине каждой, Пел бы в каждой синей роще! Мать моя уже скончалась, На земле уж нет старушки, Золотая уж не слышит, Дорогая уж не внемлет: Здесь меня лишь сосны слышат,
Скрыла милого сыночка И питала дорогого, Это яблочко златое, Этот прутик серебристый. На руках своих кормила, На руках своих качала. Положила на колени, На своем укрыла лоне, Начала головку гладить И волосики чесала.
Если б умерла, бедняжка, Если б, слабая, погибла, На другой бы год, быть может, Иль на третье, может, лето Зеленела бы я травкой, Зацвела бы я цветочком, Вышла б ягодкой на землю, Вышла б красною брусничкой
Мать родную не забудь ты, Огорчать ее не вздумай! Жизнь она тебе дала ведь, И твои вскормила груди Мать ведь собственною грудью И своим прекрасным телом; Редко мать спала ночами, О еде порой забывши, Дитятко свое качая И свою малютку нянча.
